Галерея Дориа-Памфили Рим - Н. Геташвили

Долгое время этот утонченный шедевр молодого Тициана именовался по-другому, а доблестной Юдифью являлась иудейская принцесса-танцовщица Саломея, а еще раньше — царица Иродиада. Картина «путешествовала» из коллекции Лукреции д'Эсте к кардиналу Пьетро Альдобрандини, затем к Олимпии Альдобрандини, а потом, попав к ее сыну Джованни Батиста Памфили, утвердилась в его собрании, дошедшем до наших дней. Впрочем, в семье Альдобрандини было и повторение этого холста, его продали в конце XVIII века, и сегодня оно находится в Фонде Нортона Симона в Калифорнии.

Внимательные исследователи учли, что никаких признаков роскоши в одеяниях не заметно, девушка рядом с главной героиней (первоначально предполагаемой правительницей Иродиадой) не похожа на Саломею, а если считать, что в центре — сама Саломея, то непонятно ее отрешенное спокойствие. Библейская героиня Юдифь с головой вражеского военачальника на подносе, по преданию, могла быть со своей служанкой. Обычно в искусстве Возрождения эта тема символизировала гражданскую доблесть. В пользу такой трактовки говорит и то, что в инвентарной записи коллекции Альфонсо I д'Эсте от 1533 значится картина Тициана «Юдифь». Именно этот факт является лучшим указанием, как следует интерпретировать сюжет данного холста, принадлежавшего внучке Альфонсо — Лукреции.

Тициан Вечеллио прожил очень долгую и плодотворную жизнь. Выходец из маленькой деревни Пьеве ди Кадоре, он стал самым востребованным художником своего времени, картины мастера украшали дворцы в разных странах Европы, а монархи с удовольствием позировали ему. Кисти живописца погребены в венецианской церкви Санта-Мариа Глориоза деи Фрари, в которой находится одна из его самых возвышенных и монументальных композиций — «Вознесение Марии» («Ассунта»), созданная в ту же пору, что и «Юдифь с головой Олоферна».

Этот прелестный малыш полон непосредственности и вдохновения. Еще ранние христиане заимствовали античных амуров и эротов как прототипов для изображения ангелов. В Средние века ангелы скорее стали напоминать крылатую фигуру античной Победы, младенцы-ангелы появятся в искусстве Ренессанса — путти. Тициан пишет своего «ребенка» в античной тунике, что уже было укоренено в иконографии Раннего Возрождения, как и то, что ангел изображен с музыкальным инструментом, играющим, по словам Э. Панофского, не во славу Адониса, а во славу Христа.

Себастьяно Лучиани получил свое прозвище благодаря должности хранителя печати в папской канцелярии (с итальянского «piombo» — «свинец», так же именовались печати, изготовлявшиеся из этого металла).

Этот портрет попал в собрание Дориа-Памфили после 1790 из княжеского дворца в Генуе палаццо Принчипе-а-Фассоло. Адмирала Андреа Дориа (1466–1560) земляки называли Отцом отечества — он сделал Геную независимой от французского протектората. В это время Дориа принимал деятельное участие в поддержке папства против германского императора. В 1526 папа Климент VII пожелал, чтобы его лучший живописец (после смерти Рафаэля именно венецианец Дель Пьомбо стал самым ярким и востребованным портретистом) написал портрет доблестного мужа и мудрого политика во время его посещения папского двора для ведения переговоров.

Себастьяно блестяще исполнил заказ. Он поместил изображение генуэзского патриция над серой панелью с рельефными морскими символами, в том числе якорем, крючковатым носом судна, штурвалом, как напоминание о его ранге адмирала флота. Образцом для панели послужил мраморный фриз времени Римской империи, в то время выставленный в базилике Сан-Лоренцо Фуори де ла Мура (сегодня в Капитолийском музее). Темный колорит портрета все же допустил появление тени, как бы удвояющей массивный силуэт нобиля, но, прежде всего, намекает на выражение «бояться своей тени». Какой энергетикой, вероятно, было пронизано пространство кабинета дворца, когда в 1855 портреты представителей семьи, папы Иннокентия X кисти Веласкеса и этот оказались рядом! Жест Дориа не только указывает на знаки его поприща, но словно повелевает склониться перед ним.

Слава Таддео Цуккаро среди современников была велика, но и потомки отдают должное этому художнику — одному из главных в своем поколении. Умер живописец достаточно молодым, в возрасте Рафаэля, его могила находится в Пантеоне — рядом с могилой того, кем он так восхищался.

