Черная охота - Иван Тропов

— Минут десять.

— Хорошо… Потом в сон его брось. Не до комы, но чтобы сам не скоро оклемался.

— Дэйв…

Это уж вообще ни в какие ворота! Одно дело подтереть немножко, и другое дело вот так…

Но Дэйв уже не слышал.

Шел к выходу. Потому что в комнату, на шум, сунулась та платиновая блондиночка — и теперь пятилась обратно, неподвижно уставившись на Дэйва своими огромными глазищами… В которых удивление почти утонуло под мечтательной поволокой и покорностью.

Тим выдохнул, зло и резко, и вернулся к «Гаранту», застучал по клавишам. Не такое уж это простое дельце: вырубить человека надолго, но при этом ничего ему не повредить.

В соседней комнате шелестел термовик, какое-то невнятное мычание…

Мачо недоделанный, чтоб его! Интересненькие жизненные идеалы. Всем, кто рискует встать на пути — по рогам. И все красотки — тоже его… И ведь обламывает, черт бы его побрал! И рога обламывает, и красоток. Этих вообще одним взглядом…

Только рановато напарничек брутальничать начал — еще из Империи не успели выйти!

И вообще.

Беса променял на какую-то сетевую выпендрюжку.

Теперь вот с Пауком так обошелся…

Обрубает все концы — это можно понять. Да только как бы при этом и все мосты за собой не сжег! Дальше-то как, с кем работать будет? Ведь как последний дурак себя ведет! Словно это дело у него последнее, а потом хоть потоп! Будто вообще из Отстойника возвращаться не собирается!

Через сотню верст после дома Паука началась полоса разделения.

Специальный Эмиграционный Отдел поработал на славу. Пятьдесят километров выжженной химикатами земли. Ни травинки, ни клопика. Только песок и голые камни.

Для ликвидации предпосылок к провокациям, как говаривают политиканы.

Чтобы отбросы из Отстойника не расползались к границам Империи, не отсасывали у имперских форпостчиков и не брюхатили имперских форпосток, если перевести на нормальный язык. А то никаких грин-карт не напасешься на этих детей зеленого бога. И так уже почти превратили всю Европу в еще один сектор Отстойника. Впору такой же полосой от нее отгораживаться…

Но это все, по большому счету, фигня. И даже то, что о деле пока ни слова — тоже фигня.

А вот напарник в зазеркалье — это уже серьезно.

Рекламируют зазеркалье как золотую середину между полной виртуалкой и реалом. «Прекрасней любой реальности, интересней любой игры!» Да только и распоследний имбецил понимает, что ни один зазеркальный софт не дает полной адекватности поведения. В принципе не дает. Даже не учитывая безрукость отдельных программеров…

А на охоте любая мелочь может оказаться проводником в экзистенциальное. Дэйв, может, и лучший среди частных охотников — но только не когда в зазеркалке.

Неподвижным взглядом уставился на куда-то за горизонт… Штурвалы стиснул так, что пластик только жалобно потрескивает.

— Дэйв, кончай выпендриваться, — сказал Тим. — Выходи.

А чтобы у напарничка не было искуса постоянно сбегать в свою зазеркалку, каждую свободную минуту…

Тим расстегнул термовик, залез во внутренний карман и достал заглушку. Крошечная деталька — а эффект потрясающий. Блокирует переключатель режимов реал/зазеркалка. Пусть постоит до тех пор, пока под флаером снова не окажется полоса разделения.

— Давай, давай, выходи. — Тим потянулся к затылку Дэйва, где под волосами спрятан переключатель. — А я тебе на всякий случай еще вот это…

— Нет, — охотник остановил руку чароплета.

— Милорд?..

Чароплет не спешил убирать руку.

Амулет раскачивался на цепочке. Золотая сеточка-оправа, внутри покрытый лаком глаз василиска — кажется, до сих пор живой…

Чтобы видеть темную сторону мироздания. Все те струнки разрушения, на которых чароплет играет свои боевые закляться.

— Возьмите, милорд. Загляните в мироздание глубже. Прикоснитесь к его сути. Сожмите в ваших пальцах его сердце…

— Нет.

— Почему же нет, милорд? Это сделает вас сильнее…

— Нет, чароплет. Это не сделает меня сильнее.

— Не понимаю, милорд…

Глаз василиска покачивался и покручивался на цепочке, словно осматривался.

