Дочь пирата - Роберт Джирарди

Уилсон и Андреа познакомились в «Стрейт энд Стрейт» — фирме, торгующей ценными бумагами, она занимает десять этажей в небоскребе «Маас-Тауэр», расположенном в деловой части города. Уилсон, выпускник Ашлендского колледжа, только что взял академический отпуск. Вместо того чтобы продолжать стажировку в рамках археологической программы, он нанялся в «Стрейт энд Стрейт» в качестве административного помощника в департаменте товаров, дабы заработать денег для продолжения учебы. В то время Андреа, двадцати одного года от роду, была делопроизводителем. Она вела счета клиентов фирмы, имела два трехсотдолларовых костюма и пять пар псевдоитальянских туфель-лодочек, обладала способностью интуитивно схватывать состояние муниципального рынка ценных бумаг и отличалась приятным чувством юмора. Городская рутина не заедала ее, как многих других. Теперь она являлась исполнительным вице-президентом «Чайной биржи», носила шестисотдолларовые костюмы и имела двадцать две пары настоящих итальянских туфель-лодочек. Она также была совладелицей курорта на мексиканском побережье Атлантики в Сангре-де-Оро, где могла проводить шестинедельный ежегодный отпуск, чем ни разу пока не воспользовалась.

В последние два года их споры касались образа жизни Уилсона. Андреа хотела знать, почему он, например, не возвращается в Ашленд и не заканчивает курс наук или не нанимается на работу в Историческое общество штата, почему вообще ничего не предпринимает. Он невнятно оправдывался, ссылаясь на мучительное ожидание чего-то ужасного, на тягостное предчувствие, которое преследует его даже в наиболее счастливые дни. Он не был праздношатающимся оболтусом, он был просто человеком ожидающим, хотя и не мог сказать чего. А для того чтобы ожидать должным образом, нужно быть в постоянной готовности, свободным от не имеющих отношения к делу обязательств. Он также решил, что нечто ужасное связано и с археологами. Они откапывают вещи, которые земля стремится сохранить, упокоить. Кости давно умерших людей, похороненных в песке вместе с насущными предметами: горшками, ложками и гребнями; фрагменты монументов забытым королям-убийцам; древние города, оставившие память о себе в виде заполненных мусором ям от столбов да темных пятен на глине. Все это навевало грусть. В археологии Уилсон видел нечто большее, чем простое разграбление могил.

Но последний удар ему нанесли зубы. В последний учебный год Уилсон участвовал в раскопках в Асидон-хоппо, что в суринамском штате Брокопондо. Они откопали священную пещеру, посвященную Ампуку, индейскому божеству месяца. Работы закончились через два месяца. А до того археологи извлекли из влажной ямы почти триста тысяч жертвенных зубов. Это были человеческие коренные зубы: резцы, клыки. Они позволяли точно судить о питании, физическом состоянии и прочих особенностях их прежних владельцев, но, с точки зрения Уилсона, это было самое отвратительное, что ему когда-либо приходилось видеть. Многие годы спустя во сне его преследовали миллионы зубов из пасти какого-то монстра, которые грызли и пережевывали целые семьи, деревни, саму природу.

Сделав отметки по некоторым сообщениям и отослав другие, Андреа разделась, соорудив на белом ковре бугорок из дамского костюма, шелковой блузки, туфель-лодочек и жемчужного ожерелья, и махнула рукой Уилсону, мол, подожди. Затем босиком прошлепала через холл в ванную, чтобы принять традиционный душ, ознаменовывающий ее возвращение со службы домой.

Уилсон посмотрел, как за ней закрылась дверь, послушал шум воды и прошелся по комнате, держа руки в карманах. Он не мог заставить себя сесть на неудобную стильную мебель, не мог объяснить себе, зачем явился сюда именно сегодня вечером. Он присел на корточки и прикоснулся ладонью к кучке дорогих вещей, лежавших на ковре. Они хранили тепло ее тела. Потом он вышел на балкон, отделанный под гранит, и постоял там, любуясь развернувшейся внизу панорамой.

С тридцатого этажа «Понд-Парк-Тауэр» видно далеко — от канала Харви на востоке до закрытых дымкой холмов округа Вариноко, что к северу от границы штата. Вечерело. Небо над городом окрасилось во все цвета радуги. Земля уходила загибаясь к морю, к островам, на каждом из которых шла своя таинственная жизнь, возникали свои собственные истории. Дом на неизвестном участке пляжа, окруженный королевскими пальмами и индийскими финиками, комната с тенями от ратановых пальм, закрывающих яркий солнечный закат, белая кровать под противомоскитной сеткой, деревянная чаша на столе, наполненная гранатами. В саду широкие листья бананов раскачиваются от ветра, а из пены волн выходит прекрасная женщина… Какие только мысли не родятся в этот час заката: Уилсон — человек не лучше любого из нас — беспомощно взирал на трагическую бесконечность мира на закате дня. Город, изобилующий мостами, смутные очертания гор за ним, монотонное покачивание океана — все лица мира, которых ему никогда не узнать.

Когда в ванной перестал шуметь душ, Уилсон вернулся в комнату и закрыл тяжелую балконную дверь. Андреа вышла к нему нагая, вытирая темные волосы голубым полотенцем. Она остановилась, дойдя до ковра, и отбросила полотенце. Уилсону никогда не приходилось видеть Андреа нагой, особенно в такое время суток, без того чтобы не возжелать ее. Если подобный эффект был заранее подготовлен (сотни часов в клубе здоровья на небольшом треке, двести кругов по которому составляли одну милю), то результат оказался самым примитивным. Хотя и все окупающим.

— Ты великолепна, милая, — начал Уилсон. — Ты… — Кончить фразу он не мог.

— Пора бы тебе заметить это, — проворчала Андреа. — Последнее время я худела. Потеряла четыре с половиной фунта с июля.

В тусклом освещении Уилсон не видел ее глаз.

— Я хотела, чтобы ты пришел вчера вечером, — заговорила она тоненьким голоском маленькой девочки. — Я чуть не позвонила тебе, чуть не подняла трубку. Два раза.

— Почему же не позвонила?

— Я не знаю.

— Сколько времени прошло?

— Восемь, нет, десять дней.

— Прости, — сказал Уилсон и направился к ней. — Это слишком долго.

Таймер зажег мягкий желтый свет над кожаным диваном, и Андреа опустилась на влажное полотенце, лежавшее на ворсистом ковре, раздвинула ноги, и Уилсон почувствовал в своих руках ее пахнущие шампунем вьющиеся влажные волосы.

Позднее, в темноте спальни, на широкой кровати, они целовались и говорили друг другу: «Я люблю тебя». И эти слова отдавались в квартире глухим эхом. Потом наконец они заснули, а над их головами стояли на тумбочке бдительные часы с цифрами, светящимися янтарным цветом.

6

В пятницу Уилсон вернулся на «Чайную биржу» и сразу же погряз в повседневной рутине. В той самой рутине, которая тянется годами. «Рассылочные ведомости, права бесплатной пересылки почты, ксерокс, потерянные документы, программное обеспечение компьютеров, их материальная часть, — никчемная пена, изобретенная бездушными, прозаичными людьми для того, чтобы отбить у остальных желание спрашивать, зачем да почему, — горестно размышлял он. — Не успеешь оглянуться, как выйдешь в тираж, так и не приступив к решению ни одного из Великих Вопросов».