Пешки (СИ) - Татьяна Чернявская

Очень уж сруб этот подозрительно выглядел. Старый, он, казалось, ещё сильнее завалился на бок, цепляясь только печью, чей дымоход отчего‑то поблёскивал зеленоватыми, болотистыми пятнами. Из‑под плотно закрытых ставень сочились струйки — ленточки не то пепла, не то дыма. Дверь была распахнута настежь, а за ней сплошным пологом шла непроглядная тьма. И лишь пара истоптанных и очень грустных ботинок ютилась под низким порожком. Пожалуй, рваная обувка пугала аккурат больше всего, поскольку видали её в последний раз на той самой блаженной.

Ох, как же хотелось Мигору сейчас припустить вниз по тропке да к людям честным, да вернуться потом со жрецом и рогатиной (можно без жреца, но с двумя рогатинами), только парень не зря храбрецом у местной ребятни считался. Ну, и жрец без доказательств так просто из святилища выходить не станет. А лишней копеечки, что, по поручениям бегая, паренёк у хозяина перехватывал, тратить на подношения совсем не хотелось. Поэтому посыльный выдохнул в плечо, осенил себя знаком солнечным и прокрался к ужасному дому.

Вблизи всё оказалось хуже. От ботинок, наполовину превратившихся в труху, шла в ближайшие заросли косая цепочка следов, сначала кривых, хаотичных и одноногих, потом странная бесформенная вмятина, полоса и два маленьких человеческих следа, смотрящих в разные стороны. Мигорка тяжело сглотнул, представив тварь, оставившую такие борозды. Возле двери был вбит огромный корявый гвоздь самого подозрительного вида, от него шла конопляная верёвка, заканчивающаяся качественной петлёй, в которой, вывалив распухший язык, болтался жирный крыс с полуметровым хвостом. Несчастный толи подвергся жестокой казни, толи самолично наложил на себя лапы от пережитого. Впрочем, отвратный вид повешенного, на удивление, не дополнялся соответствующим запахом: в царящей вокруг душащей, пряной вони вообще невозможно было разобрать ни чего. Нос мгновенно защипало, а глаза наполнились самыми что ни на есть горькими слезами. Мигор утёр ладонью липкий пот, выступивший на лбу, и шагнул за порог в тёмную, подёрнутую дымкой горницу.

По всем показателям нападение было жестокое, а отпор бессмысленным. Тонкие полосы рассветного солнца слегка продирали тьму и вскрывали следы ужасной и невыносимой правды. С печи целыми пластами была отбита побелка, а куски её разметало по углам. Бабские травки, что обычно в подполе держат или в сундуках берегут, зашвырнуло под потолок на балки и дымоход. Занавеси ободрало, их клоки свисали со стен и покачивались в такт таинственному дыханью. На койке, вывернув нутро, высилась гора бабьего тряпья, из‑под которого виднелся только пук волос. Столешница сохранила следы жутких когтей и подпалин, пол весь был усеян битыми мисками с запёкшейся нечестивой жижи (знать попали в убивцу). А прямо впереди — лужа ещё свежей крови, в которой почему‑то кисли куски капусты, вялой свёклы, и порванная женская блузка, что была по приезду на одной из постоялиц.

Три медяка за срочность уже начали греть душу посыльного. Мигор сделал два неуверенных шага и тут же едва не влез рукой в гадостный послед от болотной твари (не болотные такой дряни, светящейся, за собой оставлять не будут). Тут уж парню совсем сплохело: что монстр скрылся поутру, разумеется, а вдруг где поблизости схоронился и его ждёт. Но, с другой стороны, негоже мужчине бояться всякой нечисти, даже если душа уходит в пятки, нос раздирает замогильной вонью, а дух весь комнаты пугает, опутывает и душит. Наконец посыльный набрался смелости и даже распрямился, подобрав с пола половник вместо оружия. Так всё спокойней будет. Парень встал на цыпочки и прокрался к койке, решив, что оттуда и бежать и прятаться сподручней будет.