— Твои чары помогают, с ними можно увидеть и прикоснуться к струнам мироздания, иначе недоступным, — и все же твои чары не приближают к сути вещей. Подсвечивая одно, они затемняют все остальное. В мире твоих чар все искажено. Извращено. Одни лишь грязные тени. Слишком много грязи, боли… Слабости. Жалости.

— Зато вы знаете, куда бить, милорд. Бить так, чтобы удар разил наповал…

— Не хочу больше этого видеть.

— Почему же, милорд?..

— Надоело. Это отравляет жизнь. Мешает быть сильным.

— Вы ошибаетесь, милорд. Нежелание видеть темную сторону мира — это постыдное бегство, недостойное настоящего воина. Это, да простит меня милорд, почти трусость. Вот что может сделать вас слабым, милорд…

Дэйв расхохотался.

— Слабость — это вестись на разводы о том, что такое слабость! А трусость — это превратить свою жизнь в помойку только потому, что кто-то считает, что иначе не выжить!

Тим засопел.

Хотел промолчать, но не выдержал:

— Ладно, упертый! Но ты хоть понимаешь, что это опасно? Ты схлопочешь пулю, даже не заметив ее! Ни одна зазеркалка не может эквивалентировать реальность идеально!

— Что есть настоящее в этом мире, чароплет? Даже усиленные твоими чарами глаза — всего лишь глаза. Они бессильны приблизить к сути вещей. Мы никогда не видим того, что есть на самом деле, — лишь смутные отблески того, как элементы мироздания взаимодействуют друг с другом. Тебе ли этого не знать, чароплет…

— Но, милорд…

— Хватит.

— Но…

Охотник поморщился и дернул плечом, словно прогонял назойливую букашку.

Не надо его слушать, — чароплет умеет убеждать. Сколько раз уговаривал и вешал на шею этот глаз черного всевиденья!

Но не в этот раз.

Не в этот!

Охотник достал крошечную ракушку, испещренную волшебными рунами, и вставил в ухо. Шорохи далекого моря сплелись в мелодию, подернулись рябью слов…

Столько лет, столько долгих лет,Я смотрел на мир — сквозь сны…

It is a twenty ninety nine,The human race has to face it!They are confronted with the truth!It's secret!!! Mysterious!!!

— орали злым голосом колонки так, что заложило уши.

Тим потянулся сделать потише, но Дэйв отбил его ручонку. Словно от мухи отмахнулся.

Ждали ребята Паука как и положено — под стеной высотки.

Полуразрушенной.

Полоса разделения — это не только пятьдесят верст выжженной земли. Это еще и десятки городов-призраков на краю Отстойника. Там, где раньше работали нежелательные технологии. В смысле, для Империи нежелательные. Незачем отбросам в Отстойнике современные технологии. И так их десять миллиардов, хватит.

В этом городишке раньше был какой-то завод. Но при бомбардировке и остальным домам досталось. От высотки остался только один бок, штук пятнадцать полуразрушенных этажей.

Вот ребята Паука и ждали под этой стеной — с севера.

Все верно, так и надо. Ведь геостатики видеонаблюдения над экватором висят. И получается, на эти широты чуть сбоку смотрят. Так что с севера под стеной — мертвая зона. Ничего не видно со спутника. Так что все верно. Хорошо Паук дрессирует своих ребят.

А ведь он не знал, что геостатик будет следить. Так, на всякий случай подстраховался… Черт возьми! Такого партнера потеряли!

Их было трое.

Один гном, мелкий и тощий.

Двое других орочьи полукровки. Близнецы. Высокие, крепкие и какие-то

угловатые, словно их из кубиков конструктора собирали.

Похоже, под термовиками — если можно так назвать эти исцарапанные и латаные-перелатанные обноски — у них какие-то боевые экзоскелеты: тяжелые бронежилеты и сервоприводы для усиления движений. Вместе с аккумуляторами килограмм под двести, вот и получается — словно маленькая гора под термовиком.

Две штуки. Арабской национальности. С изрытыми оспинами мордами. Завистливо разглядывающие Дэйвовскую крылатую лошадку, на которую им не то, что за всю жизнь не заработать — даже просто прокатиться не светит.

За этими мордоворотами под стеной притулились два джипа.

Один совсем задрипанный. Второй тоже не так чтобы

молодой, но еще крепкий. И породистый. Хорошо сложен.