Мама, я люблю дракона (сборник) - Юлий Буркин

Не охота мне никому ничего объяснять. Я и сама-то ничего еще не понимаю… Что может быть умнее, чем подружиться с крокодилом?

– Работа? Я для того и звоню тебе. Позвони в салон, скажи, что задерживаюсь. Примерно на неделю… Сама не хочу… В конце концов, это мой салон!

Так и тянет бросить трубку, но нужно довести дело до конца.

– … Звать очень странно… Дра-го. Нет, не венгр. Или венгр, я пока и сама не знаю. Мама, тут переговоры очень дорогие. Вернусь, все расскажу подробно. Все, целую, пока…

Блики костра падают на выложенные изумительной мозаикой и отшлифованные до зеркального блеска стены пещеры, и от этого в ней становится совсем светло. Скелеты сидят кружком, прислонившись спинами к стенам, в их ожерельях, перстнях и диадемах искорками поблескивают драгоценные камешки.

– А как звали эту? – спрашиваю я, указывая на скелет по левую руку от меня.

– З-звали Гера, – говорит Драго, и печальная улыбка трогает его розово-серые губы. Была вес-селая, смеш-шная… Недолго.

– Красивая?

– Оч-чень красивая…

Его глаза затягиваются нижними веками. Я с удивлением ощущаю укол ревности. Оказывается, можно ревновать и к скелетам. Он открывает глаза, поворачивается ко мне, и я вижу его узкие вертикальные зрачки. Мне кажется, что он сейчас засмеется, но нет, его оскал означает, скорее, горечь.

– … Недолго. Потом была сварливая, злая. Потом болела. Долго, – он зябко заворачивается в расслабленные кожистые крылья.

– Сколько тебе лет, Драго?

– Не знаю. Кажется, я был всегда.

Его сведения о мире отрывочны и противоречивы. Он живет скорее чувствами, чем информацией. Он не знает, откуда он взялся и не знает, когда. Но он помнит время, когда таких, как он, на свете было несколько десятков. Все они были самцами, и все они как-то чувствовали друг друга.

Он говорит странную вещь: «Нас сделали люди, когда еще не одич-чали. Сделали из с-себя. Но мы не получ-чились». Ответа на вопрос «зачем?» он не знает тоже. Но помнит, как они исчезали, один за другим. Он переставал их чувствовать сразу вслед за вспышками боли. «Наверное, их убивали, – говорит он. – Люди такие с-смелые».

Смелые молодые люди, в доспехах и без, приходили к его пещере и вызывали его на бой. Драться он не хотел. Но умирать ему хотелось еще меньше. И он убивал их, хотя и они нередко наносили ему серьезные раны. А питается он насекомыми, моллюсками и мелкими грызунами.

Женщины. Не он придумал этот обычай. Но они не хотели уходить от него, ведь он любил их. Они и не могли уйти от него. Одна девушка все-таки сбежала, в первую же ночь, но соплеменники побили ее камнями, а назавтра привели другую. В то же время, всегда находились благородные драконоборцы, их оружие становилось все изощреннее, а приемы все хитрее…

Однажды совпали два события. Рядом с ним умерла его очередная возлюбленная, ее старость была долгой и тягостной, а смерть еще тяжелее. В то же время где-то вдалеке, послав ему импульс боли и отчаяния, погиб последний из его собратьев. Той же ночью он принял решение. В другую пещеру, на противоположный берег острова, он перенес свои сокровища, включая останки женщин, и затаился там на века, лишь редкими ночами позволяя себе полетать над морской гладью.

«Dragon in my soul!..»[1] По дороге в аэропорт бойкий водитель обшарпанного «Фиата», как две капли похожего на нашу «Оку», или наоборот, на ломанном английском поведал мне легенду о драконе этого острова. Я слушала, затаив дыхание, и буквально заглядывала ему в рот. В результате он возомнил о себе и обо мне невесть что, и был сильно разочарован, когда я расплатилась деньгами.

Победить дракона, оказывается, не так уж и сложно. Труднее победить дракона в себе. «Dragon in my soul!», – бил себя в грудь пылкий водитель, азартно заглядывая мне в глаза… Тот, кто побеждал дракона, думал, что становится хозяином его богатств, на самом же деле становился их рабом. Он оставался в пещере, трясся от жадности, страха и злобы, чах над златом и вскоре превращался в дракона сам. Эстафета, понимаете ли.

Такой же бред, как огонь изо рта… Еле удержалась от насмешек.

Фен?! Какой, к черту, фен! Куда, интересно, я буду его включать?.. Так… Туфельки… Пусть будут. Покажу ему, покрасуюсь. Да и вообще, в отличие от него, я собираюсь иногда выходить в город. Я-то не питаюсь насекомыми и грызунами…

Сажусь на диван перед распахнутым чемоданом. Боже, что я творю? Куда я мчусь?.. «Аленький цветочек», твою мать!

… Ночные полеты в его крепких объятиях. Настоящее, не «окультуренное» для туристов море – без волнорезов и искусственных островков. Дикий пустынный берег, заросший пучками пьянящего олеандра. Здоровенные волны накатывают непрерывно и, если не научишься вовремя подпрыгивать, сбивают тебя с ног. Так мы и прыгаем. Нас то и дело окатывает с головой, и тогда я визжу, а Драго хрипло смеется. Иногда он что-то выхватывает из воды и быстро закидывает себе в рот, а я тактично не замечаю этого…

Вскакиваю и продолжаю лихорадочно собирать чемодан, говоря себе: «Я же не насовсем! Я же еще вернусь!..»

Не думала, что начну скучать сразу. Обещала ему приехать следующим летом. Но срок намеченной разлуки начал сокращаться уже в самолете. А когда я зашла к себе в салон, послушала наших дам… Поговорила с Сергеем… Нет! Хочу сейчас!.. Недели мне вполне хватило, чтобы утрясти все дела.

Вышвыриваю из чемодана вибратор. Простите, не нужен. Чемодан я не собираю, а лишь пересматриваю, так как и разобрать его еще не успела. Если дело так пойдет и дальше, то все, что в нем останется, будет смысл переложить в небольшую сумку…

Он сказал: «Не хоч-чу еще один скелет. Хочу, чтобы сама приш-шла и сама уш-шла…» Почему он не старится? Говорит, что совсем. Он бессмертный?..

Смотрю на часы. Мама дорогая! Регистрация билетов через полчаса!.. А вот плеер я оставлю. И вот эти кассеты возьму – классику. Пусть послушает. Я уже включала ему музыку, но ему не понравилось. Звук понравился, а музыка – нет. Но на кассетах у меня была одна попсовая дребедень. Попробуем познакомить вечного с вечной музыкой…

Звонит телефон, и я вздрагиваю, сразу почуяв недоброе. Хватаю трубку, – «Аллё! Аллё?!» – и слышу:

– Наташ-ша…

– Да! Да! Что?!!

Не зря, ох, не зря я оставила ему мобильник. У самого входа, где еще ловилась сеть. Он посмеивался, мол, жил без этого полвечности и еще полвечности проживу… Но сам-то заставил меня надеть этот аквамариновый браслет. Я знала, что мы не будем звонить друг другу, но так хотелось тоже оставить хоть какую-то ниточку.

– Наташ-ша, ко мне приходил твой… С-сергей. Я не з-знаю, как мне…

И всё. Батарейка! Конечно же, села батарейка!