Крутые белые парни - Стивен Хантер

Дело было вовсе не в громадном росте Оделла. И не в том, что у него расщепленное нёбо, а в верхней губе дыра глубиной с Марианскую впадину. И не в том дело, что у него неимоверно длинные руки, а зубы черны, как гудрон. Не в том дело, что из-за своего физического уродства он мог дышать только ртом, причем, когда он шел, это дыхание становилось таким шумным, что казалось, будто по железу водят грубым напильником.

Больше всего в Оделле поражала голова. Это было странное сооружение ромбовидной формы. Создавалось впечатление, что голову вынесло из туловища каким-то нелепым взрывом: из маленького, точечных размеров подбородка вырастал широкий бледный лоб, который венчала конусообразная шапка ярко-рыжих волос. Оделл был покрыт веснушками, как Гекльберри Финн, но его глаза были начисто лишены какого-либо выражения.

Он держал в руках мертвую кошку. Несколько минут назад он неосторожно сдавил животное своей лапищей. А теперь он изо всех сил тряс труп, стараясь вернуть кошку к жизни. Но она не оживала, а болталась в его руках, как пестрая тряпка.

«Котик, – думал Оделл. – Котик, нет-нет. Котик не мяу? Котик бай-бай. Котик, Котик, прыг! Котик, прыг, прыг, прыг! Котя-котик, прыг-прыг! Делл не люби котик нет-нет. Бэби-котик бай-бай».

Ричард нервничал, наблюдая эту сцену. Хотя времени было в обрез, он не мог не подумать в который уже раз: «Боже, кто мог создать такое устрашающе несимметричное уродство? Подобное не могло бы привидеться даже Уильяму Блейку».

Оделла избегали все, включая черных и краснокожих воинов из НДНЗ. Ибо каждому было известно, что Оделлу неведомо чувство страха. Даже в этом узилище, где поведенческие страсти ничем не ограничивались, он внушал всем страх, так как сам никогда его не испытывал. Управлять Оделлом и сдерживать его мог только Ламар. Иногда он одалживал Оделла папаше Кулу, когда тому надо было кого-то наказать. Не обращая ни на кого внимания, Оделл входил в толпу черных, находил человека, который вызвал неудовольствие папаши, калечил его и, не меняясь в лице, уходил прочь.

– Оделл, мы нужны Ламару. Он послал меня за тобой. Пошли побыстрее.

– Вот котик сяс дох, – бесстрастно заявил Оделл.

Лицо его обмякло и стало каким-то скучным. Вероятно, до него не дошел смысл слов Ричарда. Сам же Ричард с трудом осознал, что Оделл хотел сказать: «Мой котик сейчас умер».

Оделл поднял маленького котенка, безвольно висевшего в его огромной ручище. Шкурка котенка была странно влажной, как будто ее только что вылизали.

Ричард почувствовал, что его вот-вот вырвет. Оделл был убогим, огромным мальчиком-мужчиной с рыбьими мозгами, послушным и покорным, как старый пес. Он оставался таким до тех пор, пока Ламар не приказывал ему вести себя по-другому.

– Это очень печально, Оделл, но Ламар велел нам прийти к нему сейчас же. Это срочно.

– Отьно? – переспросил Оделл.

– Быстро-быстро, Оделл, – сказал Ричард, подражая языку, на котором Ламар общался с братом.

В затуманенных глазах Оделла блеснул огонек понимания.

– Ысто-ысто, – повторил он и улыбнулся.

От этого оскала провал в его черепе обозначился еще четче. Он сунул дохлого котенка за пазуху – Ричарду снова захотелось блевать – и бросился к выходу. Толпа расступилась перед ним. Никто не рискнул преградить путь Оделлу. Ричард поспешил следом в безопасном кильватере, благословляя судьбу и чувствуя себя почти героем.

Они не дошли до камеры. Ламар встретил их у двери, ведущей в корпус Д.

– Отлично, ребята, нам пора, – сказал Ламар.

– Ламар, я… – начал занервничавший Ричард.

– Ричард, заткнись и будь паинькой. Оделл, если Ричард начнет болтать, сделай ему не-говори.

– Не-говои, Map, – повторил Оделл. В его глазах светилась преданная любовь. Он повернулся к Ричарду с явным намерением раскроить тому череп и сказал: – Не-говои, Вичад.

– Не-говои, – повторил за ним Ричард.

Они направились в каптерку лейтенанта, где в это время никого не было. Сам лейтенант пил кофе в комнате отдыха охраны. В каптерке их ждал перетрусивший старик Гарри.

– Ламар, у меня есть документы, но я не уверен, что они сработают. По правилам на вас надо надеть ножные кандалы и наручники.

– Тоже мне проблема, черт возьми, Гарри. Мы их наденем.

– Вы меня хорошенько стукнете?

– Мы стукнем тебя по-настоящему.

– В каптерке надо будет перевернуть все вверх дном. Там вы на меня нападете.

