Новая алмазная сутра - Бхагаван Раджниш

Иногда я ревела и рыдала до самого обеда.

Это продолжалось несколько месяцев.

Я никогда не понимала, почему я плачу.

Я не чувствовала печаль, скорее это было переполняющее благоговение.

У тела, конечно, могут быть сильные реакции на медитацию в самом начале.

Когда мы заболевали какой-нибудь болезнью во время интенсивных медитационных лагерей или групп, нам советовали подождать пять дней, перед тем как идти к врачу.

Эти болезни обычно прекращались без лекарств, потому что они в основном были порождением ума.

Становилось ясно, что ум и тело имели внутреннюю связь в том смысле, что если ее понять, это позволяло избегать многих болезней.

И когда проходил месяц, границей служило изменение дискурсов с хинди, на английский, я изумлялась, что я все еще в Пуне с Ошо.

Несмотря на то, что я приехала "навсегда", я совершенно не представляла себе, как это будет происходить.

Риши воспринимал свой духовный путь в то время вполне серьезно.

Он соблюдал целибат и ел только коричневый рис.

Так что после первой недели заботы обо мне, он попросил меня найти себе собственное место для жилья.

Когда я стала санньясинкой, я увидела, что мужчины санньясины слишком мягкие и женоподобные.

Я думала: "Ну, хорошо, очевидно моя любовная жизнь закончится, если я буду продолжать этот путь".

Но это меня не заботило.

В двадцать девять, я чувствовала, что сделала достаточно.

Однако, войдя однажды утром в "Кафе Восторг", чтобы выпить сок сахарного тростника, я встретила высокого, худого, белокурого англичанина по имени Прабудда и "влюбилась".

Мы жили в одном отеле и через неделю решили, что мы можем жить в одной комнате, что было дешевле.

Этот отель не был таким ужасным как первый, в котором я остановилась, но здесь тоже не обходилось без тараканов, воняющих уборных и криков по ночам.

Это было самое жаркое время года, и электричество постоянно выключалось, но я никогда в своей жизни не была счастливее.

Каждый вечер Ошо встречался на веранде своего дома, которая выходила в сад, с пятнадцатью-двадцатью санньясинами.

Это называлось даршан (в буквальном переводе видеть).

В этой атмосфере близости он встречал новых людей, и помогал каждому, у кого были проблемы с медитацией, или, как это часто случалось с людьми с Запада, проблемы в отношениях.

Я сидела рядом с Лакшми, маленькой индийской женщиной, которая была секретарем

Ошо, когда назвали мое имя.

Я не могу вспомнить, как он вошел, так как я была так переполнена воздействием его энергии, которая окружала меня как прохладная дымка, которая заставляла плыть мою голову.

В его глазах был другой свет, его жесты имели изящество, которое отличало их от всего, что я видела раньше, у него была сильная мягкость, которую я не осознавала, когда сидела на дискурсах.

Когда я села перед ним, не в силах говорить, я почувствовала свет у себя на лбу, и он дал мне медитационную технику, которую я должна была делать каждый вечер; он сказал, чтобы я пришла через две недели, чтобы сообщить о результатах.

Он сказал, что многое должно всплыть.

Я наблюдала, считая, что что-то действительно драматическое и "духовное" случится со мной, но я обнаружила, что "всплыло" только счастье.

Я сообщила Ошо, и он сказал: "Придет еще больше счастья, потому что если ты однажды открылась для счастья, этому нет конца, Это продолжает расти.

Если ты однажды открылась для несчастья, оно продолжает расти.

Это просто поворот внутри тебя, настройка внутри тебя... как если бы ты настроила радио на определенную длину волны, и оно поймало определенную станцию".

"Точно также, если ты стараешься настроить себя на счастье, ты сможешь воспринимать все счастье, которое доступно в мире.

А оно огромно; никто не может его исчерпать.

Оно океаническое... оно продолжается, продолжается и продолжается.

У него нет ни начала, ни конца.

И то же самое с несчастьем; оно тоже бесконечно".

Он сказал, что если ты однажды узнал, как повернуть свое лицо к счастью, это становится все глубже и глубже, до тех пор, когда приходит момент, когда ты забываешь, что несчастье существует.

У меня был сон, как будто я падаю, и, когда я мчалась вниз, вниз, руки протянулись и поймали меня, и это был Ошо.

У меня была своя собственная идея, что может быть, с медитацией происходит что-то похожее на медовый месяц, потому что когда я впервые встретила Ошо, случилось много странных переживаний.

