Беседы на Великий пост - Протоиерей Александр Геронимус

Дальше следует тема старшего сына, которая вам хорошо известна. Это сын, который не уходил. И этот сын себя ведет диаметрально противоположно Сыну Божию Господу Иисусу Христу, если мы перейдем от притчи к ее реальному прообразу. У них есть сходство, потому что Господь Иисус Христос – Богочеловек, он никогда не разрывал с Богом, ибо Он Сам есть Бог Сын, всегда послушный Богу Отцу. Но отношение Господа Иисуса Христа ко всем Своим братьям по человечеству противоположно отношению старшего сына из притчи, потому что это отношение принятия прощения братьям, и более, чем принятия, – жертвы за дарование прощения.

Мы в своей жизни выступаем порой и в роли младшего сына (по причинам, о которых я уже рассказал), и в роли отца (который страдает от того, что не знает, где находится его дитя), и в роли старшего сына. В этой роли мы выступаем по самым разным поводам, в том числе в контексте нашей повседневной церковно-общинной жизни. И контекст этот (то, что я говорю, необязательно относится к каждому из вас, но это распространенная церковно-психологическая реакция) таков: есть церковная община, есть ее члены, которые с самого начала в ней состоят; община существует через общее богослужение, через общее Причастие; возглавляется эта община пастырем, священником. Если в эту общину приходит человек, не такой, как мы, приходит с улицы, чем-то странный, пришедший из мира греха, то он одним своим видом и поведением нарушает уже принятые частично гласные, частично негласные правила. И вдруг священник все свое внимание обращает на этого вновь пришедшего (конечно, правильно делает, потому что поступает по образу Божию и по образу Сына Божия Иисуса Христа). В сердцах многих возникает ревность, зависть и осуждение. Я, например, помню эпизод, который имел место в 70-е годы, когда открытых церквей было мало, когда люди в церковь ходить боялись, когда ходили только постоянные прихожане. Дело было на всенощной под обычный воскресный день. Народу было очень немного, так сказать, все свои, и мой духовный отец совершал елеопомазание. В это время в церковь зашли две девицы, совершенно из другого мира: накрашенные, нескромно одетые и т. д., и т. п. Всех, кто там присутствовал, охватили ужас, смятение и трепет. А батюшка, когда их увидел, обратился к ним: «Здравствуйте, хорошие мои! Вот и вы пришли!» – и всевозможным образом их приветил. Дай нам Бог всем так поступать, причем от самой глубины своего существа, потому что мы – люди «многоэтажные», сложные, мы можем заставить себя так поступить, и это лучше, чем если бы мы поступали противоположно; но искреннее хрис-топодобное отношение к людям, подобным младшему сыну, приобретается некоторым подвигом и некоторым духовным опытом.

Одновременно и неслучайно в церкви, начиная со всенощной Недели о блудном сыне и на всех воскресных всенощных до начала Великого поста, поется псалом 136 «На реках Вавилонских». Внешнее содержание этого псалма, его историческая канва посвящена Вавилонскому плену, трагической странице в жизни еврейского народа. Приведу его в русском синодальном переводе.

При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе (Пс. 136, 1). Вавилон, напоминаю вам, появляется в Священном Писании начиная со строительства Вавилонской башни. Этимология этого слова многозначна. С одной стороны, «Вавилон» означает «смешение», потому что там было осуществлено смешение языков, с другой – аккадское слово «Вавилон» буквально переводится как «врата Бога», а также как «запутанный узор», «случайное, постороннее». Таким образом, мы имеем все основания считать и по этимологии, и по самому, как вы сейчас увидите, содержанию этого псалма, что Вавилон – земля чужая.

Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши – веселья: «пропойте нам из песней Сионских» (Пс. 136, 3). Внешнее содержание этих слов совершенно понятно, а по внутреннему значению… Я вас постоянно призываю понимать все то, что мы читали в Писании, в том числе исторические повествования, как своего рода рассказ о том, что происходит в душе человека. А внутреннее понимание таково: песни сионские – это молитва, земля – это сердце. Каждый из нас по своему опыту знает, как в зависимости от того, находится ли сердце в самом себе (а в самом себе – это значит нахождение в Боге) или в пленении страстьми, так и молитва: течет сама собой или, и это бывает гораздо чаще, дается с великим принуждением.

Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя (Пс. 136, 5). То есть в духовном отношении это все та же память отчего дома, которая должна у нас присутствовать, даже если мы находимся далеко от него.

