Воспоминания адъютанта Паулюса - Вильгельм Адам

Перед нами лежала карта. На ней были нанесены последние данные оперативной сводки. Паулюс поговорил по телефону с начальником штаба о ходатайстве генерала Гейтца, чтобы южнее Харькова были использованы для противотанковой обороны зенитные пушки калибра 8,8. Начальник штаба информировал командующего об обстановке на других участках фронта армии. Я слушал рассеянно. Наш разговор с Паулюсом не слишком способствовал моему душевному равновесию.

Я мысленно восстанавливал перед собой сегодняшние события. Кое-кто из строевых офицеров был настроен мрачно. У многих солдат не осталось и следа от прежнего подъема, от веры в победу, воодушевлявшей их в первый год войны. Достоверно было одно: Гитлер и Главное командование сухопутных сил сознательно или невольно лгали, когда бахвалились перед всем миром, что Красная Армия разбита. Разбитая армия не может без передышки атаковать в разных местах посреди зимы.

Но к чему эти сомнения? Вот кончится зима, тогда дело пойдет на лад. Так убеждал я самого себя. Однако в ту ночь мне долго не спалось.

На другой день мы побывали в дислоцированных в Харькове штабах XVII армейского и XXXX танкового корпусов. С командиром танкового корпуса, генералом танковых войск Штумме, я встретился здесь впервые; в армии ему дали шутливое прозвище «шаровая молния». Кличка эта очень подходила к маленькому, толстому, живому как ртуть генералу. Его танковые дивизии оттеснили противника, который прорвался было в наши позиции на северо-востоке от Харькова. Понравился мне Паулюс и здесь, в беседе с командирами корпусов и начальниками штабов. Он не кичился своим высоким званием, а старался убедить подчиненных в правильности своей точки зрения. Его манера держаться произвела благоприятное впечатление и на генералов. Я с удовольствием заметил, что они отнеслись к командующему с должным уважением.

Страшное зрелище в Белгороде

Через два дня мы выехали в Белгород, в XXIX армейский корпус. Я радовался предстоящему свиданию с начальником штаба полковником фон Бехтольсгеймом. Мне довелось много месяцев работать с ним в штабе XXIII армейского корпуса. Паулюс тоже знал его довольно близко. Во время польской и французской кампаний Бехтольсгейм был начальником оперативного отдела 6-й армии.

Мы уже подъезжали к городу, когда Паулюс показал направо и сказал:

— Смотрите, здесь шоссе, играющее такую жизненно важную роль для снабжения войск в районе Белгорода, почти не пострадало. Вы знаете, что 294-я пехотная дивизия оказала лишь слабое сопротивление атакующему противнику; часть ее, спасаясь бегством, отступила туда, вот до той небольшой возвышенности. Восстановить прежнее положение удалось только при поддержке наших танков.

Вскоре мы прибыли в Белгород. И тут в центре города перед нами внезапно открылась страшная картина. Меня охватил ужас. Посреди большой площади стояла виселица. На ней раскачивались трупы людей в штатской одежде. Паулюс побледнел. Глаза этого обычно спокойного человека выражали глубокое возмущение. Он гневно воскликнул:

— Да как они смеют делать свое преступление публичным зрелищем! Я же отменил приказ Рейхенау, как только приступил к своим обязанностям!

Я очень хорошо помнил этот приказ Рейхенау. Это произошло в ноябре 1941 года. Я был переведен в штаб 6-й армии и направлен к месту своего назначения. Мне сразу стало ясно, какой царит здесь дух. Прямо на лестничной площадке у входа в оперативный отдел висело большое объявление с текстом этого приказа, имевшего следующий заголовок: «О поведении войск в оккупированных странах Восточной Европы» и подпись: «фон Рейхенау, генерал-фельдмаршал». То, чего требовал приказ от военнослужащих, было чудовищно. Он призывал к поголовному убийству русского населения, включая женщин и детей. Это уже не имело ничего общего с методами ведения войны в моем понимании. Приказ Рейхенау превзошел даже «приказ о комиссарах», согласно которому предписывалось с политическими комиссарами Советской Армии обращаться не как с солдатами или военнопленными, а требовалось изолировать их и сразу же поголовно истреблять.[13] Что осталось от Гаагской конвенции!

Приняв командование 6-й армией, Паулюс отменил приказ Рейхенау. Тем не менее в Белгороде стояла виселица.

Командир корпуса фон Обстфельдер и полковник генерального штаба фон Бехтольсгейм ждали нас у входа в свою штаб-квартиру. Паулюс спросил Обстфельдера:

— За что повесили мирных жителей?

Обстфельдер вскинул глаза на своего начальника:

— Комендант гарнизона арестовал их как заложников, потому что многие наши солдаты были найдены в городе убитыми. Заложников повесили на главной улице для примера и устрашения.

Паулюс стоял перед офицерами чуть сгорбившись, лицо его нервно подергивалось. Он сказал:

— И по-вашему, этим можно приостановить действия партизан? А я полагаю, что такими методами достигается как раз обратное. Я отменил приказ Рейхенау о поведении войск на Востоке. Распорядитесь, чтобы это позорище немедленно исчезло.

Таков был Паулюс. Месть и зверская расправа были несовместимы с его понятием воинской чести. Он отменил варварский приказ Рейхенау. Но Паулюс дальше этого не шел. Правда, он был глубоко возмущен и потребовал убрать виселицу. Однако комендант белгородского гарнизона, вопреки приказу командующего армии казнивший заложников, остался безнаказанным. Я и сам тогда никак не реагировал на эту непоследовательность Паулюса. На четвертый день мы вернулись в Полтаву.

Мрачные настроения в тылу

Больше двух лет я не был в отпуске. В результате обследования, которое я прошел у армейских терапевтов, наш главный врач профессор Хаубенрейсер рекомендовал мне испросить себе наконец законный отпуск. Паулюс удовлетворил мою просьбу, несмотря на напряженное положение. На своего заместителя я мог положиться — он был инструктирован мной во всех вопросах, — и еще до наступления Пасхи я собирался выехать из действующей армии.

Командующий группой армий разрешил Паулюсу взять отпуск на несколько пасхальных дней, чтобы присутствовать в Берлине на крестинах своих внуков-близнецов.

Мы отправились на родину вместе. Из Полтавы до Киева нас доставил специальный поезд фельдмаршала фон Бока; автомобиль Паулюса мы везли на платформе. Паулюс хотел ехать от Киева до Берлина на легковой машине.

Одной из наших авторемонтных рот в Киеве было приказано предоставить мне легковую машину до германской границы. Меня сопровождал молодой адъютант нашего штаба. Из Киева мы, не задерживаясь, двинулись дальше. Сначала все шло как будто гладко. Однако к вечеру поднялась сильная метель, так что с трудом можно было различить дорогу. Мы решили ночевать в Житомире и на рассвете выехать. Но в те дни меня преследовала неудача. Когда в темноте машину заправляли, она вдруг соскользнула в кювет, и у мотора сломалась выхлопная труба. На другое утро я отправился в авторемонтную мастерскую.