Лубянская ласточка - Борис Громов

– Сочту за честь, – почему-то напыщенно произнесла Натали, вспомнив фразу из одного прочитанного ею рыцарского романа.

– Вот и отлично! – добродушно улыбнулся Виктор, поставив пустой бокал на край стола.

Свой бокал Натали тоже успела опустошить и почувствовала легкое головокружение. Она поднялась с кресла, прошлась по гостиной, еще раз внимательно осмотрев достопримечательности интерьера. Больше всего ее поразило множество иностранных вещей. Они так бросаются в глаза! Модные французские журналы, небрежно разложенные на столе, радиола «Грюндиг», кипа американских долгоиграющих пластинок, на стеллажах – книги по искусству на иностранных языках… И, наконец, фотографии знаменитых кинозвезд с дарственными надписями – трофеи с международных московских кинофестивалей, в оформлении которых Виктор принимал участие.

Храпов не был альтруистом и всегда эгоистично использовал Великий господин случай. Но на этот раз было не только желание провести ночь с новой жертвой. Нет – это, скорее, внутреннее предвосхищение чего-то необычного, некоей новизны, того, с чем ему еще не доводилось сталкиваться. Он увидел за обаянием молодой девушки личность незаурядную, абсолютно беспринципную, без оглядки способную на все ради достижения цели. Трудно сказать, как он смог так быстро разглядеть, понять и точно определить суть Натали. Очевидно, сказывались огромный опыт и творческая интуиция талантливого художника. Главное, он не ошибся, и это определило их связь и взаимовыгодные отношения.

«Волга» Храпова медленно катила в сторону центра и остановилась у пересечения улицы Горького (ныне Тверская) с Манежной площадью. Виктор вышел из машины и, взяв под руку Натали, направился на «уголок», как в то время посвященные именовали кафе «Националь». Для непосвященных на дверях этого заведения всегда предусмотрительно вывешивалась табличка с надписью: «Кафе находится на спец. обслуживании».

Решительного вида швейцар с военной выправкой всем своим неприступно-официальным видом придавал некую весомость этому объявлению. Подобные таблички вешались на двери ресторанов и кафе, где приоритетно обслуживались иностранцы. Делалось это с целью не допустить несанкционированных контактов между представителями вражеской идеологии и гражданами свободной социалистической страны. Однако окончательно лишить именитых и талантливых представителей тонкой «прослойки» удовольствия за чашечкой ароматного кофе с фирменным яблочным пирогом «Националь» наблюдать через окна кафе стены древнего Кремля и зелень Александровского сада – невыполнимая задача даже для отставников-чекистов, кем и являлся неприступный швейцар на входе.

Эта традиция была неискоренима: ее зачинателями считались писатели Илья Эренбург, Юрий Олеша и поэт Михаил Светлов. Под сенью этих громких имен в кафе, которое к тому времени считалось «tres chic», за столиками стали появляться еще непризнанные, но многообещающие таланты: студенты МГУ и других престижных московских вузов – молодые люди, подражающие образу жизни героев Хемингуэя и Ремарка.

Поздоровавшись с бравым отставником-швейцаром за руку, что было признанием особого статуса посетителя, Виктор прошел с Натали в зал и занял столик у самого окна. Натали сразу отметила многочисленные любопытно-оценивающие взгляды присутствующих. Для нее это не в новинку. Однако сейчас она понимала, что пристальное внимание во многом вызвано личностью ее спутника, и была немного уязвлена, почувствовав себя на секунду очередной роскошной декорацией или рекламным плакатом, который Храпов создал на ходу, не прилагая особых усилий.

Не заглядывая в меню, что выдавало в нем завсегдатая заведения, Виктор заказал изысканный ужин и бутылку шампанского.

Казалось, он уловил ход ее мыслей и улыбнулся, открывая бутылку шампанского.

– Комплекс бедной Лизы следовало оставить за порогом. Сегодняшний вечер – нечто вроде обряда инициации…

– Во что, интересно знать?

– Да черт его знает… там видно будет. Я пью за тебя, а ты за все, что хочешь.

– За тебя, Виктор, – отозвалась Натали.

Беседа текла непринужденно и интересно. Храпов искренне интересовался трогательными рассказами Натали о детстве, первых увлечениях и переживаниях. А она, чутко улавливая настроение и вкус Виктора, придавала историям ту окраску и тональность, которые ему больше нравились, сочиняя отдельные эпизоды прямо на ходу. Конечно, образ «бедной Лизы» не очень соответствовал ее облику и обстоятельствам знакомства, однако Виктор не задумывался об этом. Он находился под абсолютным обаянием внешности и личности Натали. Эта способность мгновенно воздействовать на собеседника, вызывать его на откровенность при первом же контакте будет всегда отмечаться в характеристиках, которые давали Натали ее кураторы по обе стороны «железного занавеса».

Виктор, в свою очередь, успешно взявший на себя роль учителя, красочно и интересно продолжал рассказывать Натали о современной живописи, ее течениях, джазовой музыке, фестивальных фильмах, последних новостях из жизни московского бомонда и о многом, многом другом, чего она еще не знала или о чем имела самое поверхностное представление.

