Мой (не)желанный малыш (СИ) - Шарм Элли

– Лучше скажи, как я выгляжу? – поправив несуществующие складки шелковой ткани на бедрах, мама цепляет на лицо благочестивую улыбку-маску.

– Хорошо, – отмазываюсь дежурной фразой, но по тому, как загораются довольно глаза мамы понимаю, что ей вполне достаточно и этой скупой похвалы.

Хмурю брови, не понимая маминых переживаний по поводу предстоящего вечера. Она еще ни разу так сильно не «загонялась» из-за ужина с Сазоновыми. А, может быть, я чего-то не знаю?

– Тебе папа не сказал? – догадывается мать, наконец-то замечая мое обескураженное выражения лица. Скользит изучающим взглядом по моему белому коктейльному платью. Приоткрывает губы, чтобы дать свою оценку моему наряду, как, охнув, переключается на Дарью, которая раскладывает свежеприготовленных рапанов на зеленые хрустящие листья салата на подносе. Нервно рассматривает изысканные закуски к аперитиву:

– А где греческие маслины?! – голос мамы звучит так, будто ей только что стало известно о конце света. – Почему я все время должна о чем-то напоминать!?

Девушка от неожиданности ударяет с громким звоном щипцами для морепродуктов по фарфоровой тарелке. Ее круглые милые щечки покрывает алый румянец, выдавая внутреннее смятение. Словно по щелчку пальцев, карие глаза застилает поволока слез.

– Извините, Светлана Юрьевна, – голос Дарьи дрожит. – Сейчас все исправлю.

Словно акула, почуявшая кровь своей жертвы, мама неотступно и цепко следит за брюнеткой, у которой под пристальным взглядом хозяйки дома все буквально валится из рук. Банка с оливами не подается и Дарья, беспомощно подняв глаза, смотрит затравленным зверьком, будто у своего мучителя помощи прося. Сжимаю крепче сумку-клатч в руке – так, что суставы пальцев боль простреливает. Самое лучшее – если я не буду вмешиваться. Иначе скандала не избежать!

Глава 5

Катя

Закатив глаза, мама, не скрывая своего раздражения, обращается к стоящей рядом пожилой женщине:

– Надежда Владимировна, – цедит, четко артикулируя каждой буквой, поджимает губы, в глазах лед. – Замените эту неумеху на кого-нибудь другого! Желательно, поумнее да порасторопнее, – в голосе мамы отчетливо переливается подчеркнутое пренебрежение к персоналу. В этом с отцом они очень похожи – всех меряют по статусу. – Поставьте ее картофель что ли чистить… Надеюсь, справится?

– Светлана Юрьевна… – щеки Надежды Владимировны вспыхивают. На секунду мне кажется, что женщина настроена дать отпор, но нет, ошиблась – отводит бархатные карие глаза, и с трудом произносит: – Как скажете.

Вся трагичность происходящего заключается в том, что Дарья – родная дочь Надежды Владимировны. Мне хочется возмутиться, топнуть ногой! Крикнуть, что это не справедливо, но я молчу. Молчу, потому что знаю, полезь я со своей защитой, будет только хуже. Знаем, проходили… По сути, я такой же невольник в этом доме, как и бедная Дарья. Всем нам отведены свои роли.

От бушующего внутри пламени меня отвлекает ровный голос Надежды Владимировны. Женщина с завидным спокойствием обращается к серой и совершенно невзрачной, как мышка, посудомойщице:

– Настя, замени, пожалуйста. Даша, иди за мной.

Как только обе женщины исчезают в подсобке, уголок рта родительницы слегка приподнимается вверх. Наверняка чувствует себя наподобие «божка». Мне никогда этого не понять. Словно вспомнив о моем существовании, манит указательным пальцем с изумрудным перстнем.

– Иди сюда, дорогая.

И я послушно иду в сторону мамы. Сколько бы зла она не причинила, какой бы жестокой она не была, я знаю: мама меня любит. Никакая другая привязанность не сравнима с этой, потому что все другие – случайны, а эта врожденная. Ближе нее у меня никого нет. Просто она нервничает, устала – пытаюсь оправдать злые выпады родительницы в сторону персонала. Отмечаю про себя, как она выглядит – на высоте, как и всегда.