Когда я имел милость Божию в 97-м году быть в святом городе Иерусалиме, он произвел на меня неизгладимое впечатление. Действительно, этот город называют «пятым Евангелием», потому что создается впечатление, что мы присутствуем глубиной сердца при событиях, которые там происходили. В момент пребывания там слова Если забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя были для меня (и вряд ли только для меня) настолько очевидными. Более того, было настолько очевидно, что эту заповедь – помнить об Иерусалиме, даже если иметь в виду именно земной Иерусалим, – так легко исполнить, потому что это ощущение невозможно забыть! Но, увы, как и все люди, которые довольно быстро оказываются на земле чужой, я никак не могу сказать, что даже по прошествии сравнительно небольшого времени удается эту заповедь вспомнить…

Если совершается иудейская свадьба по иудейскому религиозному обряду, то в эту церемонию (так было изначально и сейчас продолжается) входит такой обряд: жених бросает об пол бокал и при этом произносит слова, не связанные с любовью к будущей супруге или еще с чем-то подобным, а произносит именно: «Если забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука». Таким образом, святость брачных отношений и семейного дома связывается с любовью к Иерусалиму.

Последние слова этого псалма, которые при внешнем прочтении многих вводят в смущение, я по-славянски прочту, потому что это привычнее слышать: Дщи Вавилоня окаянная, блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136, 8–9). Конечно, разбивать о камни детей даже самых жестоких людей – значит на зло отвечать вопиющим злодейством.

В отличие от людей ветхозаветной психологии, для которых в течение многих столетий до пришествия Господа Иисуса Христа было нормально воспринимать эти слова буквально, мы их понимаем духовно, в соответствии с тем, как нам рекомендуют святые отцы. В святоотеческом понимании «младенцы» – это помыслы, «отвлечения», которые в мгновение ока переносят нас на бесконечное расстояние от Бога в чужую землю. Эти помыслы, как об этом говорит весь святоотеческий опыт, а также и наш небольшой собственный, лучше поражать в начале, то есть в младенческом состоянии, чем дожидаться, пока через собеседование с нами, через наше соучастие они разрастутся до того, что нами овладеют и превратятся в страсть.

Третий текст из Писания, сопряженный с темой блудного сына, это апостольское послание. Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною. Пища для чрева, и чрево для пищи и т. д. Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет! Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: «два будут одна плоть» (1 Кор. 13—16). Непосредственно эти слова апостола Павла относятся к блуду, понимаемому буквально, но, конечно, эти слова имеют и духовное значение. Потом эта тема – «блудница» – достигает своей полноты, своего апофеоза в Апокалипсисе Иоанна Богослова в образе Вавилонской блудницы, которая, по толкованию самого же пророка и евангелиста Иоанна Богослова, сидит на водах многих. Воды означают народы, блудница – греховные начала мира сего. Всякий раз, когда мы входим в общение с миром, плотью и диаволом, мы делаем противоположное тому, что нам заповедовал наставник духовной жизни XIX века свт. Игнатий Брянчанинов. Он говорил, что целью человеческого покаяния является расторгнуть общение со всеми падшими духами. Еще раз, точно так же, как в фильме «Матрица» или в недавно вышедшем романе Виктора Пелевина «Empire V», при той иллюзии, что мы питаемся этими свиными рожцами, на самом деле эта греховная стихия мира сего на нас паразитирует, и мы являемся для нее инструментами.

Покаяние является нашей заботой в дни Великого поста, и поэтому мы должны снова и снова обращаться к притче о блудном сыне, к другим текстам Священного Писания на эту тему, потому что они актуальны для жизни души каждого человека. Но также они актуальны и для церковной жизни, потому что православие – это то, что идет к Богу, а не заблуждается. Отход от путей Божиих в истории человечества становится все более явным. Недаром мы наше время называем апостасийным (от греческого слова ποστασία – отступничество), а люди, находящиеся вне Церкви, – постхристианским. Это последнее по существу состояние блудного сына (до его покаяния). Заметим, что в проекте Европейской конституции даже нет упоминания о христианских корнях европейского содружества. Много есть и других проявлений, они все у нас перед глазами. А гораздо существенней то, что у нас не так, как у первых христиан, когда зло было вовне, а внутри у христиан была святость. Наша борьба с грехом осуществляется не только на какой-то внешней территории, она осуществляется внутри наших сердец. Достоевский говорил: «Дьявол с Богом борется, и поле битвы – сердца людей». Поэтому история о блудном сыне имеет в нашей жизни много проявлений.