Свадебные колокола - Валентин Селиванов

Пронеслись за окном тихие безмятежные сумерки, и мягко пришла ночь.

Веня включил освещение.

Машина, подпрыгивая на колдобинах и щедро разбрызгивая лужи, шла через тайгу. Веня крутил руль.

Дорога была отвратительной. Она шла вдоль глухой трассы высоковольтной линии. Свет от ярких фар врезался в молчаливые столетние кедры. Иногда фары машины выхватывали из темноты глаза ночных птиц, которые в страхе бесшумно взлетали вверх.

В эти минуты вспомнилось многое, что, быть может, никогда не забудется, что не раз отзовётся болью в сердце и заставит ворочаться по ночам на жёсткой полке походного вагончика.

Генеральский сынок! Как часто Веня слышал за своей спиной эти насмешливые слова, брошенные, как камни, ему вдогонку. Генеральский сынок! Читал он эти слова в глазах своих однокашников, когда являлся в школу или выходил на улицу в ослепительно белых силоновых рубашках.

Но Вене Калашникову было как-то всё равно.

В семнадцать лет у него было всё, о чём может мечтать мужчина. Всё, что угодно, всё, что он хотел. А хотел Веня всегда очень многого. В семье он рос один. Над ним тряслись, дрожали и молились на него, как на икону, им гордились и баловали его. Он рос образцовым потребителем, эгоистом экстра-класса, мало над чем задумываясь. Ставка у отца на работе была что-то около восьми тысяч, и половина денег уходила на Веню. Он принимал это как должное, как испорченный официант чаевые. И если бы так продолжалось и дальше, из него и в самом деле вышел бы подобный официантик, ловкий, как жулик, и гордый, как граф.

На всю жизнь в его памяти останется целинное лето. Позабыть бы его, да оно не забудется.

Веня тогда стал старшеклассником. Подумать только — старшеклассник. Их класс собирался в колхоз на практику.

Колхоз — это серо и буднично, решил Веня. Колхозы давно вышли из моды. Никакой романтики.

И он бросил клич — на целину! Весь класс загорелся желанием поехать в казахстанские степи. Но класс отправили в колхоз, и только десять лучших отправили на целину. Веня никогда не считался лучшим. Но его отец побеседовал с директором по душам, и Веня оказался в числе лучших. На это никто не обратил внимания. Может быть, потому, что все привыкли к этому.

Они поехали на целину. Жили в степи, в палатках, и самый близкий город от них был за четыреста километров. Там, на целинном стане, работала бригада в шестнадцать человек. Каждый из шестнадцати считал себя взрослым, хотя паспорт каждого не давал им такого права — ребята были на несколько лет старше Вени.

Старшим среди целинников был Артём Хабаров. Рослый, худой, длинноногий, он мало чем был похож на бригадира. Артёма дразнили Электроном. Почему именно так, никто не знал. Дразнили, и всё тут.

Старшеклассники, как могли и умели, помогали бригаде.

Лето тогда выдалось сухое, звонкое, душное. Раньше Венька считал, что целинное лето лучше крымского. Теперь же, каждый день изнывая от жары, он был иного мнения.

Кончалась ночь. Веня проснулся рано. Он осторожно выбрался из палатки, добрался до большой бочки, в которой находилась вода, и пил долго и жадно, прямо из крана, утоляя безмерную жажду.

Прохладный воздух был пропитан слабым запахом дыма. Это рыжий Герка Семёнов готовил на кухне завтрак. С приездом ребят ему прибавилось работы, но он не унывал. Герка был дипломированным поваром, а не просто так, художественная самодеятельность.

Именно поэтому у всех в бригаде был царский аппетит.

Веня подошёл к кухне, когда из палатки выбралась Соня Гулцева. Соня была милая девчонка, с ней Веня два года сидел за одной партой, только какая-то хрупкая и часто болела.

— Слушай, Соня, — сказал Веня и посмотрел на свои золотые часы, — у нас ещё уйма времени. Целый час. Идём поклянчим у Герки воды. — Ему снова захотелось пить.

— Не хочу… Когда я окончу школу, я поеду на Таймыр, — со вздохом ответила Соня, — Там, говорят, не бывает солнца. Живут ведь люди. Я тоже об этом мечтаю.

— Не ври, Сонька, — с лёгкой усмешкой сказал Веня. — Ты мечтаешь о карьере кинозвезды. Я знаю. А две мечты иметь в жизни нельзя. Не будь такой жадной.

— Под солнцем мне не быть кинозвездой, — тихо и грустно ответила Соня. — Солнце — мой враг.

— У тебя жилые мысли, женщина, — улыбнулся Калашников. — Зачем же тогда ты читаешь нам со сцены Маяка? Не логично. Маяк и солнце — это одно и то же.

— Маяковский описался, когда сочинял про солнце. Не будь таким щепетильным. Всем людям свойственно ошибаться. Почему же Маяковский должен быть исключением? — Соня вздохнула и добавила с досадой: — И всё равно я не люблю солнце.

