Попса (май 2008) - журнал Русская жизнь

Рассказ печатается по отдельному изданию: Зенченко М. В. Страшная ночь. Военно-Книжный магазин Н. В. Васильева. С.-Петербург, Типо-Литография В. И. Штейн. 1886.

Рядовой Ермило Дегтяренко весело и бодро шел в свою родную деревню Лемяши. Немного ему до нее пути оставалось - верст десять, не более. День склонялся уже к вечеру, и путник прибавил шагу.

- И во сне не снилось батьке и матке, что я в бессрочный домой иду, - думал, самодовольно улыбаясь, Ермило: ничего нарочно не писал. Пусть-ка узнают они теперь меня. Я сразу-то не сознаюсь, что их сын, а просто зайду, будто мимоходом, и попрошусь на ночь. Да трудно и узнать: пошел на службу еще и пуху на лице не было, а теперь во какая бородища!

Путник поравнялся с малым березняком, за которым в лощине стоят и Лемяши. Уже стемнело, и хат нельзя было видеть, только мелькавшие то там, то сям огоньки давали знать о близости деревни. Сердце Ермилы сильно застучало. Многое из прошлого воскресло в его памяти. Вот он вошел на мостик, перекинутый через ручеек, и невольно приостановился.

«Эка! Будто вчера был здесь, никакой перемены, - подумал он. -Журчит ручеек, как и тогда журчал… Пожалуй, и моста за это время не переделали, хоть и короток был; осенью и весной сколько шагов от моста по воде еще нужно было сделать, чтоб до сухого места добраться. Жаль, что темно, не вижу. Но такой же маленький, кажись, какой и был. Эх, - вздохнул он, - будет ли мне так житься сладко, как жилось когда-то? Вон сосна-то, голубушка, и в теми заметна. Не срубил никто ее, спасибо: дорога она мне. Сколько ноченек скоротал я возле нее, поджидая Марусю… пока это она, бывало, тайком улизнет из хаты, когда заснут, а потом, ползучи через огороды, доберется до меня… Зато радости сколько тогда было!… Прижмется ко мне крепко и дрожит, бедная, боясь, чтобы из людей кто не нашел. А мне ничего: целую ее щеки белые, да к сердцу ее прижимаю. Да, было времечко да сплыло, не поймаешь его. А теперь, писали мне, Маруська замужем за Корнилой и детей имеет. А еще ждать меня обещалась! Эх, жалко! А краше девки на деревне не было, что и говорить. Другой такой не найдешь! А жениться мне теперь кстати: 300 рубликов имею. Хозяйство можно завести. Земли батька даст, да и за женой тоже сколько-нибудь дадут».

Размышляя таким образом, Ермило поравнялся с корчмой, стоявшей перед самым входом в деревню, и увидал стоявшего в дверях человека.

- Здорово, земляче! - говорит Ермило.

- Здорово, - слышится ответ. - А кто будешь таков?

- Признай.

- Где - в такую темь признать-то! Голос незнакомый.

- А я тебя сразу по голосу узнал, - сказал Ермило: - ты корчмарь Ицка будешь?

- А вот заверни в корчму, так лучше распознаем друг друга, - ответил жид. - Водка у меня богатая есть, только бы деньги были.

- Ладно, зайду, - ответил Ермило. - Деньги найдутся, не голяк какой.

Вошли они в корчму, и видит Ермило, что за прилавком сидит жидовка с чулком в руках, а перед прилавком мужик стоит, узнал Ермило и жидовку и мужика, да не высказал этого.

- Ну что же, признал меня? - спросил Ермило, войдя в освещенную корчму.

- Где там, служивый, признать!

- Ну, давай осьмушку, выпью со всеми вами, а за это время приглядитесь ко мне, так и узнаете.

- А, знаю! - воскликнул жид, - ты будешь сын Очкура, мужика из села Хоробич. Заезжал батька твой вчера ко мне, ехавши из города, говорил, что ждет из полка сына. А ты как тут.

- Узнал, нечего сказать, - засмеялся Ермило.

Жидовка и мужик приглядывались к солдату, но тоже не узнали его.

Водка была подана. Подошел Ермило к прилавку, взял четыре стаканчика, поставил их в ряд и налил в них водки.

- Ну, пейте, братцы, все за мое здоровье, - предложил Ермило.

Жидовка отказалась.

- Нет, этак нельзя. Хайка, должна и ты выпить, - настаивал Ермило.

- А ты откуда меня знаешь, что я Хайка?! - удивилась еврейка.

- Потому что знаю, - улыбался Ермило. - Это у вас у всех такие глаза плохие, что не можете признать меня.

- Ну, скажи, служивый, сам, кто ты такой, - сказал корчмарь, видимо, довольный предложенным угощением солдата.

- Сын Дегтяренко.

Bce так и ахнули.

Начались расспросы. Надолго ли Ермило домой пришел, где служил и тому подобное. Поговорил с земляками Ермило и, вынув деньги, начал за водку расплачиваться. Как увидел жид в руках Ермилы целую пачку ассигнаций, так и задрожал всем телом.

- Ой, вей! - воскликнул он. - Откуда у тебя, Ермило, столько грошей?

