Три желания для золотой рыбки - Елена Усачева

Незнакомые и знакомые фамилии горохом ссыпались в Лерину память, не оставляя после себя следа: она всегда плохо запоминала имена. В своем-то классе только через полгода перестала путаться в ребячьих фамилиях. Все остальные учащиеся для нее так и осталась темным лесом.

– Что молчишь? – ворвался в Лерины размышления крик Аси. – Я говорю, ужас какой!

– Ужас, – лениво согласилась она.

– А Маканиной – ничего, – все еще бушевала Репина. – Говорят, отец ее отмазал.

Гараева вырвала изрисованный лист бумаги и скомкала его.

– Мне на тренировку пора. – Она снова отчеркнула логотип. – Так что там с химией?

– Стрелять идешь?

Лера поморщилась. С чьей-то легкой руки по классу прошел слух, что она занимается стрельбой, хотя никакой стрельбы и в помине не было. Она занималась спортивным ориентированием на местности. На тренировках их учили читать карту, определять стороны света, разбираться в звездном небе, на силовых занятиях они бегали и прыгали, сдавали бесконечные нормы и зачеты. Раз в месяц, а то и чаще, на выходные они выбирались в лес, до изнеможения бродили среди деревьев, пробивались через буреломы, искали секретики, оставленные тренерами. Лера всегда быстро решала даже самое запутанное задание, ей нравилось читать знаки дорог, разгадывать маршруты, доказывать самой себе, что она сильнее окружающей действительности, что она выйдет из любого, даже самого глухого места. Это была своеобразная игра с установленными правилами и законами природы. Еще дед учил ее ориентироваться в горах, порой на целый день уводя внучку в ущелья в окрестностях Махачкалы. Обычно из этой игры она выходила победителем.

– Иду, только не стрелять, а стреляться, – буркнула Гараева, сминая второй листок. – Ладно, до завтра.

После всего произошедшего химию можно было не готовить. Людмила все равно не сможет нормально вести урок. Если класс разрушен, как рассказывал Махота, то уроки отложатся на неделю. Ну и ладно, химию Лера никогда не любила.

Да, кстати, ее ведь ждет Лотман!

Гараева вернулась в свою комнату. Из колонок звучала мягкая успокаивающая музыка.

Это хорошо. Пусть там, за окнами, идет снег, школа гудит, переполненная новостями, девчонки обрывают телефоны, обсуждая последние события. У нее здесь, за бордовыми шторами, под музыку Боккерини идет совсем другая жизнь. И в своем пространстве она уж как-нибудь сориентируется.

Пришла мать. Было слышно, как она ходит по коридору, щелкает выключателями, шумит водой. Забормотал на кухне телевизор.

Пора уходить. Лера встала, быстро собрала сумку и выскользнула в коридор. Мама промелькнула в дверях кухни. В их семье не было принято лезть в дела друг друга.

Глава третья

Разговоры и встречи

На следующий день Лере хотелось одной прийти в школу, подумать, полюбоваться на выпавший снег. Но около подъезда ее перехватила Ася, и до школьных ворот они дошли вместе. Впрочем, так происходило всегда.

– Ты как? – понеслась Репина с места в карьер.

– Все хорошо, – медленно ответила Гараева, не понимая, что именно подруга подразумевает под этим многозначительным «ты как?».

– Представляю, что сегодня в школе будет твориться! – схватила ее за руку Ася. – Дурдом.

– Там всегда дурдом, – пожала плечом Гараева. – И неудивительно. Как покрасили ее в желтый цвет, так все с ума и посходили.

Ася довольно захихикала. Шутка по поводу цвета школьного здания была привычной. Когда-то оно было белым, но два года тому назад его перекрасили в желтый цвет, чем вызвали недоумение не только у старшеклассников, но даже у малышей.

– А что там Наумова с Костиком не поделили? – вяло поинтересовалась Лера, желая сменить тему разговора.

– Да они на русском сцепились, – отмахнулась Ася, старательно делая вид, что ее это не очень волнует, хотя ее буквально трясло от возбуждения. – Сочинение обсуждали. Дура или нет Татьяна, что отказала Онегину? Мнения разделились.

– Дура, конечно, – хмыкнула Гараева. – Такого парня видного бортанула! Юлька, конечно, была не согласна?

– Да ты что! Они чуть не подрались! А Янчик все твердил, что Юлька в любви вообще ничего не понимает. Что было!

Лера представила себе толстую русичку Галину Георгиевну, пытающуюся рассказать девятиклассникам о любви. На примере бабника Онегина… Да еще этот дурацкий открытый финал, когда муж Татьяны застал Онегина в ее комнатах. Вот это тема!

– Крику столько было! – тараторила Ася. – Завуч прибежала. Сказала, что драк на сегодня достаточно, и отпустила всех по домам. Даже замечание Янчику не сделала, хотя он орал громче всех… На всю школу было слышно. А потом…

– Погоди.

