Светлана (журнальный вариант) - Нина Артюхова

Именно потому, что любят, боятся ещё больше.

Вот он шагает около столика и в проходах между партами, высокий и худой, очень подвижной, в неизменном своём костюме цвета перца с солью. Бородка и волосы у него тоже цвета перца с солью.

А если кто из девочек зазевается, не сразу ответит или напутает что-нибудь, так и посыплются разные обидные словечки, с перцем, с солью.

— Короткова!

Короткова встаёт, глаза её наполняются слезами. У этой девочки на фронте погиб отец, недавно только получили извещение. Она совсем не может разговаривать: сейчас же начинает плакать.

Другие учителя не вызывают её. Иван Иванович спрашивает на каждом уроке, и с каждым разом голос Катюши Коротковой звучит увереннее и твёрже.

Иван Иванович подошёл вплотную к её парте, чуть наклонился и как-то особенно бережно выслушивает её ответ.

Не очень хорошо ответила Катюша, но Иван Иванович кивнул головой и поставил в записной книжке против её фамилии (так, чтобы соседки видели) одобрительную закорючку.

Да, его есть за что любить, но и бояться, конечно, тоже необходимо.

Вот он повернулся и встретился глазами со Светланой.

— Соколова!

Светлана встаёт, волнуясь больше, чем на всех других уроках. По арифметике её ещё не спрашивали ни разу.

— Ты уже училась в четвёртом классе?

— Нет, я только третий кончила. Со мной занимаются сейчас, я повторяю…

— Здорово перезабыла?

Теперь он подошёл совсем близко, и глаза у него оказались неожиданно светлыми и добрыми, издали они кажутся совсем другими из-за серых косматых бровей…

И совсем просто было ему ответить:

— Да.

— Попробуй решить задачу.

Когда Светлана стала писать на доске условие задачи, у неё было ощущение человека, когда-то в детстве умевшего плавать, но теперь не верящего в свои силы. А вода глубока, не выкарабкаться, сейчас придётся медленно погружаться «с головкой» и «с ручками».

Иван Иванович не торопит, вот так же отвечала ему Катюша Короткова — могла думать, сколько ей хочется. И вдруг оказалось, что задача совсем простая, даже как будто знакомая, что плыть не страшно. Светлана уже не боялась утонуть.

— Сначала узнаем… Во втором вопросе узнаем…

Ещё раз сложить центнеры, потом тонны… Но она забыла, сколько центнеров в тонне: десять или сто? Светлана писала одну цифру за другой. По лицам девочек она поняла, что ошиблась. Взяла тряпку и стёрла написанное. Нет, как будто правильно получается: 635 тонн 11 центнеров. А к ним прибавить…

И опять весь класс молчаливо подтверждает: «Неверно!»

Светлана положила мел и сказала с отчаянием:

— Забыла!

Обычно в таких случаях Иван Иванович вызывал другую девочку — на помощь, иногда у доски собирались трое или четверо.

Поднялось несколько рук. Туся Цветаева подняла выше всех, улыбалась и даже шевелила пальцами от нетерпения. «Мухи» и Галя Солнцева рук не подняли, на их лицах выражалось страдание.

Как будто не замечая поднятых рук, Иван Иванович сказал:

— Солнцева, напомни.

Галя подошла к доске и, подавая Светлане мел, сказала:

— Их десять, а не сто. Пиши один, а другой один прибавь к тоннам.

С точки зрения математической, это было очень несовершенно выражено, но Светлана поняла сразу. Всё вспомнила о центнерах и тоннах.

Она стёрла «635 т. 11 ц.» и написала «636 т. 1 ц.». Смущённо сказала:

— Я думала, что центнер от слова «сто».

— Правильно думала, — подтвердил Иван Иванович. — Почему же он так называется?

— Ах, да! — радостно вспомнила Светлана. — В нём сто килограммов!

Галя отступила к окну, стараясь показать, что Светлана отлично управляется и без её помощи. Она даже решилась спросить:

— Мне можно сесть, Иван Иванович?

Он усмехнулся:

— Садись, ясное солнышко!

Когда Светлана возвращалась на своё место, она была твёрдо уверена, что никогда в жизни не забудет, сколько центнеров в тонне и сколько килограммов в центнере.

Перед тем как рассказывать дальше, Иван Иванович диктует номера заданных на завтра задач и примеров; пока девочки пишут, ходит между партами и успевает проверить несколько домашних работ.

— «Мушка», дай промокашку! — шепчет «Муха белая» своей подруге.

Иван Иванович говорит сурово:

— «Мухи», не жужжите! — И добавляет, вышагивая длинными ногами по классу, растягивая одни слова и скороговоркой произнося другие: — Промокашки, зубные щётки, носовые платки и гребешки должны быть у каждого ин-н-н-дивидуальные!

Как опытный артист, он делает паузу — «на смех».

