Ленин-кышь, Ленин-мышь, Ленин-тохтамышь! Рассказы о «самом человечном человеке» - Голованов Антон

Тогда, в 1911 году, европейские и российские газеты шумно галдели о «деле Бейлиса». Они изобиловали кровавыми подробностями и выдержками из протоколов сионских мудрецов (так называемое «дело», кто не знает, было сфабриковано во Франции и касалось того, что евреи якобы похищали христианских младенцев и использовали их кровь в своих каббалистических ритуалах).

Хотя Нарым был глухоманью в Томской губернии, кое-какие новости с большой земли доходили и туда. Аборигены тут же решили, что Яшка Свердлов, обладающий яркой семитской внешностью, по ночам препарирует младенцев, поедает их внутренности, а из них самих набивает чучела. Так и закрепилось за ним прозвище «людоед». Ответами на вопросы: «Где бы это Яшке красть детей? Каких? Куда он девал чучела?», местные пейзане себя не морочили. Не помог и исправник, попрекавший селян в темноте и невежестве, – дом «людоеда» обходили стороной, им пугали детей и не здоровались даже издали. Всё шло к тому, что пребывание в Нарыме, закончится для Якова Михайловича чрезвычайно скверно. Вмешалось провидение. Партийные товарищи, устроили «Яшке-людоеду» побег всего лишь за сутки до того, как на сельском сходе было принято решение спалить еврея вместе с избой…

Яков Михайлович, сыгравший едва ли не ключевую роль в последующих событиях, неутомимо летал по лестничным пролётам с первого этажа на третий. Наверху, в обширных светлых аудиториях, товарищи по партии выпивали, закусывали и вели жаркие дискуссии, в которых Людоед принимал активное участие то на стороне Льва Троцкого, то Николая Бухарина, то ещё кого, а то и высказывая свою собственную точку зрения. Внизу же работал секретариат намеченного Съезда, фиксирующий пребывающих депутатов и прощупывавший позицию каждого персонально. Свердлов неусыпно следил за политическим барометром для того, что бы наперёд знать, куда, в какую сторону отклонится стрелка и когда можно будет нанести удар на опережение или «сделать ноги».

Соратники очень тепло встретили партийного вождя и непревзойдённого демагога, такой на Съезде был необходим для общего дела. Имелся, правда, ещё Лев Давидович Троцкий, но дремучая солдатская масса, особенно, матросы евреям не доверяли. Ленина усадили в глубокое уютное кресло и тут же преподнесли хрустальный, на длинной ножке, искрящийся лафитничек, наполненный водкой. Рахье предложили стакан. Опрокинув в себя жгучую живительную влагу, Ильич тут же ощутил, как разливается тепло по озябшим членам и на душу снисходит особое умиротворение, свойственное состоянию, когда человек пережил страхи, опасности и лишения и, в конце концов, оказавшись в полной безопасности, позволяет себе расслабиться.

Однако состояние блаженства тем и ценно, что мимолетно. Уже через минуту неутомимый, как паровая машина, главный большевик вскочил на ноги и схватил трубку стоявшего на столе неподалёку телефонного аппарата. Трубка молчала. Товарищ Бубнов, отвечавший за партийные коммуникации, пожал плечами: «Телефонной связи нет уже несколько дней, юнкера пошаливают». Ильич, метнув на него из глаз молнии, наказал срочно, прихватив с десяток праздношатающихся по первому этажу солдат, отправляться к барышням. «Но не затем, – Ленин покрутил кистью руки в воздухе, – что там багышни, а затем, чтобы наладить устойчивую, телефонную связь! Вам всё ясно, товагищь?!»

Бубнов тут же, как говорится, был таков. Следующее задание ждало Феликса Дзержинского. Ему было поручено посетить на броневике Главпочтамт и забрать там пакет от немецкого Генштаба на имя Владимира Ильича Ленина. В пакете должны были быть соответствующие инструкции и, главное, деньги, которых, последнее время вождю очень не хватало. Посылка пришла ещё несколько месяцев назад, но кто-то из коллег, немецких социал-демократов, его сдал, и вокруг почтамта были устроены засады ищеек Керенского, что бы взять Ленина «на живца» и публично объявить его немецким шпионом. Судебная власть того времени старалась придерживаться нравственно-этических норм и, чтобы объявить кого-либо мерзавцем или врагом, должна была привести веские неоспоримые тому доказательства. Немногим позже, уже можно было не обращать внимания на такие пустяки.

Железный Феликс на железном коне, вооружённым парой пулеметов, послужит высшим моральным аргументом и без труда привезёт ему немецкие «babken». А сидящие в кустах продрогшие переодетые агенты со своими «пукалками», обосрутся и ничего поделать не смогут. Ильич почувствовал, как под шёлковой сорочкой наливаются свинцом дряблые мышцы, как начинает приятно свербеть внизу живота. Ещё немного и на лысой голове пойдут в рост волосы. Неотвратимо наступает, наваливается его время, где будет главным он и никто другой!..

