Вариант «И» - Владимир Михайлов

– Алло!

– Тал, ты? Привет! Это Изя…

3

Я назначил ему встречу достаточно далеко; мы окопались в небольшом ресторанчике «Восток» – не в центре, но и не на окраине, в самый раз.

За черт знает сколько лет, что мы не виделись, Изя почти не изменился, разве что кудри чуть поредели и на его шее возникла пара морщин. Однако, учитывая возраст, выглядел он прекрасно. Теннис, наверное, диета, разные герба– и другие лайфы, прочее соответственно. Судя по его прикиду, он нашел меня не за тем, чтобы попросить сотню евро взаймы.

Я заказал винный кебаб и тамийю, он – мак-любе и иракские голубцы, на десерт оба взяли пахлаву и кофе. Отправив официанта, я начал наконец разговор.

– Откуда ты узнал, что я здесь? Точнее, что здесь именно я?

– Отвечать вопросом на вопрос – моя привилегия, – сказал Изя Липсис. – Ты же не еврей. Хотя в наше время – кто может знать?

– Никто не может. Итак – каким же образом?

– Очень просто. Приехал по делам. Позвонил Северину. Его не застал, но мне передали, что ты тоже разыскиваешь его. Зачем он тебе? Ты начал продавать компьютеры? Кто твой поставщик?

Северин, давний наш знакомый, возглавлял торговую фирму; но мне он был нужен совсем по другому поводу.

– Я ничего не продаю. Кроме, может быть, родины, но это нелегко: большая конкуренция. Так откуда же ты узнал, кто такой Вебер?

Липсис поджал губы. Потом неожиданно ухмыльнулся:

– Не стану отвечать, поскольку ответ может быть использован против меня. Да ты и сам понимаешь.

Я, естественно, успел понять – и лишь кивнул.

– Ну а чем я могу заменить тебе Северина?

– Не заменить. Но помочь в том, что ему не под силу. Мы с ним уже созвонились. Он не может.

– Не может – чего?

– Объясню. Так, сразу – было бы против правил вежливости. Сперва поговорим о том о сем, как здоровье, как бизнес, как что, а уж потом…

Мы обождали, пока официант устанавливал еду на столе. Затем я поинтересовался:

– Ты уверен, что не ошибся адресом? Я здесь двадцать лет не был… Чем же я – по сути чужестранец – могу тебе способствовать?

– Ты не был, верно, – согласился он. – Но Салах Китоби приезжал не так уж давно. А вы с ним – старые приятели, не так ли?

– Встречались в свое время, – ответил я осторожно.

– Вот именно, – сказал он. – Встречались. А мне вот не пришлось. Но тем не менее у меня есть к нему рекомендации. И будь он здесь – помог бы мне. А раз его нет, я полагаю, не откажешь ты. Хотя бы во имя моего знакомства – с ним и с тобою.

– Интересно… – Я попытался проговорить это слово как можно более неопределенно. – А могу ли я полюбопытствовать, у кого ты получил эти рекомендации?

Он помолчал, разрезая румяный кусок мяса и накладывая на него капустный ломтик. Прожевал. И спросил медленно, словно размышляя:

– Фамилия Акимов тебе говорит что-нибудь?

Она говорила мне очень многое.

– Ну, допустим… я знаю человека, который так назовется.

– Генерала Акимова.

– Именно его я имел в виду, – подтвердил я. – Выходит, ты и с ним встречался? Ты знаком, похоже, со всем светом.

– Нет, – ответил он. – Не встречался. Но должен увидеться. А сейчас у меня найдется, конечно, рекомендация – если угодно, могу предъявить. Хотя сомневаюсь, чтобы тебе оказалось по силам ее прочесть: вряд ли она будет на русском. Прекрасное мясо. А у тебя как?

– Неплохо, – сказал я, прожевав очередной кусочек баранины. – Здесь пристойно готовят. Так ты говоришь – не смог бы прочесть? Она у тебя что – на иврите?

(Вообще-то это не составило бы для меня больших затруднений; однако у меня были ведь и другие способы проверить его полномочия. Так что я решил не нажимать чрезмерно.)

– Ничего. Я переведу.

– Зачем же? Поверю тебе на слово. И, если помочь тебе действительно в моих силах…

– Сможешь, ты сможешь.

– Что же тебе требуется?

– Приглашение на сегодняшний прием в известном тебе посольстве.

– Ничего себе! – воскликнул я. – Губа не дура. Может, тебе достать еще и пропуск на Программный съезд партии азороссов? А еще что?

– Пропуск не нужен, – сказал Изя, явно наслаждаясь ситуацией. – Поскольку он у меня есть. Запасся. И имею все основания в этом съезде участвовать. А вот относительно нынешнего приема вовремя не был информирован. И потому прошу твоего содействия.