Иван Иванович любит пошутить и любит, чтобы оценили его шутки. Это короткие антракты — предохранительные клапаны, открываемые во время урока. Без них слишком велико было бы напряжение в классе.

Галя на беду смешлива. Другие давно уже отсмеялись и пишут дальше.

— Солнцева! Довольно веселиться, пиши внимательнее!

VII

На последней перемене в класс заглянула вожатая — девятиклассница Лида Максимова.

— Девочки, помните: у нас сбор!

Этой осенью Лида выросла сразу на целый каблук, стала подвязывать крендельком тёмные косички и в первый раз надела платье с прямыми твёрдыми плечиками. Девочкам из четвёртого «А» она казалась совсем взрослой.

После звонка Лида появилась опять.

— Пошли, пошли! Аня, Валя, обязательно приходите!

Аня и Валя Ивановы обычно не ходили «а школьные сборы: ведь в детском доме своя пионерская организация. Но они знали, что сегодня будет очень интересный сбор, и решили остаться.

Галя защёлкнула портфель и крикнула «Мухам»:

— «Мухи», подождите, мы идём!

Ей было неловко уйти без Светланы.

А Светлана не торопилась. Не поднимая глаз, перекладывала что-то у себя в пенале, учебники ещё лежали на парте.

— Пойдём, Светлана!

Светлана тихо сказала:

— Не жди меня, ступай. Я не пойду.

— Как не пойдёшь? — испуганно зашептала Галя. — Почему? Ох!.. Ты без галстука!.. Забыла, да? Или у тебя нет ещё?

Вожатая подошла к ним.

— Это новенькая ваша? Светлана Соколова? Что же ты, Светлана, идём!

— У неё галстука нет, — вмешалась Нюра Попова, которой до всего было дело.

— Ничего, — сказала Лида, — пойдём так. Для первого раза прощается, — и взяла Светлану за руку.

Светлана стояла, то поднимая, то опуская крышку парты.

— Я не пионерка.

— Как же так? — удивилась Лида. — Ах, да! Ведь ты… Всё равно пойдём, посидишь с нами, а в ноябре дашь торжественное обещание и будешь настоящей пионеркой.

Светлана ответила страдальческим голосом:

— Нет, я не хочу.

— Как?! Пионеркой не хочешь быть?

Туся Цветаева насмешливо сказала:

— Она в оккупации жила, её фашисты распропагандировали, вот она и не хочет!

— Замолчи, — строго сказала Лида.

Светлана, сжав кулаки, метнулась к Тусе.

Вожатая с трудом удержала её.

— Девочки, уйдите! Все уйдите! Идите в пионерскую комнату и ждите меня там!

— Не смеет! Она не смеет говорить так! — кричала Светлана. — Моя мама коммунисткой была, они её убили за это! Никто не смеет мне так говорить!

Вожатая крепко держала её за обе руки.

— Ну, успокойся, успокойся!.. Уйдите, девочки!.. Сядь, Светлана, давай спокойно поговорим… Почему ты не хочешь быть пионеркой?

Светлана заговорила уже со слезами на глазах:

— Когда нас в третьем классе всех принимали… я больна была… а потом хотели осенью… а осенью фашисты пришли… Ты думаешь, я не жалела, что у меня галстука нет? Уж я бы его вот как берегла!.. А теперь… что же я… торжественное обещание давать?.. С маленькими?.. С девятилетними?.. Ведь мне уже тринадцать лет! Я лучше через год прямо в комсомол…

Нюра Попова как раз в эту минуту просунула в дверь свой острый носик и удивлённо сказала:

— Тринадцать лет? И только в четвёртом классе учится?!

У Светланы опять начали кривиться губы.

— Вот видишь!

Лида подошла к двери.

— Нюра, уйди!

— Да я ничего! Ты придёшь, Лидочка? — Нюра исчезла за дверью.

Светлана встала.

— Иди к ним, Лида. Они тебя ждут.

Лида обняла Светлану — она знала, что иногда это помогает.

— Как же я тебя одну отпущу — такую расстроенную?..

В коридоре шаги и голоса: это вышли из физического кабинета шестые.

Светлана сказала:

— Вот я с ними и пойду, там наши девочки… Только, Лида, не говори, пожалуйста, никому.

— Хорошо, говорить я никому не буду, а с тобой мы ещё завтра поговорим!

Лида проводила взглядом Светлану… Ничего, как будто успокоилась, идёт вместе со знакомыми шестиклассницами, разговаривает…

А из пионерской комнаты нарастающий гул — там четвёртый «А», предоставленный самому себе. Очень немногие девочки слышали то, что сказала Светлане Туся. Нужно ли говорить о поведении Туей сейчас, на сборе, или лучше с ней одной?.. Ведь Светлана просила не рассказывать никому… Ей будет неприятно, если весь класс… И Евгении Петровны — учительницы четвёртого «А» — нет, на беду: хворает уже вторую неделю!