Натали все это впитывала как губка, готовая повторить полученную информацию почти дословно. Впоследствии она успешно будет выдавать эти знания за свои.

– Слушай, Виктор, – неожиданно спросила она, – а ты когда-нибудь был за границей? Во Франции или в Италии…

– Нет, – пожал он плечами, – даже в Улан-Баторе не был. Да на хрен он мне нужен! А без Монголии и еще пары социалистических стран в активе, голуба моя, Запад не видать как своих ушей. К тому же я не член КПСС, милая, – усмехнулся Храпов. – Да и не сочувствую, говоря по правде. Я не вступаю в партию, потому что на партвзносы со всех моих гонораров они смогут открыть еще пару психушек для диссидентов.

– Не надо так громко, – благоразумно порекомендовала Натали.

– Не беспокойся… – отмахнулся Храпов, – эту хохму еще год назад высоко оценили на Лубянке. А для профилактики пустили слушок, что я с ними… хм… связан…

– Вероятно, там работают остроумные люди, – заметила Натали.

– Конечно, – подтвердил Храпов, – но только их великолепное остроумие известно лишь жертвам их шуток… Шучу! – Он подмигнул ей. – Внимание! Сейчас познакомишься с героем фильма «Римские каникулы».

Двое молодых людей довольно бесцеремонно, как показалось Натали, уселись за их столик.

– Привет труженику мольберта, – сказал один, обращаясь к Храпову.

– Добрый день, мисс, – поздоровался с Наташей второй, одновременно поклонившись Храпову, а первый повторил это движение в сторону Натали.

Мизансцена была разыграна безупречно.

– Салют, конкуренты, – приветствовал их Храпов. – Два мушкетера, – обратился он к Натали. – Имена подбери сама.

Все трое тут же рассмеялись, точно вспомнив что-то приятное, но известное только им.

– Натали, – представил ее Виктор, – дитя арбатских дворов. Осторожно, ей покровительствует Диана Римская – хотя вы вряд ли знаете, кто она такая.

Красавец, действительно похожий на Грегори Пека, тут же поспешно представился:

– Томаз Пайчадзе.

– Феликс Воробьев, – отрекомендовал второго Храпов, – мы знакомы, почитай, с детства. И все еще терпим друг друга.

Храпов, будучи хорошо воспитан, не подал вида, что подобное вторжение не доставляет ему удовольствия. Напротив, он спокойно ждал, что произойдет дальше, предвидя исход этого «жеребячьего» нашествия. Оба красавца приятеля попытались что-то рассказать, стараясь произвести впечатление на Натали, но выглядели довольно тускло на фоне Виктора, который незаметно и ненавязчиво сделал так, что они поняли всю обреченность избранной тактики и неловко замолчали. Талантливым художником и эрудитом им теперь отводилась роль всего лишь декоративного украшения стола. Натали не могла не оценить внешность приятелей, так контрастирующую с неказистым Виктором. Однако она не предоставила им удовольствия заметить это.

Феликс первый раскусил ситуацию и, еще раз плотоядно взглянув на Натали, под каким-то предлогом раскланялся. Но перед уходом успел пригласить Храпова и его новую подружку к себе на дачу.

– Всегда буду рад! – сказал он, со значением взглянув на Натали.

Вскоре его примеру последовал и Томаз, о котором злые языки говорили, что он потеет, когда думает. Дождавшись ухода друзей, Виктор и Натали, расплатившись с официанткой и оставив солидные «чаевые», покинули кафе и поспешили на Сокол в квартиру художника.

Ночь, проведенная с Натали, оставила у Храпова незабываемые воспоминания на всю его оставшуюся короткую жизнь. Чувства и эмоции, которые он испытал, вряд ли можно определить простым наслаждением еще не слишком искушенным, прекрасным, молодым телом – их было и еще будет достаточно у Виктора, что, возможно, и ускорило его смерть. Но главное, как говорил Виктор, не в количестве прожитых лет, а в их качестве. При этом он всегда имел в виду сексуальную составляющую этого философского понятия. Дело в том, что Виктор ощущал себя «первым учителем». Этаким постельным «гуру», которому выпала честь временно давать уроки рождающейся «жрице любви». Он, конечно, имел в виду только чувственную сторону этого понятия. В постели Натали оказалась такой же любознательно-способной, как и во время беседы в «Национале». Она схватывала все на лету, ее тело было податливым, отзывалось благодарностью и полным раскрепощением. Границ ее чувственности не существовало. После освоения нескольких академических и более замысловатых поз из бессмертного пособия «Камасутра» Натали, похоже, решила внести свою лепту в этот наглядный трактат. Ее телепатические способности были поразительны. Виктору стоило только подумать, как она оказывалась наверху, сбоку или внизу между его ног. По дрожи ее напряженного тела и внезапной секундной расслабленности Виктор мог догадываться о количестве ее оргазмов. Казалось, им не будет конца.