Смерть под занавес - Екатерина Красавина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да? - Гурдина вскинула на Катю глаза и, узнав, улыбнулась: - С каким-то вопросом, Катюша?
- Спектакль посмотреть захотелось.
- Господи, что же ты раньше не сказала, я бы два билета дала. Как же ты прорвалась?
- Нахальством.
- Понимаю, сама такой в молодости была. Бери стул в холле и садись сбоку.
Сегодня Гурдина была одета в темно-зеленый летний костюм с короткими рукавами. Рыжие волосы стянуты черным обручем. Неожиданно она встала и взяла Катю за локоть:
- Пойдем, я сама отведу тебя.
- Элла Александровна...
- Да, - Гурдина отозвалась не сразу, казалось, она погрузилась в собственные мысли.
- Мне бы хотелось побеседовать с вашими актерами. Вы не предупредите их?
- Ты что, думаешь, они как-то причастны к тому... в партере? Ерунда! Впрочем, решаешь ты. Не волнуйся, я скажу им, чтобы они рассказали тебе все "чистосердечно и без утайки". Так, кажется, писалось в классических романах? Рудик, принеси стул даме!
Внезапно Катя почувствовала головокружение. "Наверное, я переутомилась", - подумала она.
- Если тебе что-то нужно, связывайся с Линой Юрьевной, она в курсе всего. - Гурдина улыбнулась Кате.
Молодой человек с тоненькими усиками, которого звали Рудик, принес стул и переминался с ноги на ногу, стоя рядом. Раздался мелодичный звонок, и открылся занавес.
На сцене все было необычно. Катя шепотом спросила у соседки название спектакля. "Жизнь Дориана Грея, рассказанная лордом Генри", - ответила та. Да, очарование Уайльда, бесспорно, царило на сцене. Но то, что в книге было чарующе легким, здесь - оставляло впечатление обморочного удушья. Но потом это впечатление рассеялось, и Катя полностью отдалась самому странному спектаклю из всех, какие ей приходилось видеть раньше.
Актеры передвигались по сцене в сполохах черно-красно-синего цвета. Их фигуры неожиданно высвечивались из темноты. Как приливы и отливы, на лицах сменялись гримасы боли, страха, отчаяния и чувственного наслаждения. Сам Дориан Грей двигался по сцене грациозно покачиваясь, как великолепный хищный зверь перед прыжком на свою будущую жертву. Казалось, он исполнял странный танец в одиночестве, медленно кружась перед зеркалом. Внезапно сцена погрузилась в темноту. Из зеркала вышел человек в длинном сером плаще. Это был мистический двойник Дориана. Они приникли друг к другу и пошли рядом в глубь сцены. Каждое движение Дориана мгновенно повторялось его зеркальным двойником. Это было так жутко и непонятно. Словно взору представали сращенные близнецы. Существо перекатывалось по сцене, заполняя собой все пространство. Те, кто стояли рядом или прикасались к нему, медленно опускались на пол. Их как будто опаляло тлетворное дыхание зловещего инкуба, не выдерживая которого они умирали. Но самое страшное было в конце спектакля, когда Дориан с силой оторвал от себя серого двойника. Его тело разом утратило свою пластичность. Каждое движение давалось с трудом. На лице Дориана выразилось непередаваемое отчаяние. Он подошел близко к рампе и зашатался. Это был человек, из которого ушла жизнь. Наконец его ярко-красные губы что-то прошептали, и он упал, прижимая левую руку к груди.
Домой Катя пришла в начале одиннадцатого. После спектакля ее потянуло побродить по Тверской. Но всю дорогу Катю преследовало видение инкуба, перекатывающегося по сцене с фантастическими декорациями. Непонятно, что они изображали. В центре сцены находилась черная арка с маленькими воротами, которые никак не мог открыть Дориан. Свернув в какой-то переулок, Катя разыскала скамейку и присела. Подняв голову, прямо перед собой она увидела дом с крохотными полу-круглыми балкончиками. И рисунок их ажурных прутьев напомнил ей арку на декорации спектакля. Она и не заметила, как поднялась со скамейки и сделала несколько шагов вперед. Из оцепенения ее вывел скрип входной двери. Женщина в длинном черном платье и рыжей шляпе вышла на прогулку с собакой. Катя никак не могла увидеть ее лицо. Края шляпы плавно опускались то влево, то вправо. Наконец ей удалось поймать взглядом изгиб темно-вишневых губ и небольшой шрам на подбородке. Длинная рука с пунцовыми ногтями белела в свете фонаря. Казалось, она плыла по двору отдельно от тела, как рыбка-лоцман впереди акулы. Кате очень хотелось обратиться к этому единственному человеку в безлюдном дворе, чтобы прервать затянувшуюся тишину, но она так и не решилась.