– А не лучше было бы уладить все через ваше посольство?

– Если бы в запасе было еще две недели, я так и сделал бы. Но прием состоится сегодня. – Он отведал голубцы. – Черт, они холодные!

– Так и полагается.

– Мой промах… Надеюсь, на приеме не придется так опростоволоситься.

– Значит, ты обязательно должен там быть?

– Я обязательно должен там быть.

– Вижу, ты сильно полюбил мусульман.

– Фу! – Изя, казалось, чуть не подавился. – Сказать такое о еврее!

– Тогда зачем? Что у Израиля общего с шейхом Абу Мансуром?

– Может быть, больше, чем ты думаешь. – Он прищурил глаз. – Жили же иудеи некогда в Хайбаре, что не так уж далеко от Медины, крестьянствовали вместе с арабами, что исповедовали закон Моисея, – пока халиф Умар не переселил нас в Сирию…

Станет он учить меня истории!

– Рассказывают, однако, что Пророк перед смертью предупредил, что ислам и иудаизм не могут одновременно существовать в Аравии.

Изя, однако, не смутился:

– А мы и не собираемся в Аравию. Только этого нам не хватало! Но дело вовсе не в наших межгосударственных отношениях. Мы ведь будем поддерживать именно того претендента, в котором заинтересованы они – и ты, по-моему, тоже.

– Пикантная ситуация, – усмехнулся я. – Еврейское государство поддерживает происламского кандидата на российский престол.

– Прости: о государстве я ни слова не сказал. Речь идет обо мне как о частном лице.

– Да, ты, конечно, лицо в высшей степени частное, – невольно улыбнулся я.

4

Изя уехал из страны в пору последнего Исхода – в самом начале кратковременного периода Третьей власти. После Первой – семейно-чиновничье-паханской, и после Второй – Скрытого Генералитета – наступила Третья; ее я в отличие от большинства журналистов называю не фашизмом, а левонацизмом – потому что это определение, я уверен, гораздо ближе к истине. Не стану сейчас вдаваться в детали, напомню лишь, что Третья власть, едва утвердившись (законным, кстати, путем, как и в свое время в Германии), начала реализовывать свою предвыборную программу, чего и следовало ожидать, с окончательного решения еврейского вопроса, поскольку это было единственным, что они вообще могли сделать. Решение экономических и коренных политических проблем было этой шушере просто не под силу: для этого нужен немалый интеллект, а он у наших нацистов всегда был в дефиците. РНСП, возникшая после слияния двух партий и одного движения на самой заре века, вела себя в какой-то степени даже цивилизованно: не строила крематориев и не сгоняла евреев в лагеря, просто стала отбирать у них гражданство и предоставила возможность убираться на все четыре стороны, а точнее – три: в Америку, Израиль или Германию. Евреи не сопротивлялись; вопрос отъезда уже десятки лет дебатировался в каждой еврейской, полуеврейской или на четверть еврейской семье, но пока решение зависело от них самих, российские евреи, которые давно уже были на самом деле более русскими, чем многие этнически безупречные славяне (потому что если уж евреи пускают где-то корни, то они пускают их глубоко), откладывали окончательный вывод на потом, искренне надеясь, что все утрясется и делать его вообще не понадобится. Когда же их поставили перед необходимостью, они даже вздохнули с облегчением, поскольку теперь ответственность за решение лежала не на них (а евреям свойственно ощущение ответственности перед потомством), и все, что оставалось им делать, – это уложить чемоданы. Разумеется, общины в самых разных странах пришли на помощь, невзирая на то что большинство российских евреев и понятия не имело о том, что такое тфилин и талит, не бывало в синагоге, не соблюдало субботы и крепко позабыло о кашруте; но давно минули времена, когда еврейство отождествлялось с иудаизмом, оно уже в ХХ веке перестало быть вопросом веры и стало показателем происхождения, поскольку эта проблема была простой и всем понятной. Короче говоря, свершилось. Исход произошел тремя волнами – просто потому, что разом выпроводить (да и принять) около десяти миллионов человек оказалось никому не под силу, а подлежащих депортации оказалось именно столько: первая волна – собственно евреи, вторая – половинки, из которых три четверти с русскими, украинскими и прочими неиудейскими именами, что евреям давно уже не в новинку, как в свое время – присвоение немецких и польских фамилий. Третью волну составляли четвертушки, восьмушки и все те, кто готов был назваться чертом и дьяволом, лишь бы где-нибудь приютили. В результате тех, кто по закону мог признаваться евреем, была среди выехавших хорошо если треть; но на это всем было наплевать, хотя в результате из страны уехала вовсе не самая бесполезная часть ее населения.