- Это мое дело, брат, - ответил холодно Ермило и нарочно перебирал в руках бумажные деньги, точно дразнил жида.

- Вот счастье батьке, вот счастье, - восклицал жид.

- А там увидим, что будет, - ответил Ермило, спрятал деньги в карман, попрощался и ушел.

Подходит Ермило к своей хате, видит огонь. Постучался.

- Кто там? - спросил старый Дегтяренко, повернув голову к окну, откуда послышался стук. Он сидел на лавке и гнул обручи на бочку. Старуха лежала на полатях.

- Солдат, - ответил Ермило.

- А что тебе нужно?

- Пустите на ночь. Иду в село Крапивну, да далеко она отсюда. А темь большая, и ноги пристали.

- У нас негде, служивый, иди к Зезюле-сотскому, он пускает, у него и хата для этого отдельная есть. Он плату берет.

- Где мне по ночи искать сотского? Пусти к себе, добрый человек, - проговорил Ермило, - плату я дам: мне все равно кому ни платить.

- Да пусти уж, - отозвалась с палатей Дегтяриха. - Плату даст, чего же тебе? - А лавка за столом свободная, выспится на ней, к тому же солдата нужно пожалеть, ведь и Ермило наш тоже солдат.

- Добре, пущу, - сказал старый, лениво поднимаясь с лавки. Вышел он из хаты и отворил ворота. Солдат вошел во двор, а там за хозяином и в хату. Сбросил шапку, перекрестился, поздоровался с хозяевами; снял котомку с плеч и уселся.

- Может, и поесть что найдется у вас? - спросил он.

- Яичница разве с салом? - отозвалась хозяйка.

- Давай и яичницы.

Опустилась с палатей Дегтяриха и пошла в амбар за яйцами.

- А чей будешь в Крапивне? - спросил хозяин солдата, принимаясь снова за свои обручи.

- Зарубы мужика.

- Такого не знаю.

- А у тебя, старик, есть сыновья?

- Есть. Один женился и двором теперь живет, а другой в солдатах.

- Весть о себе подает?

- Подает, да редко. Почитай, больше года не писал.

- Что же так?

- Не знаю.

- А урожай этого лета какой у вас был, старик? - помолчав, спросил Ермило.

- А что тебе?

- Да так.

- Плохой. Засуха была.

- И в Крапивне, значит, не уродился хлеб.

- Должно быть, и там плох, не далече она от нас - верстов пятьдесят.

- Хорошо теперь выходит, что с деньгами домой иду: батьке помогу, - проговорил Ермило.

- А много грошей имеешь?

- Довольно будет. Для целой семьи на весь год хватит, - ответил Ермило и, вынув кошелек с деньгами, развернул пачку ассигнаций и показал их старику.

Забилось сердце у старого Дегтяренко. А Ермило, ради хвастовства, разложил бумажки по столу и начал считать их.

В это время в хату вошла старуха, взглянула на деньги и затряслась. Отроду не видала она так много денег. Потом взяла топор и начала откалывать от дров щепки, чтобы приготовить на них яичницу. А грешная мысль о том, что хорошо было бы завладеть деньгами солдата, не выходит у ней из головы. Старый Дегтяренко продолжает гнуть обручи. И его голову осаждают те же грешные думы.

А Ермило посчитал деньги и спокойно спрятал их в карман.

- Ну, хозяйка, - сказал он, - потом, приготовишь яичницу, скажи мне, а я прилягу на лавку, устал. Усну если - разбуди.

- Ладно, - ответила Дегтяриха и начала медленно возиться около печки.

- Да! - спохватился Ермило. - Нужно ведь и водки выпить. Сходи, старик, в корчму за водкой, заплачу тебе за это и выпьем вместе.

- Можно. Давай деньги.

Ермило дал 30 копеек.

Одел свитку старый, засунул бутылку в карман и вышел.

Дегтяриха не выдержала, выбежала за мужем.

- Ну, что тебе нужно? - спросил Дегтяренко жену, когда она дернула его на дворе за полу.

- У солдата грошей много, - шепнула она.

- Так что же с этого? - отозвался так же тихо старый.

- Убьем его.

- Дурная, как же мы его убьем?

- Топором.

- Страшно.

- Что тут страшного? Убьем, вывезем в поле и бросим в овраг.

- Обожди, вернусь с корчмы, тогда поговорим об этом.

Ермило, оставшись один в хате, прилег на лавку и думает: старики завидуют деньгам беда как, а не знают того, что я их сын. Завтра откроюсь.

Забыл он, что сознался корчмарю, который мог выдать его батьке, и мечтал о том, сколько радости даст он родным, когда признается им, кто он! Закрыв глаза, он притих, боясь говорить с матерью, чтобы не проговориться.

Вошла Дегтяриха в хату, видит: солдат спит. Забила ее лихорадка, скорее захотелось покончить с ним.

Взяла она топор в руки и подкралась к Ермилу сзади. Размахнулась и ударила острием в лоб. Шевельнулся было Ермило, да так и застыл на месте. Залила кровь хату, и мозги из черепа Ермилы брызнули на пол.