Вампиры. Путь проклятых - Генри Олди

Нечет

— …Ларри, я по возвращении засуну твой раздвоенный язык в гарнизонный нужник! Повторить?

— Да ну, Муад, кончай греметь зубами… Мало ли кто померещился тебе на этом земляном прыще! И даже если там и торчал вонючий сопливый пастушонок — почем ты знаешь, что это наш?!

— Ты Устав читал, трепач драный?! «Жениха и невесту, и мужа с женой, и всех близких Не-Живущему по крови — дабы лишенный пищи Враг, источник бедствий людских, ввергнут был в Бездну Голодных глаз.» Ввергнут был, уяснил?! Повторить?

Хмыкнул на сказанное капрал Ларри и всю обиду вогнал вместе со шпорами в бока бедного животного, никак не желавшего ломать породистые ноги на рыхлой крутизне. Ну и опять же сам капрал отнюдь не собирался ломать шею в виднеющемся лесу, даже если и действительно умотал туда местный щенок. Надо быть придурком, чтобы в форме сунуться к лесным братьям, — а уж они-то способны надеть герою последние браслеты почище длинноруких дворцовых палачей, потерявших фантазию на казенном довольствии…

Сколько там уходов сохранилось у хитроумного капрала? Ну, первый — это от рождения, потом сарыч горный с уступа скинул, чтоб яиц не воровал, третий надел на дороге в Город, щедро поливая ее красным соком молодого глупого Ларри — тогда еще перегонщика плотов, четвертый мечом надел на испытаниях лично сотник Муад, ловко надел, однако, сволочь, аж кишки повылазили, ну и варвары — пятый…

Нет уж, дудки, это, значит, четыре дня помирать в их чащобных берлогах — пусть сотник сам Устав перечитывает! Пошел он к варку…

В деревню Ларри влетел как раз вовремя: солдаты уже отыскали нужный дом, указанный в доносе, и ворвавшийся первым Муад распахнул по ошибке ворота свинарника. Матерый ездовой секач с неистовым хрюканьем подмял под себя орущего сотника, ковырнул клыком неподатливый панцирь и под хохот ветеранов чесанул по улице, одним поворотом мощного загривка оставив лошадь капрала со вспоротым животом размышлять у забора о бренности существования.

Из свинарника уже высовывались рыла поменьше, но с тем же недовольным выражением, когда помятый Муад в бешенстве ринулся в дом.

— Эй, Ларри! — и упирающаяся старуха забилась в волосатых руках сотника. Нож понимающего капрала чуть не отсек носы любопытным молокососам, еще не видавшим знаменитый «летящий цветок сливы», и всем своим широким лезвием оборвал визг растрепанной бабы. Довольно ощерившийся Муад небрежно скинул тело набежавшим труповозам и медленно обернулся к выбегающим из дверей мужчинам.

Звездный час сотника Муада! Много их, таких часов, было у него, когда доведенные до отчаяния люди — впрочем, какие там люди — вражья жратва — и все! — вот они-то и давали сотнику возможность для урока новобранцам. Истерические дерганья протрезвевшего папаши Ломби, тупая звериная ярость старшенького, вилы их никчемушные, — неужели для этого стоит греть ладонь об эфес короткого меча с почетным набалдашником Серебряных Веток?… Разумеется, не стоит. Отчего бы не приколоть неразумных селян их собственными вилами? Действительно. И приколол. Под аплодисменты сопляков и одобрительные взгляды изрубленных ветеранов. Легко приколол. Даже изящно. Жаль, кабан ушел. Хотя и оставшегося молодняка с избытком хватило на всю сотню. Тоже, надо заметить, свиньи порядочные были…

А тела семейства Ломби мерно подпрыгивали в телеге, едва поспевающей за арьергардом скачущих. Завтра, завтра они вернутся в мир, и лучше бы им не возвращаться — для принятия ритуальной ступенчатой казни, «положенное число раз и до полного умерщвления», когда последние браслеты несколько дней будут надеваться на корчащихся людей, вновь возвращающихся для новых уходов — «и всех, близких Не-Живущему по крови, дабы лишенный пищи Враг, источник бедствий людских, ввергнут был в Бездну Голодных глаз…»

Жаль, кабан ушел. И поросенок ушел. В лес. Куда там было обещано засунуть язык нерадивого капрала Ларри? Ах, ну да…

ЛИСТ ВТОРОЙ

И в каждом саване — видение,

Как нерожденная гроза,

И просят губы наслаждения,

И смотрят мертвые глаза.

…освещенный дымным пламенем костра зал. Голая, невиданно худая старуха сидела у очага, скелет из черных лоснящихся костей, и высохшие длинные груди ее, подобно плоским побегам табака, ниспадали до самого низа живота. Кривой палкой, зажатой в обеих руках, она помешивала омерзительное варево в огромном глиняном котле, тысячи мух гудели над ней, ползали по впалым щекам, укрывались в ее сальных лохмах.

Когда Малыш иа-Квело подошел поближе, она задрала острый подбородок и нараспев произнесла:

— Ох, ох, ох, бедолага, бедняк неприкаянный, да неужто он не знает, что не стоит самовольно совать руку слону в задницу, а то беды не миновать — скажем, встанет слон, и виси после у него под хвостом!..

Она покачала головой, словно выражая сочувствие заблудшему, которому грозила страшная участь.

— Неужто он не знает, что прийти ко мне легко, а вот выбраться потруднее будет?…

Малыш иа-Квело почтительно обнажил плечо под пристальным взглядом оскалившейся Длинногрудой Королевы и промолвил, улыбнувшись:

— О моя Королева, этот бедолага давным-давно ничегошеньки не знает… Испокон веков бродит он по этому необозримому миру в поисках дорог ведущих и дорог выводящих, а знай он дороги, — разве пришел бы сюда?

— Да уж, — усмехнулась старуха, блестя хищными, не по возрасту, зубами, — знал бы дорогу, не пришел бы к порогу…

Она протянула стынущие руки к очагу, долго качала головой и, наконец, спросила голодным голосом, на дне которого сливались угроза и обещание:

— Славный ты малый, хотя и подлизаться не дурак. Подойди-ка ближе, посмотрим, сумеешь ли ты умастить бальзамом мою спину так же ловко, как словами мою душу…

Старуха протянула Малышу зеленоватую склянку и, не вставая, подставила свой длинный и узкий волосатый хребет, с выпирающими, как рыбьи кости, острыми позвонками. Молча взял иа-Квело склянку, и вскоре руки его стали кровоточить, покрывшись порезами. Казалось, старуху опьянил запах крови, она то и дело поворачивала к нему свою исходящую пеной морду гиены с острыми белыми клыками, будто готова была вцепиться ему в горло.

— Скажи-ка мне, любопытный странник, что мягче — моя спина или твои ладони?

— Твоя спина, — ответил Малыш иа-Квело.

И в тот же миг увидел перед собой дивную спину девушки с круглыми крепкими плечами и бедрами, изгиб которых…

…приподняла до бедер свои мерзкие лохмотья и, слегка раздвинув ноги, начала выстукивать на тощем животе мерный ритм; она барабанила, а из-под подола выскакивали крошечные серенькие существа с ярко-рыжими волосиками на остреньких затылках, и все они под застывшим взором Королевы, зрачки которой утонули в белом взгляде страшной шоколадной статуи — все они улетучились из пещеры по ведомым им делам, а старуха вернулась к очагу и простерла руки над огнем; тело ее тяжко сотрясалось в робких лучах заходящего солнца, не осмеливавшегося войти под низкие своды, ее били корчи, и гость неслышно сидел в дальнем углу зала.