Они уже пересекли школьный сад и подошли к крыльцу, где сегодня на удивление было много народа. Чуть ли не вся начальная школа торчала на крыльце. Малыши с визгом носились в салочки, девчонки ухитрялись прыгать в резиночку и в классики. И вот среди всей этой суеты Лера заметила Маканину.

С их последней встречи прошел всего день, но Олеся за это время сильно изменилась. Она словно похудела и вытянулась, глаза еще больше потемнели, вокруг них залегли круги, словно предыдущую ночь она не спала. Маканина вопросительно смотрела на Леру, точно у нее был к ней вопрос, но она не могла вспомнить, какой.

Ей хочется о чем-то поговорить?

Олеся все еще стояла в немом оцепенении, как будто совершенно не ожидала увидеть здесь, около школы, кого-то знакомого.

– Я сейчас, – шепнула Лера Репиной и шагнула вперед. – Привет! – улыбнулась она.

Маканина ответила не сразу. Еще какое-то время она с удивлением смотрела на Гараеву, а потом сунула руки в карманы куртки, явно собираясь уходить. Вдруг на лице у нее появилась радость.

– Привет, – быстро произнесла она, будто только-только рассмотрела Леру и, испугавшись, что она уйдет, затараторила: – Тебе тут просили передать…

Олеся вынула ладошку из кармана и протянула сложенный в несколько раз листок. Первой мыслью Гараевой было: «Конечно, это ошибка!» Ей никто не мог писать. Да и зачем нужна эта записка, когда к ней в любой момент можно подойти и поговорить? Бред какой-то…

И тут она вспомнила. Быков! За вчерашний вечер он совершенно выветрился у нее из головы. Вот кто не станет говорить, а, скорее всего, напишет.

Сердце громко стукнуло в груди, и Лере тоже захотелось сунуть руки в карманы, но она вовремя остановилась – Маканина еще решит, что она ее копирует. А это сейчас было ни к чему.

– Как его зовут? – решила уточнить Лера. И, уже задав вопрос, подумала, что спросила зря. В письме должна быть подпись.

– Давай, бери! – Маканина нетерпеливо тряхнула посланием, и Лера, наконец, протянула руку. – Павел его зовут. Быковский. Там наверняка все написано.

Ах, Быковский. Как она забавно перепутала. Что же ему надо?

Лера секунду изучала свернутую бумажку, потом быстро посмотрела на Маканину.

– А ты Олеся, да?

Затрезвонил, зашелся в истошном скрипе звонок. Малыши с визгом побежали к школе.

– Олеся, Олеся, – поддакнула Маканина, отворачиваясь.

Гараевой захотелось еще немного поговорить, чтобы эта странная девушка не подумала что-то плохое. Поэтому она шагнула вперед, не давая Олесе уйти.

– Он какой-то странный, ваш Павел, – произнесла она, заглядывая Маканиной в лицо. – Смотрит, а потом убегает.

– Слушай. – Маканина резко повернулась, и Лера сразу пожалела, что заговорила с ней. Сейчас опять начнет орать. – Что ты капризничаешь? Тебе все девчонки нашего класса завидовать будут. Пашка, знаешь, какой классный! И хватит через меня решать свои дела. Разбирайтесь дальше сами. Мне не до тебя сейчас! Пока!

Маканина взбежала по ступенькам, хлопнула входной дверью, срывая на ней свое раздражение.

Да, да, надо было спешить на урок. Лера оглянулась, ища Асю. Та широко распахнутыми от удивления глазами смотрела на подругу.

– Ты? С ней? Общаешься? – произнесла Репина таким тоном, словно сейчас перед ее глазами Гараева продала американцам самую большую военную тайну.

Лера секунду смотрела на вытянутое лицо Аси и вдруг побежала мимо нее, мимо крыльца, мимо яблонь и берез, в самый дальний угол школьного сада. Ноги скользили на глинистой земле, так что, не добежав до решетки, она остановилась. Посмотрела на записку, зажатую в кулаке. По оборотной стороне было видно, что написано много, чуть ли не целый лист. Пока она разворачивала это странное послание, с удивлением отметила, что руки ее трясутся, сердце пытается выскочить из груди, а воздуха явно не хватает, так что приходится дышать часто-часто, до головокружения.

Сначала ей в глаза бросилась странная повторяемость букв и знаков вопроса. Лера даже несколько раз моргнула. Наконец, она выбралась из путаницы заглавных букв «Э» и извилистых «ы», и прочитала в верхнем правом углу: «Ноябрь Валерии Гараевой». Ниже с красной строки было четко написано два слова: «Это ты?»

Следующая строка начиналась с того же вопроса. И дальше эти два слова повторялись еще сотню раз, заполняя весь лист. Ни разу рука писавшего не дрогнула и не изменила красивому ровному почерку. Внизу стояла подпись – «Павел Быковский».