1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - Майкл Карлей

Карл Шнурре — глава департамента экономической политики министерства иностранных дел Германии в 1938—1945 гг.

Фридрих Вернер фон дер Шуленбург — германский посол в Москве в 1934—1941 гг.

Уолтер Эллиот — британский министр здравоохранения в 1938—1940 гг.

Эдуард Эррио — депутат в 1919—1940 гг., лидер французской радикальной партии в 1919—1936 гг., в 1926—1936 гг. — министр кабинета, премьер в 1932 г., в 1936—1940 гг. — председатель палаты депутатов.

Фрэнк Эштон-Готкин — экономист британского Форин офиса в 1938—1939 гг.

Глава ПЕРВАЯ

«Длинный список разочарований»

В конце 1937 года, когда предпоследний кризис предвоенного периода уже готов был разразиться над Европой, советский нарком иностранных дел Максим Литвинов встретился с французским послом в Москве Робером Кулондром, чтобы обсудить европейскую ситуацию. Оба предвидели впереди грозные опасности и оба сожалели о не лучшем состоянии государственных отношений между двумя странами. Слишком много было промахов в советско-западной кооперации против нацистской Германии. Это был «длинный список разочарований», отметил Литвинов, а советское правительство ожидало лучшего.1 Несколькими месяцами позже французское посольство в Москве не смогло выразить этого красноречивее, чем сам нарком.

«Советское правительство продолжает придерживаться принципов, которые не переставало отстаивать на протяжении всех последних лет: силам, которые хотят сохранить мир, необходимо образовать коалицию, организоваться, чтобы преградить путь агрессорам. Московская Кассандра продолжает призывать к энергичным действиям, с которыми нельзя медлить ни часу, но она видит, что никто не прислушивается к ее словам и чувствует, что никто им не доверяет, поэтому голос ее мало-помалу становится слабее, а тон все более горестным».2

Нацистская Германия угрожала как Франции, так и Советскому Союзу. Они могли либо выступить вместе, в союзе с Британией, либо пасть поодиночке. Литвинов и Кулондр были противниками умиротворения Германии и сторонниками коллективной безопасности. Но беда и загадка 30-х годов заключалась в том, что они, как и многие им подобные, прекрасно понимая опасность, которая угрожала Европе, все же не смогли предотвратить катастрофы. В этом и заключалось проклятие Кассандры.

Оно и привело к году 1939-му. Но начался он все же лучше, чем закончился. В январе, всего четыре месяца спустя после подписания Мюнхенского соглашения, французское и английское правительства медленно приходили к пониманию, что уступками умиротворить нацистскую Германию было невозможно и обуздать ее могла лишь военная сила. Этому процессу прозрения очень способствовала оккупация немцами в марте остатков Чехословакии. Весной 1939 года начались англо-франко-советские переговоры с целью создания антигерманского альянса. Это было последним шансом остановить германскую экспансию. Невероятно, но французское и британское правительства так и не смогли решиться на этот союз. Переговоры не увенчались успехом и в августе Советский Союз подписал пакт о ненападении с нацистской Германией. Это был ошеломивший всех разворот: два архиврага, которые годами громоздили горы клеветы друг о друге, внезапно уладили все свои разногласия. Англо-французы обвинили русских в лицемерии и двурушничестве, в то время как советское правительство возражало, что ни Франции, ни Британии упрекать Советский Союз в двойной игре.

Для британского и французского правительств провал переговоров с Советами был огромной политической неудачей. В 1939 году, а на самом деле с тех пор как нацисты пришли к власти в 1933-м, Советский Союз был ключом к европейскому миру и безопасности. «Неплохо бы помнить, — отмечал в начале 1939 года сэр Роберт Ванситтарт, тогдашний главный советник по дипломатическим вопросам Форин офиса, — что в последней войне, из которой мы едва смогли выкарабкаться, Россия и Италия были на нашей стороне... У фракции в 1914 году не было ни единого шанса выжить, если бы не Восточный фронт. Да и то она едва избежала разгрома» (курсив взят из оригинала).3 Красная армия была многочисленной и хорошо оснащенной, и у Советского Союза были огромные естественные ресурсы. С Россией на своей стороне англо-французы без всякого сомнения нанесли бы поражение нацистской Германии. Без России они оказывались перед лицом смертельной опасности. Как же могли французское и английское правительства упустить последний шанс предотвратить катастрофу?

