Если можешь – беги… - Чевгун Федорович

– Ничего, я билеты достану, – сказал Шитов. – Кину пару сотен в окошко – найдут как миленькие!

Сазонов присвистнул:

– Ого! Откуда лишние деньги? Банк ограбил?

– Сберкассу, – сказал Шитов с серьезным видом. Говорить о проданной квартире ему почему-то не хотелось.

– Ну раз кассу, тогда… дам совет. Имей в виду, совершенно бесплатный.

– Что за совет?

– Как зайдешь на паром, тотчас же садись на свои деньги и не вставай с них до самого Ванино. – Сазонов говорил полушутя-полусерьезно. Взялся за бутылку, примерился к стакану, налил. Отыскал взглядом второй стакан, плеснул и туда двести капель.- Ну да ведь тебе бояться нечего, не миллионы же с собой везешь! Давай-ка лучше выпьем по одной – и спать. Хотя бы часа на три тебе надо прилечь. Да и я уже хорош, кажется…

Шитов поднял стакан, сделал глоток, протолкнул его вторым глотком в горло и захрустел огурцом. Потом спросил:

– А если все-таки я миллионы везу, тогда как?

Сазонов рассмеялся – пьяно и хрипло, от души:

– Так вот же я тебе совет и даю: спрячь эти миллионы… ну я говорил, куда… и сиди на них до самого Ванино. Сиди – и не дыши. Вот так! Уловил?

И Шитов, враз прикусив язык, ответил:

– Уло… ик!.. вил.- / Уловил, значит/.

А кухня уже плыла у Шитова в глазах, качалась лампочка под потолком, и куриным яйцом растекался по стене свет, оставляя на извести красно-желтые разводы. А до парома оставалось Шитову всего ничего – часов пять. Или шесть. И отоспаться-то некогда…

В своих описаниях Сахалина литераторы и журналисты похожи на шкодливых детей: то и дело крадут друг у друга образ гигантской рыбы, распластавшейся на глади Охотского моря. И в самом деле, остров удивительно похож на обитательницу морских глубин, однажды явившуюся человеку во всем своем великолепии. Но зачем? Неужели лишь для того, чтобы на излете тысячелетия эта 'рыба' угодила в расставленные сети?

Остров щедро кормит людей уже не одну сотню лет, однако по-настоящему его начали обживать лишь в конце 19-го века. Царское правительство поступило по государственному мудро, заставив покорять дикий край отверженных мира сего – каторжан. Им – наказание, а Государству Российскому – дармовая рабочая сила. Ну не честных же верноподданных здесь гробить?!

Каторжане прокладывали дороги и строили мосты, обживали поселки и рыли шахты. Прокормиться здесь было легко: заливы и реки кишели рыбой, в лесах было вдоволь зверья и птицы. И хлеб каторжане сеяли, и медком баловались. А освободившись с каторги, воронежцы да тамбовцы оставались здесь же, на острове, вольными поселенцами. И дети каторжан уже считали его своей родиной.

Сахалин всегда держался особняком от материковой России. Открытый казаками в середине 17-го века, остров регулярно посещался ими для сбора ясака у местного населения – айнов. И все это время шли разговоры о том, чтобы взять Сахалин 'под государеву руку'. Однако прошло двести лет, прежде чем Николай 1 наконец-то решился официально присоединить остров к Государству Российскому.

Первое военное поселение – Муравьевский пост – был открыт в сентябре 1853 года. Просуществовал он чуть меньше года и был снят в связи с началом Крымской войны. Откровенная трусость государя (где – Сахалин, а где – Крым?) сильно осложнило в будущем взаимоотношения России с Японией в вопросе заселения и освоения Сахалина. К тому времени, как здесь вновь появился русский военный пост, на этот раз Корсаковский, айны успели прижиться на острове, а Япония – привыкнуть к мысли, что остров принадлежит ей, а не России.

Впрочем, до поры до времени Япония на остров не претендовала.

До самой русско-японской войны Сахалин жил бедно, но вольно (каторжане – не в счет). И все это время настойчиво стремился выйти из-под влияния Москвы. На словах признавая государственную власть, Сахалин мало что делал, чтобы ее укрепить. Так что для японцев, высадившихся здесь в 1905 году, не составляло никакого труда захватить всю южную часть острова, от Корсаковского поста до Александровского. И хотя на зов тогдашнего губернатора, генерала Ляпунова, пришли в ополчение сотни каторжан, рассчитывая за свой героизм получить досрочную свободу, остров смог продержаться лишь считанные дни.

Генерал-губернатор Ляпунов сдался японцам одним из первых!

