Фаирсан - Рон Криннит

— Вот, возьми, это подарок для Кенди!

— Спасибо, Тия, она очень обрадуется, когда проснется.

Появившись на завтрак, Фаир быстренько съел несколько сушеных яблок и пучок сена, и убежал. Не в силах противостоять искушению, Луна пошла в капитанскую рубку и переключила монитор на камеру криоотсека.

«Смотри, Кенди, я нашел стихотворение, как раз про тебя», — Фаир положил перед собой книгу «Сказка о спящей пони с серебряной гривой», и с выражением прочитал.

Яркие звездочки всем светят с неба,

Но исчезают порой в облаках.

Милые звездочки, где бы я не был,

Будут светить мне в любимых глазах -

Самой веселой и самой красивой

Пони на свете с серебряной гривой.

Сердце моё постоянно стучит

Как перестук торопливых копыт.

Может однажды, когда ты проснешься,

Чувства свои я не стану скрывать,

Ты с пониманием мне улыбнешься,

Мы будем вместе летать и скакать.

— Еще 10 часов и поворачиваем, понятно? — сказал Фаирсан со всей строгостью в голосе, на которую был только способен. — Оставь хоть какой-то шанс тебя назад дотащить.

— Хорошо-хорошо, не переживай, я справлюсь, — Селестия не ела уже неделю и под кожей стали явно проглядывать ребра. Иней, покрывший порозовевшую шкуру, опять сделал ее белоснежной, блестящей в лучах волшебного шарика.

— Смотри, — Тия ткнула копытом в ледяной выступ. — Какой тут странный снег, так забавно пищит под копытами!

— Это сухой лед.

— Какой?

— Ну, замерзший углекислый газ.

— Не понимаю!

— Просто тут уже так холодно, что углекислый газ из воздуха кристаллизуется в лед.

Селестия остановилась, потрясенная этой новостью.

— Но тут его много! Целые кучи! Хватило бы на огромные пастбища и леса! Вот в том холмике больше углерода, чем я собрала в оазисе за все время!

— Это, наверное, очень здорово, — покивал головой Фаирсан, — только как это поможет нам сейчас?

— Вот если бы мы могли его растопить, или может как-нибудь вывезти отсюда в пустыню.

— Пошли уж, сестренка, фантазировать можно и по дороге.

Оставшийся путь Селестия пыталась придумать способ, как забрать с собой хотя бы пару тонн сухого льда. Ведь этого хватило бы еще на десяток яблонь, или даже можно оторвать от столика в капсуле немного дубового шпона и реконструировать пару настоящих дубов. Они, конечно, были бы не так полезны, зато внесли бы разнообразие в оазисе.

— Вот и все, Тия, — сказал Фаирсан остановившись. — Вот этот холм достаточно высок.

— Думаю, отсюда открылся бы чудесный вид, если бы было чуть светлее, — отозвалась сестра.

— У тебя час, потом идем обратно!

— Вся дрожу и трепещу, — усмехнулась Селестия и улеглась на лед.

Повторно войти в транс ей удалось быстрее и проще, чем ранее. Она до предела расширила свое сознание, и цепи, сковывающие ее сознание, зазвенели от натяжения. Но в обозримом пространстве была только тьма, ни одним из своих чувств Селестия не чувствовала жизни. Вдруг на краю сферы ее внимание привлекло пятно тьмы, еще более черной, чем темнота небытия. Заинтересовавшись, Селестия попыталась его коснуться. Страх и отвращение ударили ее с такой силой, что она чуть не очнулась от своего транса.

«Осторожнее, — прошелестел за спиной мягкий голос. — Не стоит трогать создания тьмы без подготовки и особой на то нужды».

«Что? Кто здесь? — Селестия попыталась обернуться, но тут же поняла, что в этом месте обернуться невозможно, потому что она и так видела сразу во всех направлениях. — Где ты?»

«Я внутри тебя»,- голос показался очень знакомым.

«Отец?»