1 сентября нацистская Германия вторглась в Польшу, двумя днями позже Британия и Франция объявили ей войну. Британские доминионы вскоре последовали примеру Лондона. Топкие нити, которые удерживали европейские державы от соскальзывания в войну, внезапно оборвались. «Надежды на благоразумие растаяли», как сказал В. X. Оден; завыли противовоздушные сирены и на мрачноватый, ненадежный полумир 30-х упали черные завесы светомаскировки. В Европу вновь, всего лишь через двадцать лет после окончания последней войны с Германией, пришла война. Как это могло случиться? «Невыразимый запах смерти корежит сентябрьскую ночь», — продолжается оденовский стих. Но 1939-й был только началом катаклизма, в котором сгинули ужасной, бесполезной смертью десятки миллионов. Были забыты гуманизм, культура, милосердие. Эта война переросла во вселенскую схватку, в которой добро противостояло абсолютному злу. «За тех, кто уже мертв и за тех, кто будет следующим!» — такие тосты выкрикивали в пабах пилоты королевских военно-воздушных сил.

Редко цели конфликта бывали столь ясно очерчены, хотя временами некоторые не видели смысла в таких ясно выраженных условиях. После разгрома Польши война в Европе стала бутафорской. Нудная война, называли ее другие, и это тоже не вносило ясности в ее крестоносные цели. Естественно, когда вы стреляете в противника, он вам отвечает. Но Франция и Британия были не готовы к настоящим военным действиям и не желали их провоцировать. В конце ноября 1939 года схватка внезапно разгорелась на периферии, когда Советский Союз атаковал Финляндию и началось то, что оказалось короткой, но кровопролитной Финской войной. Консерваторы во Франции и Британии были полны решимости помочь Финляндии, некоторые призывали даже к войне с Советским Союзом. Казалось, что с Красной армией легко будет справиться, она была целью гораздо более привлекательной, чем грозный нацистский вермахт. Перспектива схватки с коммунистами воодушевляла англо-французских консерваторов, война же с нацистской Германией наполняла многих из них сомнениями, беспокойством и страхом.

Для многих британских тори и французских консерваторов кооперация с Советским Союзом никогда не была приемлемой альтернативой. До 1939 года фашизм или нацизм не воспринимались как абсолютное зло, хотя такая форма правления и пользовалась дурной репутацией. Наоборот, фашизм был эффективным оружием против коммунизма и социализма, барьером для экспансии большевизма за пределы Советского Союза. Русская революция 1917 года на какое-то время потрясла основы европейского капитализма. В 1919 году большевики объявили о создании коммунистического интернационала, Коминтерна, и его целью провозгласили осуществление мировой социалистической революции. Современный Запад рассудил и ответил на это таким образом: на предвыборных плакатах правых партий и на первых страницах газет появились смуглолицые большевистские террористы, сжимающие в кривых, окровавленных зубах ножи, готовые на классовый передел и убийство. Большевики угрожали европейской цивилизации, убивали невинных, насиловали и угоняли в рабство женщин, попирали все на своем безжалостном, бесчеловечном стремлении к коммунизму. Индивидуальность, собственность, благосостояние, свобода — все это грозило исчезнуть под большевистским ножом. Советская национализация частных капиталовложений в 1918 году и денонсация царских иностранных долгов, которые исчислялись миллиардами, ударили в самое сердце капитализма.

Угроза была столь серьезна, что союзные силы взяли Советскую Россию в блокаду, наладили тайные связи с ее внутренними врагами и послали войска, чтобы остановить большевистскую опасность. У союзников не было сил подавить революцию, но они никогда с нею не смирились, злоба и страх сохранялись и через много лет после того, как большевики победили. Французы и англичане до 1924 года отказывали советскому правительству в официальном признании, сначала вообще отказывались торговать с ним, а потом предоставлять кредиты. С их точки зрения такая позиция была вполне разумна, ведь большевики так и не признали государственных долгов России. Почему мы должны давать большевикам еще какие-то деньги, говорили западные финансисты, если они не хотят расплачиваться за старые долги России? Потому что это выгодно, отвечали советские торговые представители, и старались доказать это. Это может удивить, но большевики оказались неплохими бизнесменами, и советско-западная торговля мало-помалу развивалась. Несмотря на все препятствия советские дипломаты пытались построить на этом фундаменте если не нормальные, то по крайней мере корректные политические отношения. Лидер большевиков, Владимир Ильич Ленин называл такую политику «мирным сосуществованием». Ей было нелегко следовать, ибо пока советские дипломаты трудились ради развития торговли и корректных отношений с Западом, Коминтерн продолжал трубить во все рога о мировой революции. Правда, действия Коминтерна были неэффективными и откровенно дилетантскими, но они раздражали и пугали западные правительства, впрочем как и советских дипломатов, потому что Коминтерн сводил на нет все их прагматические усилия по сближению с Западом.