Боевика-анархиста, лохматого, нечёсаного Антонова-Овсеенко с группой матросов отправили в Зимний дворец вручить заседавшему там Временному правительству наскоро придуманный в соавторстве с Троцким меморандум. Бумага ничего особенного собой не представляла и имела цель исключительно заявить о себе любимых. В частности, настойчиво рекомендовалось повлиять на градоначальника Балка с тем, чтобы он окоротил своеволие юнкеров на ночных улицах города, а к утру организовал двухсотведерную бочку пива. Депутатов в канун открытия Съезда неплохо было бы похмелить. Вторым пунктом шло пространное рассуждение о том, что германцы, в сущности, не такой уж и плохой народ. Они изобрели бензин, психиатрию и ватерклозет, поэтому немедленного примирения со столь великой нацией требует историческая необходимость. А в завершении петиции предлагалось всем ныне действующим министрам присутствовать на открытии II Съезда рабочих, крестьянских и солдатских депутатов в качестве гостей, правда, без каких-либо гарантий личной безопасности, а так же участвовать в торжественном банкете, за собственный счёт.

Список неотложных дел замыкало поручение Льву Каменеву отправиться с ротой солдат, на Финляндский вокзал и обеспечить торжественную встречу супруге Ленина, Надежде Константиновне Крупской, а также нескольким другим жёнам главарей большевистской партии, которые прибывали ночным поездом. Солдат в эскорт отбирали не слишком пьяных и не слишком вонючих. Участие в мероприятии революционных матросов исключалось – все знали не понаслышке об их утилитарном подходе к особям противоположного пола и неудержимой тяге грубо и похабно шутить. К тому же Каменев моряком не был, поэтому и авторитетом у балтийцев не пользовался.

Покончив с текущими делами и выпив ещё, оставшаяся большевистская верхушка переместилась в соседний зал, где умелец Кржижановский, в отличие от всех остальных соратников знавший азы естественных наук и состоявший в переписке с Николой Теслой, сконструировал «машину времени». Аппарат был способен, по его словам, за секунды переделать любого старорежимного холуя в истинного творца и носителя коммунистической идеи, созидателя и строителя светлого будущего. Тут же изобретатель предлагал опробовать чудо-механизм. Владимир Ильич, зачитывавшийся в отрочестве книгами Жюля Верна и Конан Дойла, очень интересовался постановкой опытов над живыми людьми и всячески их приветствовал. Машина времени Кржижановского представляла собой кресло, опутанное проводами, и, на первый взгляд, напоминало банальный электрический стул, на котором практичные американцы казнили приговорённых к смерти преступников. Но это только, если не вдаваться в детали. На самом деле устройство было куда как более сложным. По обе стороны головы предполагаемого «путешественника во времени» было приделано по большой медной тарелке, подобной тем, какие используют музыканты в оркестре, когда хотят извлечь громкий вибрирующий звук. С задней стороны спинки кресла Бонч-Бруевич приторочил несколько стеклянных колб с жидкостями и коллоидными газами. Жидкости бурлили в с разной интенсивностью, а газы цветасто опалесцировали. С боков кресла выдавались педали и рубильник. В воздухе висел и щипал ноздри стойкий запах озона.

Вошедшие в помещение десятка два большевиков, искренне заинтересовавшись, обступили диковину и загалдели. Изобретатель, запинаясь и стараясь их перекричать, делал попытки объяснить принцип действия аппарата, размахивая листками с рукописными теоретическими выкладками, но его никто не понимал и не слушал.

«Ну-с, испытаем?» – потирая руки, заговорщически обвёл присутствующих озорным взглядом Ильич, когда ажиотаж немного стих и страсти успокоились. В возбуждённой атмосфере повисла тягостная немая пауза. Понятно, ни один еврей, которых здесь было большинство, не собирался приносить себя в жертву физику-самоучке, пусть даже и любимцу вождя. Участие в эксперименте самого Ленина по понятным мотивам исключалось, да он и сам был не дурак. Поляки стояли, понурившись, опустив долу взгляды. Бонч-Бруевич и был поляком, а поляку от поляка, как убеждала история, ничего хорошего ждать не приходилось. Побаивались, однако. Конечно, можно было на это дело подписать товарища Рахью. Он бы наверняка согласился, но, к сожалению, финн, оставшись без присмотра, выпил несколько стаканов водки без закуски, от этого пребывал в коматозном состоянии и для чистоты эксперимента не годился. Товарищ Бубнов отбыл с поручением. Молчание затягивалось. Тогда наиболее хитрые большевики Бухарин и Луначарский, теснясь бочком, вытолкнули на всеобщее обозрение грузина Кобу.