Сердце феникса - Елена Белова

Филин свысока оглядел остальных ученых и поправил на носу старомодные очки.

— Я предполагаю, что это рекламный трюк. Коллеги, следует иногда использовать мозг! Или в крайнем случае, быть в курсе новостей. В настоящее время ученые стремятся вместо фундаментальных разработок делать быстрые открытия. На публику. Дабы выгодно это свое изобретение продать.

— То есть вы считаете, что мы имеем дело с рекламной акцией какого-то ученого?

— Или группы. Должен сказать, что это не производит на меня благоприятного впечатления! Выскочки…

— Послушайте, если это открытие какого-то ученого, то это… гениально! — профессов Светличный с восторгом измерил толщину сосны. — Вы только представьте, какие преимущества…

— Сообщение о таких вот открытиях приходят из Челябинска, Петербурга, Вашингтона… и других городов. — остудил его восторг полковник, — Вы считаете, это под силу группе ученых?

Россия.

26 июля 2024года

Севастополь. Аэропорт.

15 часов, 55 минут.

— Ничего себе… — Павел Евгеньевич Христофоров, врач Севастопольской горбольницы, с удивлением оглядел переполненный зал аэропорта, — Что случилось? Разом сломались все самолеты?

— Называется, собрались на отдых, — недовольно проговорила Тамара, — Павел, сделай что-нибудь!

— Вы что, не слышали штормового предупреждения? — молодая женщина со спящей на руках девочкой расстроено смотрела на табло, — Полчаса назад объявили… Ожидается сильный ветер и дождь со снегом.

— Снегом?! — ахнула жена.

Летом?

Какого черта?

— Уважаемые пассажиры, все рейсы отменены из-за погодных условий. Просим вас пройти в гостиничный комплекс, — ожила голограмма девушки-информбюро, — Respected passenger…

— Послушайте… — Павел Евгеньевич вместе с женой пробился к стойке диспетчерской сквозь толпу взволнованных, нервных, расстроенных людей.

— Аэропорт не работает, — автоматически ответила диспетчер, не поднимая головы, — Штормовое предупреждение. Пройдите в гостиничный комплекс.

— Девушка, милая… Вы же можете переадресовать наши билеты? Например, в Балаклаву? А туда мы доберемся поездом.

— В Балаклаве не работает транспорт. Оползни из-за дождей. Дайте билеты. Попробуем отправить через подземный транспорт… А-а… — диспетчер прочитала конечный пункт и помрачнела, — Неаполь? Сожалею, но там не принимает аэропорт — метель.

Что?!

— А… а Рим?

— Вся Италия под циклоном. Аэропорты закрыты.

— Что-нибудь во Франции? — оживилась супруга, обожавшая родину мушкетеров и мод, — Лион? Канны? Париж, наконец?

— Париж закрыт. Там случилось что-то… что-то секретное, — понизила голос девушка, — В новостях нет, но что-то нехорошее. Даже связи с ним нет. Лучше в другое место.

— Гамбург? — предложила жена нерешительно.

Девушка пробежала пальцами по клавиатуре и всмотрелась в текст…

— Сожалею, — немного растерянно проговорила она, — Наводнение.

— Господи… Что творится с миром?

— Новая Зеландия? — Тамара решила переключиться на южное полушарие.

Новый набор, и уже откровенно испуганный взгляд:

— Цунами…

Что происходит?! Господи, что происходит?…

«Сначала будет снег… — вдруг прозвучал в ушах задыхающийся голос пациента из двенадцатой палаты, — Потом ураганы и штормы… и наводнения… Он… так… сказал…»

Кто — Он? Проклятье, да что творится?

Зал тем временем затих. Несмотря на странные помехи, новости все же вышли в эфир, хотя и странная там была заставка — черная. Черная?

Один за другим люди поворачивались к экрану… Экрану с руинами Сан-Франциско… Милана… Парижа…

Что происходит?!

«Потом… будет затмение… и на улицы… выйдут… демоны. И вампиры…»

Господи…

Испания.

Толедо.

26 июля 2024 года.

15 часов 35 минут.

— И вы понимаете, матушка Асунсьон, что от этого урожая зависит наша семья… — втолковывала гадалке сеньора Тисса, комкая в руках платочек. Всегда добродушное лицо казалось усталым и тревожным. Пухлая рука то и дело трогала крестик на груди, словно прося прощения за визит к богопротивной гадалке… Матушка Асунсьон ее понимала — Семья Тисса, как и все в их тихом испанском городке, жила доходами с земли, и для нее внезапно наступившая среди лета зима (снег, холод, лед) была катастрофой. Не будет урожая — не будет денег. Не заплатить банку проценты по ссуде. Не купить наконец новую машину… Не поехать в престижный русский университет быстроглазой веселой Сантине, их дочке…

Она понимала, но… что она могла сделать? Никто в городе пока не знал, почему гадалка вдруг прекратила принимать клиентов. Все равно пытались придти, просили, обещали больше денег, чего только не обещали! А ей просто нечего было им сказать.

— Матушка Асунсьон… вы настоящая провидица. Посмотрите. Удастся ли нам… Может, хоть сад спасем…

Хрустальный шар почему-то жжет руку жаром… потом холодом. Потом болью. Что за…

Матушка Асунсьон, потомственная ведьма, провидица и гадалка, едва сдерживается, чтоб не отдернуть руки… Что с шаром? Что с ее даром? Последние недели он то и дело отказывает ей, непонятно почему… Словно… словно его кто-то глушит. И не только у нее. И Тереза из Мадрида, и предсказатель Сантис — те, что были ей знакомы — все жаловались… не могли заглянуть в будущее, не получалось.

Ладно, попробуем хоть что-то сказать. Как бесталанные коллеги, что не видят, а только болтают. Стыдно, но что поделаешь… Шар наконец яснеет и наливается светом… хорошо… Только почему-то багровым… Руки жжет… Терпение… Главное, что ее молчащий уже три недели дар наконец вернулся…

— Что ты хочешь знать, Мария?

— Роща… Наш сад, он переживет морозы? Наш виноградник? Переживет?

В шаре все сильней мерцает алый свет…

Матушка Асунсьон против воли не может оторвать глаз от багровых бликов…

Бликов, которые для нее, гадалки — картины будущего.

Что это? Что?..

Этого не может быть! Это… это…

Сантина не поедет в Университет этой осенью… Она придет домой грозовой ночью, и когда заплаканная мать бросится ее обнять, девушка улыбнется, показывая отросшие клыки. Ее семья не найдет приюта в церкви — как во сне, мелькает лицо отца Маттео — очень белое, с хищной улыбкой осматривающего бывших прихожан… А это… Господи… Росита, внучка, ее внучка! Ее скромная девочка, ее преемница-гадалка, светлая ведьма, в черном кожаном жилете на голое тело обнимает демона… А тот расстреливает огнем семью мэра… Горячо… Больно… Один за другим перед внутренним взором мелькают дома — с выбитыми стеклами, сорванными дверями… забрызганными стенами… пустые, пустые… серебряное распятие, вплавленное в мостовую… Асунсьон этого уже не увидит — ее дом станет пеплом еще до перелома лета…