Родился Цуккаро в семье художника в провинции Марке, герцогстве Урбино и в четырнадцать лет отправился в Рим совершенствоваться в живописи. Через три года он уже помогал Корреджо в Парме. Его самостоятельные работы, созданные по возвращении в Рим в 1546, демонстрируют универсальный талант мастера. Это стенные росписи-обманки, превосходные, очень смелые по композиции рисунки, в римской вилле Джулия — мифологические росписи («Триумф Аполлона», «Триумф Флоры»), религиозные композиции для церквей, в залах Ватикана (в Кортиле деи Либрериа и Сала Реджиа). Мастер был приглашен во Францию, Англию (хорошо известен его карандашный портрет королевы Елизаветы I), творил в Антверпене.

«Обращение Павла» трактуется Цуккаро как бравурная феерия. Словно композитор, владеющий многими регистрами, он четко делит пространство, земное и небесное. Энергия картины зрительно изливается сверху вниз, повинуясь сильному движению длани Бога. Ослепший на дороге в Дамаск гонитель христиан Савл оказывается поверженным, вызвав смятение в своем окружении.

Сюжет на мифологическую тему с героями-любовниками — богиней любви и красоты Венерой и богом войны Марсом — часто использовался в аллегорическом и метафорическом ключе (как любовь, усмиряющая военную страсть). Под кистью же Бордоне он воплощается в куртуазной сцене, но при этом с напряженной внутренней драматургией.

Стоит обратить внимание на переливающийся, словно трепещущий узор на ткани насыщенного красного платья рыжеволосой красавицы. Она держит в руке плод, похожий одновременно и на яблоко, и на апельсин (иногда художники изображали подобный фрукт в руке ребенка Иисуса или в сюжетах с Древом познания, он означал желание, а значит, как следствие, — грехопадение и будущую миссию Христа-искупителя). Яблоко — атрибут Венеры (греческой Афродиты, которой троянский принц Парис вручил его с надписью «самой красивой»). Таким образом, здесь оно несет множественную ассоциативную функцию, включая эротическую, но, кроме того, напоминает собственное имя художника.

Есть еще один смысл в этих атрибутах — Венера с гранатом в правой руке и со шлемом — в левой олицетворяет победу. И здесь она странно сосредоточена, опершись о пень, чуть отвлекаясь от мускулистой фигуры загорелого Марса. Он уже разоружен и освобожден от металлических воинских доспехов, на которых забавляется малыш Купидон — жестокий сын Венеры. В пейзаже на заднем плане — олень, символ благородства, учтивости, благоразумия, а еще — эмблема французского королевского дома. Так зритель может увидеть за мифологическим сюжетом аллегорическую программу — победу любви и красоты, одолевающих военную силу.

Впрочем, существует и интерпретация Венеры как венецианской куртизанки, на что указывают ее обнаженная грудь, цвет платья и светлые пряди волос.

Но, несмотря на неопределенность сюжета, ясно высокое колористическое мастерство художника, декоративные достоинства полотна, элегантность его героев, сближающие стилистику картины со школой Фонтенбло. Возможно, именно во время второго визита сюда, в 1559/1560, она и была создана Бордоне.

Впервые картина была упомянута в инвентарном списке имущества кардинала Пьетро Альдобрандини в 1603. Не раз передаваемая по наследству, она оказалась у Камилло Памфили, а значит, и в настоящем собрании. Вероятно, работа предназначалась для размещения на высоком алтаре в маленькой молельне, это обусловило ее композицию и взгляд Мадонны и Младенца сверху вниз. Интересно, что доска была двухстворчатая — на другой ее части написано «Святое семейство». Обе композиции обрели самостоятельность, когда в 1709 алтарная картина раскололась.

Джироламо Франческо Мария Маццола (Маццуола) известен всему миру под прозвищем Маленький пармезанец. Оставшись сиротой, он получил достойное воспитание благодаря своим дядям-художникам. В 1519 Корреджо расписывал пармский собор, и для молодого творца это стало своего рода университетом, а к 1522 он уже работал над фресками церкви Сан-Джованни Эванджелиста вместе с мастером. Когда вскоре Пармиджанино явился в Рим, папа Климент VII был восхищен привезенными им работами, а его окружение уверовало, что в молодого художника «вселился дух Рафаэля».