– Ты скажешь им, что мы все сделали чисто. Нам некогда тратить время на погром в каптерке.

– Ладно, Ламар, будь по-твоему. А ты не продашь меня, если ничего не выйдет?

– Все получится, Гарри. Это говорю тебе я, Ламар. Верь мне. На-ка, возьми.

Он протянул надзирателю короткое, остро отточенное лезвие, запрессованное в пластиковую рукоятку.

– Тебе не нужно оружие, Ламар, – сказал Гарри. – Ты же не собираешься никого убивать, правда?

– Нет, сэр, не собираюсь, – ответил Ламар, – но я могу встретить кого-нибудь, и если у меня будет это проклятое лезвие, то человек, которого я встречу, поймет, что ему будет очень плохо, если я пущу эту штуку в ход. А пока возьми лезвие, ведь охрану не проверяют детектором металла. Гарри, давай поспешим, нам пора.

Гарри с содроганием взял лезвие и опустил его в карман, сделав вид, что не понимает, для чего предназначена эта вещица.

Трое заключенных быстро надели на себя ножные кандалы, поясные цепи и наручники. Без этого заключенным ни под каким видом не разрешалось покидать отсек камер – такова была старейшая и строжайшая мера безопасности в Мак-Алестере.

– Теперь скажи мне, Ламар, как мне провести сразу троих? По регламенту вас можно проводить через контрольный пункт только по одному.

– Да ты намекни им, что поймал на один крючок трех здоровых рыбин. Скажешь, что эти парни хотят кое-что сказать начальнику лично. Ты же станешь героем, Гарри.

– И-воем, – как эхо повторил Оделл.

Вот теперь Ричард по-настоящему испугался.

Гарри угрюмо вел троицу по коридору.

– Гарри, достань-ка свою дубинку, – велел Ламар. – Это будет солидно выглядеть.

Гарри сглотнул слюну и сделал то, что потребовал Ламар. В этот момент они встретили двух надзирателей, которые шли на развод.

– Гарри, что ты делаешь с этими типами?

– Да знаешь, Ламар с кем-то повздорил и хочет что-то спеть лейтенанту. Ни с кем больше говорить не желает.

– Может, споешь мне, Ламар?

– Парень, для этого ты еще соплей не набрал. Я хочу назвать начальнику кое-какие имена, но мне и моим парням нужна защита, а защитить нас может только начальник.

– Смотри за ним в оба, Гарри. Ламар слишком продувная бестия, чтобы стать стукачом. Клянусь тебе, он что-то задумал.

– Он хороший парень, правда, Ламар? – спросил Гарри, с трудом шевеля пересохшими губами.

– Ламар – тот еще ублюдок. Ты не очень-то верь ему, Гарри. Чует мое сердце, что добром это не кончится.

Тем не менее охранники проследовали дальше по коридору, они шли исполнять свою службу.

Маленькая процессия достигла лестницы, ведущей к выходу из корпуса камер. Гарри достал свой радиотелефон.

– Контроль? Это Майк-пять, э, веду троих заключенных – двух братьев Пай и их сокамерника, э…

– Пида, – подсказал Ричард.

– Пида, – повторил Гарри в микрофон.

– Что за ерунда и блажь, Гарри? – прокаркало в ответ радио. – Лейтенант в курсе?

– Скажи, что в курсе, и пусть они, если захотят, проверят, – сказал Ламар.

Гарри снова, в который уж раз, судорожно проглотил слюну, побледнел и начал отчаянно врать в микрофон:

– Да, лейтенант знает. Можете проверить. Тут мои канарейки хотят ему что-то спеть.

– Тебе нужен конвой?

– Нет, я веду нежного новичка и двоих добрых стариков, вот и все. С ними не будет никакой головной боли.

– Следи в оба за этим долбанутым Оделлом, у него ума не больше, чем у индюка, а злобности столько же.

– Можно вести?

– Можно, только приготовь документы.

По железной лестнице Гарри повел их на проходную. На верхней ступени Ламар оглянулся. Он увидел огромный куб корпуса, окруженный высокими стенами. Ряды камер разделялись прямыми коридорами. С постов охраны эти коридоры прекрасно просматривались, а при необходимости и простреливались из водометов и огнестрельного оружия.

Ламар еще раз посмотрел на корпус камер. На свой дом. Он знал здесь каждую камеру, каждый поворот, каждый закоулок и каждый потайной закуток. Это единственное место на свете, где он был по-настоящему счастлив. Это действительно был его дом. Родной дом.

– Map, – подал голос Оделл, – мы идем домой к маме?

– Да, Оделл. Оделл идет к маме. Делай, что я тебе скажу, и все будет хорошо.

Ламар понял, что Оделл испугался. Он покидал место, которое хорошо ему знакомо. Вероятно, он уже не помнил, как он жил на свободе, настолько ограниченным был его мозг. Тычком локтя Ламар подбодрил Оделла.

– Ламар позаботится об Оделле и все сделает как надо, – успокоил он.