И вот сейчас Катя сидела в комнате и смотрела прямо перед собой в сгущающуюся темноту. Она чувствовала, как ее постепенно охватывал необъяснимый страх. Он проникал в нее исподволь, незаметно. Как будто она предвидела, что очень скоро ей придется столкнуться с чем-то непонятным, что заставит ее метаться в поисках разгадки и одновременно бояться увидеть в ярком свете то, что лучше оставлять в тени.
Глава 3
Наутро Катя почувствовала себя разбитой. Ночь была душной, не помог даже настежь распахнутый балкон. Заостренные листья "Клеопатры" слегка пожелтели. Вставать не хотелось, хотя на будильнике было уже десять. Катя надела сарафан и вышла на террасу. Сев на стул у парапета, она достала блокнот и стала по пунктам записывать в него все, что ей предстояло сделать.
1. Узнать поподробнее об Элле Александровне у театральных критиков, людей, которые ее знают и знакомы с ней.
Катя все-таки склонялась к мысли, что убийца - личный враг режиссера и захотел отомстить ей таким изощренным способом. Недоброжелатели - это одно, а враги - другое. Возможно, Элла Александровна в беседе с Катей не захотела называть конкретные имена, но шила в мешке не утаишь, тем более она сейчас - прославленный режиссер и находится на виду у театральной и околотеатральной публики. Сплетни и слухи - непременная аура любого известного человека.
2. Поговорить с актерами театра, расспросить их друг о друге, хорошо бы узнать биографии.
3. Еще раз обратиться в отдел информации агентства, может быть, что-то стало известно об убитом.
Катя увлеченно писала и поэтому не заметила, как перед ней вырос человек, и только когда тень упала на блокнот, Катя подняла голову.
- А, Василий Леонтьевич, добрый день.
Это был садовник, который постоянно ухаживал за цветником на террасе. Жители регулярно скидывались и платили ему приличную по нынешним временам зарплату.
- Увлеклась, Катюша?
- Да. - Катя захлопнула блокнот.
- Посмотри, как лилии расцвели. Вон там у столика - новые сорта. Закупил прошлой осенью на выставке, английские семена.
- Василий Леонтьевич, моя "Клеопатра" что-то пожелтела. Чем бы подкормить?
- Я посмотрю, Катюша, и принесу "витаминки" для твоей красавицы.
- Спасибо. - Катя задумалась. Ей почему-то вспомнилось лицо Дориана Грея с лилиями в руках. Страсть, тоска, безнадежность, пресыщенность. Господи, кто же его играл?
В подъезде Катя налетела на Харитоныча, несшего две сумки, в которых позвякивали бутылки.
- Опять тару не принимают, - сокрушенно сказал он, - и когда только Лужков порядок наведет...
- Будет он твоими бутылками заниматься, как же! - Катя выскочила на улицу и раскрыла большой зонт, спасаясь от солнца.
В Доме актерской гильдии, где Катя прикинулась журналисткой, собирающей материал для статьи об Элле Александровне, ей пришлось выслушать восторженные восклицания директора.
- О, Элла Александровна! - закатывал глаза грузный человек в ядовито-желтом костюме, потягивая пепси-колу из высокого стакана.
- Ну и к кому вы посоветуете мне обратиться, к каким критикам?
- Трудно сказать, сейчас мастерство театральной критики несколько упало. Конечно, и в нашем деле остались зубры, но, скажу честно, их мало. Об объективной, беспристрастной критике любой театральный режиссер или актер может только мечтать. Погоду в основном делает очень узкий круг людей. Мы называем их "особами, приближенными к императору". Каждый главреж, как император, имеет своих болонок. Он их подкармливает. Вы понимаете меня?
- В общем, да, - протянула Катя. - Вы говорите образно, но ярко.
Александр Виленович не почувствовал в ее голосе скрытой иронии и, достав из кармана большой платок с нежными цветочками по краям, стал вытирать им пот, стекавший по лбу крупными каплями.
- Все это очень сложно. Несчастные театры, аренда, нехватка спонсоров. У вас есть на примете хоть один?
Катя отрицательно мотнула головой.
- Вот видите, - грустно заметил ее собеседник, - так что театры...
- Ну так кого вы мне порекомендуете?
- Подождите. Ася! - крикнул он.
Полная женщина в цветастом платье выросла на пороге кабинета.
- Асенька, мне, пожалуйста, список критиков, пишущих об Элле Гурдиной.
- Скажите, а у Эллы Александровны, точнее, у ее театра есть свой круг постоянных критиков?
- Нет, Эллочка считает это безнравственным, вы знаете, она женщина определенных моральных принципов. "Если хорошо - то пусть они пишут, что хорошо, а если дрянь - пусть говорят об этом прямо. Мне не нужна дешевая лесть". Вы представляете, в наше время и такая позиция, - директор восхищенно развел руками. - Вы бы так смогли?