Бегущая под дождем - Анатолий Чупринский

Леонид уже полгода корпел над новым романом. С ночными бдениями, с муками и головной болью. Все как положено. Вероятно потому, что впервые взялся за историческую тему. Роман повествовал о несчастной и несравненной Нефертити, наследнице трона египетских фараонов. Самой красивой женщине древнего мира. С момента написание первой строки он, как в омут с головой погрузился в историю. И утонул в ней. Чего с ним никогда ранее не случалось. Все предыдущие тридцать три года он был совершенно равнодушен к древности. Теперь постоянно пребывал, как бы, в двух измерениях. Автоматически делал бытовые дела. Ходил в магазин, строил собственными руками в гараже катер, встречался с друзьями. Но все его мысли и чувства были где-то там, далеко-далеко. За много тысяч километров от Подмосковья, на берегах полноводного Нила.

В компании друзей, вечерами в нижнем буфете Дома литераторов, он постоянно был рассеян, отвечал невпопад, в последние дни даже замкнут. Друзья-литераторы относились к подобному состоянию с пониманием.

Написать исторический роман, это вам не кот начихал!

— Посмотри, там в машине… — хриплым голосом сказал Леонид, — … на заднем сидении есть аптечка.

Рыжая не двинулась с места. По-прежнему, с испугом смотрела на него.

— Ну! Живо! — повысил он голос.

Рыжая перевела дыхание, облизнула губы и, настороженно поглядывая на Чуприна, обойдя его стороной, скрылась к гараже. Было слышно, как она хлопнула дверцей машины. Чуприн несколько раз с силой прижал ладонь к голове, поднес ее к глазам. На ладони осталось довольно приличное пятно крови.

Из полумрака гаража появилась рыжая с дорожной аптечкой в руках. Она в нерешительности остановилась не доходя до него нескольких шагов.

— Ну! Не бойся, не укушу! — сказал Чуприн. — Надо рану йодом залить.

Рыжая поколебалась, положила аптечку на деревянный ящик из-под консервов, которые в изобилии валялись по всей территории городка и опять скрылась в гараже. Слышно как она хлопнула пару раз дверцей машины. Через секунду вернулась на площадку. Уже со своей сумкой в руках. Достала из сумки круглые очки, нацепила их на нос. В очках она стала окончательно похожей на крупного лягушонка, какими их изображают на сцене в детских театрах.

— Так и будем любоваться друг на друга? — раздраженно спросил Леонид. И, вытянув ноги перед собой, сел прямо на землю.

Рыжая облегченно выдохнула, подошла сзади, опустилась за его спиной на колени. Пододвинула к себе ящик, раскрыла аптечку, достала из нее бинт, йод, вату. Аккуратно все разложила на ящике. Придвинулась к Леониду.

— Эй! Ты! Убери руки! — грубовато распорядилась она. И начала расправлять волосы на его голове. Леонид едва заметно вздрагивал, морщился и шипел, как чайник.

С точки зрения среднестатистического рядового гражданина любой детдомовец вопиюще плохо воспитан. Все они бесцеремонны, бестактны, порой даже хамоваты. Взять к примеру хотя бы, что они всем без разбора «тыкают», не взирая на возраст и социальное положение. Если присмотреться чуть внимательнее, станет ясно, в этом ничего удивительного. Детдомовцы с колыбели живут коммуной, группой, компанией. Уединиться, хоть на час остаться наедине со своими невеселыми мыслями ни у кого из них просто нет физической возможности. Всегда — плечом к плечу, нога к ноге, ноздря в ноздрю.

Леонид пару раз дернулся, услышав из очаровательных уст рыжей незнакомки грубоватое «ты», хотел было сделать соответствующее внушение, но, вспомнив свои неудачи на педагогическом фронте с дочерью Олесей, решил не обращать внимания. Куда денешься? Явно нынешнее поколение четырнадцати-шестнадцатилетних не обременены излишней, с их точки зрения, культурой.

Кроме того, Леонид понятия не имел, что Надя из детдома. Да и ему самому в данную минуту было не до хороших манер.

Надя продолжала увлеченно рассматривать «плоды своих трудов», голову писателя Леонида Чуприна. Делала это сосредоточенно и кропотливо.

— Крови много? — поинтересовался он спустя минуту.

— В самый раз. Отвали! — делово ответила она. И добавила. — Пустяки, царапина. Шишка наверное большая будет.

Рыжая вылила на вату пол пузырька йода, приложила к ране.

— Осторожней, черт возьми! — поморщился Леонид. И опять зашипел, как чайник на газовой плите. Разве что кипятком не плевался.

— Терпи. Еще перевязать надо.

Рыжая придвинулась к нему совсем близко, поминутно поправляя очки, внимательно осматривая рану. Изредка прикладывала вату с йодом. Со стороны эта парочка напоминала фигурную композицию с картины «Иван Грозный убивает своего сына». Только в роли сумасшедшего царя в данном случае выступала рыжая девчонка. Леонид же вполне соответствовал образу бедного царевича.

Рыжая взяла в руки бинт, вату и начала довольно ловко бинтовать ему голову. Некоторое время оба молчали.

— Чем это ты мне врезала? — постанывая, поинтересовался он.

— Бутылкой.

— Очень мило с твоей стороны, — съязвил Леонид, — Откуда она взялась?

— Из моей сумки.

— Ясное дело, не с неба! Я спрашиваю, откуда у тебя бутылка вина, соплячка!? — грозно спросил Чуприн, — Да еще такая огромная.

— Отвали-и! — неожиданно нежным голосом пропела рыжая, — Твое счастье, что она оказалась наполовину пустой.

— Оказалась?!

— Если б я ее не пригубила, ты бы сейчас без сознания валялся, — рассудительно ответила она.

Смешно, но этот удар бутылкой по голове многое прояснит в жизни Чуприна. Он замкнет, соединит и разведет в разные стороны то, что давно пора соединить и развести. Можно без преувеличения утверждать. Шишка на голове Чуприна — есть, как бы, нулевой километр, точка отсчета новой жизни. Для Нади, кстати, тоже.

Мы порой недооцениваем мозоль на ноге, сорванный ноготь или неглубокий порез пальца. Нам не до таких мелочей. Мыслим исключительно перспективно, глобально и абсолютно абстрактно. Забываем мудрость древних, все в мире взаимосвязано.

— Спасибо, что пригубила, — вздохнув и в очередной раз поморщившись, заявил Леонид. — Могла бы и до дна вылакать, мне было бы легче.

Рыжая продолжала довольно ловко и увлеченно бинтовать ему голову.

— Как попала в гараж?

— Тюкнула камешком по замку, он и открылся.

— Куда уж проще! — раздраженно сказал он, — Тюкнула камнем! Зачем?

— Нельзя же в моем возрасте ночевать под забором.

— В каком ты таком особом возрасте, соплячка?

— В переходном. От детства к старости. Отвали-и!

Это самое «Отвали-и!» рыжая вставляла почти в каждую фразу. К месту и не к месту. С самыми разнообразными интонациями и даже противоположными смыслами. Причем произносила это слово как-то странно, не на выдохе, как все остальные люди, а на вдохе. Чем очень раздражала Чуприна.