— Есть тут кто живой? — рявкнул что было сил Мигорка, чтоб голос не дрожал, и для острастки врезал половником по столу.

— Нету, — злобно и надрывно прохрипело что‑то сзади.

Струхнул парень, повернулся на ногах негнущихся, так и остолбенел. Смотрит: с кровати, вытянув бледные руки, подымается мертвяк, уж изжёванный. Кожа синяя, слезшая наполовину, патлы с проседью, клоками рваные, когти длинные, а глазищи, что омут чёрные, и светятся бесовской зеленью. Скидывает мертвяк с себя тряпки, да зубы злобно скалит. Не выдержал тут Мигорка, закричал не своим голосом, да к выходу бросился, но уж где человеку (без рогатины) от мертвяка скрыться. Только перескочил Мигор стол окаянный, из хаты тёмной на солнышко бросился, как ринулось нечто на встречу, брызнули искры яркие, померк свет в глазах парня и упал молодец аккурат в лужу да замертво.

— Чумной какой‑то, — констатировала Яританна, склонившись над пареньком, что блаженно пребывал без сознания в луже вчерашнего борща. — Интересно, все местные такие или это счастливый уникум?

Девушка брезгливо отпихнула ногой экстравагантное оружие подальше от сумасшедшего и подумала, не огреть ли нежданного гостя по голове ещё и пустой кастрюлей, раз уж Эл всё равно помыть не сподобилась. Её, конечно, смутил тот факт, что незнакомый пацан пробрался в дом, бегал по нему с хозяйским половником, а потом с воплями кинулся головой на дверной косяк. Но брать на себя ответственность за очередного блаженного (а таких обычно местные жители любят и жалеют) уж очень не хотелось. Девушка наскоро проверила сердцебиение (своё и обморочного) и убедилась, что детский лоб расшиблен только до качественного синяка. На этом её совесть вполне успокоилась, и за дело взялось привычное утреннее раздражение по поводу хамской побудки.

Первым делом праведный гнев пал на незапертую соседкой дверь, из‑за которой недоубиенный вообще пробрался в дом. И хорошо ещё, что он нервный такой попался и не успел дел натворить. Хорошо для Алеандр, потому как, в противном случае, её, вместо завтрака и помощи в шинковке трав, ждал бы скандал и внеочередное дежурство по дому. Хотя, печально оглядев полнейший бедлам, в котором прибывало их пристанище в чёрные (разжигание печи проистекало самыми варварскими способами) дни дежурств травницы, Яританна поняла, что стоит ограничиться только скандалом. Трёх дней под знаком хозяйствования Алеандр не перенесла бы уже психика щепетильного духовника. Был, однако, у погрома и свой маленький плюс — психанутый паршивец ничего ценного не нашёл. Этот факт слегка успокоил девушку, и Тан со спокойной душой отнеслась к тому, что её ложка оказалась в горе битых черепков.

Поскольку девушка в подобных ситуациях отличалась завидным холоднокровием, первым её желанием было связать подстрелка и кинуть в погреб, пока того в Чвыре не хватятся. Яританна не без труда нашла в той горе травницкой поклажи хозяйскую бельевую верёвку, минуту потратила на припоминание правильного способа связывания с курсов нежетеводства, столько же времени ушло на попытки развязать коварную петлю посреди мотка. После шли долгие пробы удобнее подойти к объекту, в итоге, девушка плюнула на правила и скрутила его самым, что ни на есть хамским, плебейским и кустарным способом. Смотреть на несчастного не смогли бы ни гуманисты, ни хвалёные заводчики нежити. Духовнику осмотр работ дался легче, хотя и не без самокритики. Яританна сморщила нос, тяжело выдохнула и махнула рукой на скрюченное нечто, желая поскорее умыться и забыть о досадном недоразумении возле стола. И тут несчастную постигло второе неожиданное открытие утра. Даже не постигло, а стремительно и беспощадно вынырнуло полуразложившимся зомби из тёмного нутра кадушки с водой.