Я думаю, это потому, что я ничего не ожидала, так что у меня была определенная невинность относительно эзотерики.

И сидя на дискурсе однажды утром, не впереди, но достаточно близко, чтобы у меня произошел с Ошо контакт глазами, я почувствовала волну энергии, как будто атомный гриб двигался вверх внутри меня и взорвался в области груди.

В течение нескольких следующих лет мой "сердечный центр" был областью, где происходило больше всего событий.

Когда я впервые услышала, как Ошо говорит об осознавании, я не поняла.

Во время моих нескольких первых попыток осознавания, я обнаружила, что когда бы я ни пыталась осознавать, мое дыхание прекращалось.

Я не могла дышать и одновременно осознавать.

Я должно быть слишком сильно пыталась и была слишком напряжена.

Я начала понимать, что Ошо говорил об обусловленности и о том, что ум - это компьютер, запрограммированный родителями, учителями, телевидением и, в моем случае, поп-песнями.

Я никогда не думала об этом раньше, но было многое, что я начала замечать относительно себя: мои реакции на ситуации, мои суждения.

Когда я останавливалась, чтобы проверить, я вспоминала, что так меня учил мой учитель... моя бабушка думала так... это то, во что верил мой отец.

"Где же я во всем этом?"- спрашивала я себя.

Медитация случалась для меня естественно, просто, когда я сидела на дискурсе и слушала звук голоса Ошо и паузы между словами.

Я сидела и слушала ритм и таким образом скорее медитация приходила ко мне, чем я старалась сделать что-то для этого.

Дискурсы стали так важны для меня, что я просыпалась несколько раз в течение ночи и вскакивала с постели, готовая бежать.

После того, как мои эмоциональные всплески плача в кустах поуспокоились, дискурсы стали важным и питательным началом моего дня.

Я начала замечать насколько Ошо отличается от всех, кого я видела, и иногда я просто, не отрывая взгляд, весь дискурс смотрела на его руки.

Каждое движение было поэтическим и изящным, и все же у него была жизненность и сила, которую излучает огромная мощь.

Его манера говорить соблазняла, но соблазняла нас медитировать, идти по духовной тропе.

Его руки были протянуты к нам, он манил, как будто мы были детьми, делающими первые шаги, он успокаивал нас и продолжал звать нас вперед.

Он смеялся вместе с нами, говорил, что не надо быть серьезными, что серьезность- это болезнь, а жизнь полна игры.

Когда он смотрел на нас, мы сразу же чувствовали, что он принимает нас, доверяет нам и любит нас так, как мы не чувствовали никогда раньше.

Я употребляю слово "нас", потому что он был одинаков со всеми.

Он любил каждого одинаково, как будто он сама любовь.

Его сострадание было чем-то таким, чего я не испытывала никогда раньше.

Я никогда не встречала никого, кто говорил бы правду о ситуации, рискуя своей собственной популярностью, чтобы помочь другим.

Я послала письмо Ошо, в котором описала мой сон.

Я считала, что это красивый, цветной сон и хотела, чтобы Ошо увидел его.

Я получила ответ: "Сны - это сны, без всякого значения".

Я была в ярости.

В конце концов, разве не из-за важного сна я вообще приехала сюда?

Я вела дневник снов много лет и считала, что значение снов очень важно.

Я написала вопрос для дискурса, спрашивая: "Почему ты сказал, что сны не имеют

значения?" Часть ответа я привожу здесь:

"Я не только говорю, что сны - это сны; я говорю, что все, что ты видишь, когда считаешь, что ты бодрствуешь, это тоже сон.

Сны, которые ты видишь с закрытыми глазами, когда спишь, и сны, которые ты видишь с открытыми глазами в так называемом бодрствующем состоянии, - и те и другие сны, и те и другие не имеют значения...

"Мулла Насреддин гулял по городу однажды вечером и неожиданно наткнулся на кучу коровьего дерьма на дороге.

Он немного нагнулся и внимательно посмотрел на нее.

"Выглядит похоже", - сказал он самому себе.

Он нагнулся пониже и понюхал: "Пахнет похоже".

Он осторожно сунул свой палец и попробовал на вкус:

"И на вкус похоже.

Я рад, что я не наступил в него! "

"Остерегайтесь анализа", - говорил Ошо.

Я была действительно обижена, как он осмелился сказать, что моя жизнь бессмысленна; тогда, конечно, какое значение могут иметь сны?