Стройная высокая блондинка с красивыми холодными голубыми глазами, ресницы слегка подкрашены тушью. Губы едва тронуты тонким слоем помады благородного цвета марсала. Ее образ завершает черное элегантное платье-футляр ровно до середины колен и дорогущее брильянтовое колье на тонкой изящной шее. Длинные волосы серебристого цвета уложены волосок к волоску. Все идеально подходит, подчеркивая необсуждаемый статус жены крупного бизнесмена. Холодная элегантность снежной королевы – вот, что приходит на ум при взгляде на хозяйку особняка.

– Сегодня будет очень важный вечер для нашей семьи, дорогая, – мамины глаза блестят, словно кристаллы, когда она берет меня за ладонь наманикюренной рукой. Заговорщически понизив тон, она с восторгом добавляет. – Кроме Сазоновых, будет еще несколько очень важных людей, не просто гостей, Катя. Акционеры! Очень обеспеченные люди. Дай-ка, полюбуюсь на тебя, милая, – мама отводит уложенную голливудской волной золотистую прядь у моего лица. Пропускает шелковистую длину между пальцев, слегка путая светлые волоски большим изумрудом. В её голосе сквозит ничем не прикрытый интерес. – А что это за прелестное платье на тебе?

– От Сергеенко, – называю имя любимого маминого дизайнера. – Ты не видела. Это из последней коллекции.

Глаза родительницы одобрительно сверкают. Хоть мама и выглядит заинтригованной, ей импонирует мой выбор на сегодняшний вечер.

– Неожиданно. Прекрасное решение, Катенька, – берёт за локоть. – Повернись!

Конечно, я бы предпочла, чтобы меня хвалили за то, что делаю, а не за то, как выгляжу, но это точно не для моей семьи. Никому не интересно, что там – дальше обертки. Поворачиваюсь медленно вокруг оси. Жаловаться я не привыкла, поэтому даю возможность оценить свой наряд со всех сторон.

Коктейльное платье, правда, – отражение утончённого вкуса, впитанного с молоком матери и капелька моего личного – смелости. Ну, и, конечно же, главное – прекрасный способ продемонстрировать фигуру. Платье айвори с ажурным белым узором, с двойным лифом и корсет сердечком непременно поставят на колени Илью.

Я почти не сомневаюсь, что жених будет умолять о прощении за то, что вёл себя так низко перед отъездом. Да как он только смел поставить свои желания превыше моих?! Всё, что требовалось от жениха – это поговорить с моим отцом, намекнуть на то, как было бы неплохо, если бы я тоже поступила в университет, где уже второй год учится младший Сазонов.

Но, похоже, Илье совсем голову вскружила возможность продемонстрировать свои умения в новом филиале, который открыли совместными усилиями наши отцы. Он всегда мечтал быть одним из ведущих брокеров и, судя по довольному лицу моего отца, который уже с полчаса обсуждает что-то с Сазоновым-старшим, Илья справился на «пять». Только вот я не могу простить ему этого успеха.

Мама заботливо поправляет мои пышные рукава до локтей, выполненные из дорогого атласа, украшенные филигранными аппликациями на плечах, когда за окном слышится звук шин по гравию. Расклешённая фатиновая юбка с дополнительной бежевой вставкой колышется из стороны в сторону, когда я нетерпеливо подхожу к окну. Через открытые ворота нашего загородного дома въезжает солидное авто, скользит по темно-серому гравию. Я знаю, кому принадлежит «Мерседес Бенц» – Илье Сазонову.

Глава 6

Катя

Отпрянув от окна, с досадой размышляю о том, что весь вечер придётся делать вид, что мы два отчаянно влюблённых голубка. Хватит ли у меня стойкости на протяжении всего ужина беспрекословно выслушивать про то, как мне положено жить и о чём мечтать ни в коем случае нельзя? Я всей душой ненавижу эти званые ужины!

Сидя за столом под прицелом взоров родственников и партнёров по бизнесу отца, я обычно думаю о том, что отдала бы многое, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Мой отец большой специалист манипулировать человеческими слабостями и блистательный кукловод. Иногда складывается такое впечатление, что я для него подобие акций или капитала, который он выбирает в какой именно финансовый проект выгоднее вложить. Как же меня тошнит от этих двуличных подхалимов, облепивших со всех сторон отца! Все их льстивые вкрадчивые слова, в которых нет и толики правды и капли души, вызывают такой спазм в животе, что, кажется, ещё чуть-чуть и меня вывернет наизнанку прямо одному из гостей на лакированные до блеска туфли. Таковы реалии – быть единственной наследницей Зимина Бориса Сергеевича. Вот что значит жить моей жизнью! Не иметь карт-бланша на своё мнение, дышать тогда, когда велит отец – такое себе удовольствие.