Ляпунова вместе с офицерами с почетом увезли в Японию – в плен. А ополченцам-каторжанам японские солдаты рубили головы в зарослях сахалинского бамбука за поселением Рыковским…

Остальное известно: поражение в войне обернулось для России Портсмутским мирным договором, согласно которому Японии были уступлены Южный Сахалин и Курильские острова. Произошло это в 1905 году. А через год высочайшим Указом Николая II сахалинская каторга была официально отменена: к началу XX века принцип принудительной колонизации окраинных земель стал невыгоден царскому правительству, прежде всего, по политическим мотивам.

Через сорок лет Южный Сахалин вновь стал российской территорией. Почти полвека остров жил своей обособленной жизнью в условиях пограничного режима. Все изменилось к началу девяностых годов. Распался Союз, появился и тут же канул в небытие ГКЧП. На острове густо запахло демократией.

Сахалин всегда был лакомым куском для Японии, теперь же появилась реальная возможность подцепить этот 'кусок' на азиатскую 'вилку'. Сначала скромно, а потом все смелей и смелей на остров двинулся иностранный капитал. В одночасье появились и тут же начали быстро богатеть совместные предприятия – 'Куросио', 'Сакура', 'Минерва', 'Тантал', 'Пиленга-Годо'… Они обещали многое: построить, наладить, обеспечить. Не бескорыстно, конечно, а за квоты на морепродукты.

Минтай и лосось, краб и креветка, икра морского ежа и прочее, и прочее поплыли за рубеж в грузовых трюмах РС и БМРТ. А из-за кордона везли на остров японскую видеотехнику, южно-корейскую одежду, американские продукты, китайский ширпотреб. И, конечно же, подержанные автомобили.

Там, где ничего не смогли сделать пушки, победили человеческая жадность и недальновидность политиков. Золотой запас Сахалина – морепродукты – разменивался на штампованное железо и модное барахло!

Поглядывая на остров из российского далека, Москва покусывала локотки. Впрочем, недолго.

Один столичный профессор, отчаянный реформатор и демократ до кончиков ногтей, хорошо знал, как Сахалину можно разбогатеть, и вознамерился поделиться своими прожектами с островитянами. Прежде всего, говорил он, необходимо создать на Сахалине свободную экономическую зону – СЭЗ, и тогда от иностранных инвесторов не будет отбоя. А кому 'пробивать в верхах' эту новаторскую идею? Ну, конечно же, верным сподвижникам, вслед за профессором нагрянувшим на Сахалин из Москвы. Однако, чтобы 'пробивать' идеи 'в верхах', нужна власть. И профессор ее получил, став первым сахалинским губернатором. Островитяне избрали москвича, рассчитывая с его помощью стать независимыми от… самой же Москвы! Вот уж, действительно, провинция.

Создание СЭЗ растянулось на несколько лет (кстати, она так и не была создана). Борьба 'в верхах' шла с переменным успехом и отнимала у губернатора и его команды все свободное время. Приходилось месяцами сидеть в Москве – и пробивать, пробивать… А в перерывах между схватками с чиновниками губернатор мотался по миру и зря хлеб не ел: убеждал заграничных бизнесменов в том, что остров весьма неравнодушен к развитому капитализму.

То и дело неистовый губернатор заявлял на весь остров, что еще немного, еще чуть-чуть, последний чиновничий бастион в Белокаменной рухнет, долгожданное решение о создании СЭЗ будет принято, и тогда… О, тогда!.. Впрочем, светлое будущее на отдельно взятом острове аккуратно откладывалось. А тем временем приезжие бизнесмены торопливо сколачивали капитал на сахалинской рыбе. И чем красивей рассуждал губернатор о грядущих временах, тем активней действовали на острове 'чужаки'. Так что даже непосвященному было ясно: война между 'своими' и 'чужими' всего лишь вопрос времени.

Квоты на добычу морепродуктов – вот что должно было стать главным призом в этой войне! Начиналась она исподволь – в кабинетах чиновников, в офисах бизнесменов, в редакциях местных газет. А нераскрытые убийства и исчезновения лиц, причастных к распределению промысловых квот, двигалось следом…

Однажды в августе, на втором этаже недавно открытого "Сахинцентра", в кабинете генерального директора АОЗТ "Блонд" Бориса Гарца встретились три человека.

Один из них, лет тридцати пяти, всего пару часов назад прилетел из Москвы, а потому был несколько вялым с дороги и неразговорчивым. Другой же гость, лысоватый толстячок в костюме-тройке, с золотыми запонками в рукавах модной кремовой рубашки в крупную розовую полоску,то и дело шутил, рассказывал какие-то истории… Впрочем, опытный Гарц за излишней болтливостью Фалеева(так звали толстячка)угадывал некоторую растерянность исполнительного директора СП "Посейдон", причем целиком относил это на счет прилетевшего из столицы Каратова.