Веня промолчал.

Начинался рассвет. И скоро совсем неожиданно показался из-за горизонта солнечный диск. Пламенея, он повис над степью. И степь зазвенела песнями кузнечиков, приветствуя солнце.

Старшеклассники не любили солнце.

Бригада Электрона привыкла к жаре, а мальчишки ещё не успели. И они все вместе, коллективно, категорично и яро ненавидели и презирали солнечное светило. Каждый громогласно заявил об этом.

Причина была одна-единственная — в бригаде Электрона не хватало воды. Её привозили раз в сутки к вечеру вместе с газетами и наполняли железную бочку, окрашенную в жёлтый цвет. И эту бочку с водой тоже не любили старшеклассники.

В раскалённый полдень трактористы съезжались к этой бочке. Солнце дышало им в лицо, обжигало грудь и горло. Ведро за ведром выливалось на раскалённые моторы машин.

Такой был закон в бригаде Артёма Хабарова. И нарушать его никто не имел права — хлеб был дороже воды.

Каждый мог выпить в день две кружки воды. Только две. Больше воды не хватало. А в то утро Веня не выдержал и выпил столько воды, сколько смог. Никто никогда не узнал об этом. Знал только один Веня. Ему было весело и забавно тогда, что он надул всех. Его совесть заявила о себе во весь голос немного позже.

Каждое лето Веня проводил на юге, у бабушки. Она жила в Крыму, в маленьком Камыш-Буруне, тихом посёлке у моря.

С приходом каникул у Веньки начиналось славное и беззаботное время. Лишённый назойливой родительской опеки, он чувствовал себя легко и свободно. Целыми днями он пропадал с мальчишками на море. Никто не мог сказать ему, что это неприлично и опасно.

И вот окончена школа. Был праздник, был бал, а потом мерный стук колёс. Поезд увозил Веню к морю. И опять, как и каждое лето, шумели кипарисы на улицах, пахло акацией и вяленой барабулькой.

Кончена школа. Впереди голубые дороги — выбирай любую. Но над этим Веня мало думал. За него неплохо думали дома.

Здесь, в Камыш-Буруне, у него появилась первая девчонка. Девчонку звали Терезой. Её так просто дразнили мальчишки. Веня дразнил её вместе со всеми. Дразнил и не знал, как её зовут. Ему было всё равно.

Летний сезон приносил камыш-бурунским мальчишкам работу. Веня сразу полюбил её. Это была удивительная, свободная и опасная работа. Она доставляла ему много радости и спортивного азарта.

Веня работал с утра до вечера. Когда уставал, ловил с мальчишками бычков и барабульку. Но уставал Веня редко. Он любил свою работу, и никто не называл его генеральским сынком. Здесь он был равным среди равных.

Венька обследовал множество свай, старых, поржавевших, вбитых в море, причалы, купальни, затонувшую баржу. Его работа была под водой — он вместе с мальчишками искал в заливе рапаны и отдирал их перочинным ножом. Рапаны — это большие ракушки с острыми углами, серые, чуть беловатые, с гладким апельсиновым цветом внутри. Нырять приходилось глубоко, больше шести метров. Но Веня не мог себе позволить отставать от других и скоро привык. Наберёт в лёгкие побольше воздуху, перевернётся, откроет глаза в воде и, медленно выпуская воздух и загребая руками упругую воду, идёт ко дну. Там, внизу, светло и тихо.

Самым трудным делом было оторвать присосавшийся к железу рапан. В воде он был скользким, острым и до крови царапал руки. Раны потом долго и приятно ныли в морской воде. С первой попытки оторвать рапан никому и никогда не удавалось.

И чем больше был рапан, тем он был красивее, тем сильнее шумело в нём эхо моря, если рапан приложить к уху. Такие рапаны и ценились больше. Они были для отдыхающих самыми ценными сувенирами, которые мальчишки поднимали со дна моря, в память о Крыме. И эти сувениры свободно соперничали со всеми другими. В этой конкуренции мальчишки всегда побеждали. Стоило кому-нибудь из них появиться на пляже, рапаны раскупали тут же.

Море дарило мальчишкам эти ракушки. Оно же давало им работу. Может быть, поэтому они всегда дёшево продавали рапаны.

Перед Веней открылось что-то такое, чего он не понимал раньше. Он начал чувствовать в своём сердце нежность и уважение и к морю, и к мальчишкам, и к самому себе.

Как-то в посёлке появился дядя Стёпа. Это был длинноногий мужчина в сером полотняном костюме и парусиновых сандалиях. Он предложил мальчишкам продавать рапаны ему. Человеком он оказался щедрым — его цена была в два раза больше против их собственной. Но Веня отказался первым. Ему показалось, что в его охоте за рапанами пропадёт что-то самое прекрасное или, быть может, свободное. Что именно, он не мог понять до конца.