Авантюра, которой не было (Наталья Лопухина) - Елена Арсеньева

Конечно, оба они опасались ревности императрицы, однако обстоятельства благоприятствовали любовникам: Екатерина чувствовала себя плохо, ей на какое-то время стало не до галантных утех, и этим вовсю пользовались дерзкий Рейнгольд и его авантюрная подруга. Случайные свидания Наталья устраивала так лихо, что ей мог позавидовать сам господин Случай. В нужное время находилась и пустая каморка, и удобный топчан, и слуги были разосланы с самыми неотложными поручениями, и муж либо спал беспробудно, испив кваску, поднесенного заботливой (ха-ха, заботливой!) супругой, либо бражничал с нежданно (ха-ха, нежданно!) явившимся другом, либо получал внезапный (ха-ха, внезапный!) вызов во дворец… Наталья набрасывалась на Рейнгольда, как фурия на свою жертву. Она ничего не боялась, и, наверное, если бы даже в разгар любовных утех их застал Степан Васильевич, не замедлила бы с оправданием, да таким веским и убедительным, что Лопухин извинился бы и вышел…

Любовникам совершенно не мешало в разгар ласк, что на шее у Рейнгольда болтался миниатюрный портрет императрицы, пожалованный ему как признание его особенных заслуг.

Напротив! Алмазы, которыми была усыпана рамка портрета, придавали особенный блеск их отношениям.

Не стоит обольщаться: и галантный Левенвольде гулял при этом налево, и Наталья отнюдь не являлась образцом верности возлюбленному Рейнгольду (как и не возлюбленному Степану). У нее было множество любовников – совершенно в духе того времени, когда верность одному мужчине считалась при дворе нелепостью. Брат Рейнгольда, Карл-Густав Левенвольде, тоже был ее покорным рабом, шептались насчет консула Рондо, да еще и другие имена называли… преимущественно иностранные, ибо Наталья питала столь же стойкое отвращение ко всему русскому, как и ее милый друг.

«Господи, ну что находят мужики в этой накрашенной кукле?» – вяло недоумевал порою ее заброшенный супруг Степан Васильевич, у которого на лысеющей голове выросло уже столько пар рогов, что это сделало его философом поневоле. Впрочем, он не мог отрицать, что Наталья необычайно умна тем практическим немецким умом, который делал из нее хорошую хозяйку, рачительно ведущую дом, и позволял удерживать место первой красавицы столицы, увеличивая число своих доходов и без помощи кошелька законного супруга. Степан Васильевич давно и со многим смирился и даже научился извлекать пользу из увлечений жены. Он не сомневался, что рано или поздно Наталья вытащит его из московской заплесневелой скуки, и не препятствовал ей добиваться этого любыми дозволенными и недозволенными средствами.

А между тем все решилось волею Провидения. Болезнь государыни довела ее до смерти. В последние минуты Екатерина отдала трон тому, кто долгие годы пребывал лишь жалким приживалом при дворе: великому князю Петру Алексеевичу, сыну злополучного царевича Алексея.

Тотчас возросло при дворе значение Лопухиных – как родственников некогда опальной Евдокии Федоровны, теперь обласканной и возвеличенной внуком. Степан Васильевич немедля воротился из московской ссылки и сделался камердинером юного императора. Ласки и милости посыпались и на его жену, назначенную статс-дамой царевны Натальи Алексеевны, сестры Петра.

Один из Левенвольде, Карл-Густав, стал камергером при дворе Петра, а вот обворожительному Рейнгольду пришлось отъехать в свои лифляндские имения. В отличие от своего брата он не обладал государственным умом и был просто, выражаясь по-французски, папийом – бабником, легкомысленным повесой, которому красота и обольстительность вполне заменяли ум и талант. Наталья Федоровна волею-неволею заменила младшего брата старшим, однако изредка наезжала в Лифляндию, где отдыхала от придворных передряг.

Да, жизнь Лопухиных при дворе всем была бы хороша, кабы не схватились они с сестрой Петра, великой княжной Натальей Алексеевной.

Ссора произошла из-за невесты императора. К тому времени, к 1728 году, Петр уже отделался от навязанной ему завещанием императрицы Екатерины дочери Александра Даниловича Меншикова Марии, которую в минуты доброго расположения называл мраморной статуей, а в минуты недоброго – ледяной куклой. И отец, некогда всевластный Алексашка, и дочь пребывали в ссылке в жутком Березове, а вопрос о новой невесте Петра оставался жизненно важным, ибо означал безусловное приближение к царю и возвышение одной из многочисленных семей, боровшихся за влияние на неокрепшую душу императора, а значит, за власть.

Котировались и иноземные принцессы. А также принцы! Ведь Наталья Алексеевна, пусть еще и не засидевшаяся в девках (ей было четырнадцать лет), очень хотела замуж. Она находилась под сильным влиянием испанского посланника де Лириа, а оттого самым подходящим женихом казался ей испанский инфант Дон Карлос. Поговаривали даже о приезде инфанта в Москву, хотя со стороны испанцев не было сделано никакого шага к осуществлению сего брака: по правде сказать, союз с русской великой княжной Испанию не интересовал.

Однако увлеченность Натальи Алексеевны мифической идеей брака с испанским принцем была настолько сильна, что она даже поссорилась на этой почве со Степаном Лопухиным.

Вина за ссору, впрочем, лежала более на англичанах. Они очень любили распространять слухи о том, что происходит (или не происходит) при русском дворе. А в фантазиях не стеснялись!

И вот однажды барон Остерман явился к де Лириа и, давясь от сдерживаемого смеха, сообщил: в Европе ходят слухи, будто ему поручено начать с посланником переговоры относительно женитьбы царя на испанской инфанте, поскольку ее брак с португальским принцем не состоялся!

Де Лириа вытаращил глаза. Безумие слухов заключалось в том, что никакой инфанты и в помине не было, у испанского короля имелся только сын, о дочери там и не помышляли! Однако до тех пор, пока Остерман не начал во всеуслышание смеяться над этой глупостью, повторяя: «Дай бог, чтобы ее католическое величество родила дочь, чтобы отдать ее нашему императору!», разговоры об испанской невесте ходили и по Кремлю. Некоторые, в числе коих был и Степан Лопухин, восприняли слухи всерьез.

Он немедленно донес их до жены.

Наталья Федоровна так и взвилась. Иноземная жена – это то, что нужно! Она ослабит влияние на императора старого русского боярства! Может быть, вернет из ссылки Рейнгольда… Но тут путается в ногах Наталья Алексеевна со своей влюбленностью в Дон Карлоса. Если царевна выйдет за испанца, значит, император станет искать русскую жену. Его вынудят к этому, ибо двух браков царствующих особ с иноземцами Россия не потерпит. Хоть и не старые нынче времена, а все же жди тогда набата! Значит, надо остудить в царевне страсть к испанскому жениху, и чем скорей, тем лучше.