«Да, в какой-то степени. Я — твоя генетическая память, опыт твоих предков. Я дам тебе пару уроков магии, чтобы ты не наделала глупостей».

«Отец, помоги найти Эквестера!»

«Нет, ты уже не смогла его обнаружить на пределе своих сил, значит он далеко. Но ты можешь почувствовать, живы ли пони».

«Как?»

«Отринь все чувства. Да, и чувство направления тоже. В эфире нет направлений, пытаясь их сохранить ты сама себя ограничиваешь».

Селестия попыталась. Она очищала сознание, убирая постепенно страх, усталость, боль, радость, счастье, потом убрала верх, низ, вперед и назад, она обратила свой взор на цепи, сковывающие сознание и они распались. Селестия оказалась сразу везде, во всем мире: вот яростная аура — солнце, желто-зеленое свечение — оазис, яркая аура — Фаирсан. И наконец, вот золотые ауры спящих пони, одна из которых выделялась особой яркостью и была похожа на ауру брата. «Луна жива, — поняла Тия. — Похоже, она тоже спит в криокамере». Селестия попыталась сосчитать ауры, и тут одна из них, ярко вспыхнув, рассыпалась серебряными искрами. Она сразу поняла, что это — смерть. Когда аликорн выйдет из транса, то испытает ужас и боль потери от того, чему она стала свидетелем, но сейчас Тия лишь отметила этот факт и осмотрела ауры еще внимательнее. Вот еще несколько серебристых следов ушедшей жизни. На Эквестере явно творилось что-то плохое, но большая часть пони еще были живы. «Пора возвращаться», — решила Селестия и огляделась напоследок.

«Отец, я пребываю сразу во всем мире, но чувствую границы, что это?»

«Это грань отделяет мир от хаоса поля вероятностей».

«Я могла бы все это увидеть и не выходя из оазиса? Мы зря сюда шли, рискуя жизнями?»

«Нет, там у тебя ничего не вышло бы. Лучи солнца создают непреодолимые помехи. Там я не смог бы обратиться к тебе напрямую».

«Значит мы больше не поговорим?»

«Скорее всего — нет. Но я буду являться тебе в виде озарений и интуиции».

«Прощай, отец!»

Селестия постепенно приходила в себя, и, наконец, открыла глаза.

— Три дня! Ты провалялась тут три дня! Тупая овца, как ты назад пойдешь?! — Фаирсан, кипя от негодования, топал ногой.

— Прости, братик, я сейчас, — она попыталась привстать и бессильно повалилась на бок.

— Ну вот, я так и знал! Я ведь предупреждал! Ну, за что мне все это?! — Фаирсан взвалил сестру себе на спину и, прикрыв ее крыльями, побрел в обратный путь.

К своей учебе в университете Луна испытывала двойственные чувства. С одной стороны ей нравилось получать новые знания, и учеба давалась ей легко, но с другой стороны ей никак не удавалось наладить отношения с окружающими. Она была самой младшей на своем курсе (что и не удивительно, аликорны всегда быстро учатся), она по всем предметам была лучшей, и еще она была первой наследницей империи. Сокурсники ее сторонились, а преподаватели обращались с опасливым подобострастием. Когда до Луны дошли слухи, что отличные оценки ей ставят, потому что она принцесса, а не за знания, она специально стала делать грубые ошибки в докладах и лабораторных. Действительно, даже сдав контрольную, где в примерах не было ни одного правильного ответа, Луна получила «отлично». Только после личного визита отца, который серьезно поговорил с деканом университета, ей стали делать замечания и исправлять ошибки. Однажды принцесса попросила отца позволить учиться индивидуально, но он ответил, что учеба в университете сама по себе является одним из главных уроков, который ей надо усвоить. Постепенно приходило понимание, что это урок одиночества, что она всегда будет одинока посреди любой толпы пони. Можно лишь надеяться, что когда-нибудь она встретит того, кто сможет ее полюбить и понять так же, как мама любит ее отца.