Цифровой журнал «Компьютерра» № 179 - Коллектив Авторов

Здесь и возникает развилка, о которой я писал в начале. Из слов Д. Ливанова и согласных с ним комментариев в СМИ ясно, что имеется в виду снятие обузы конкретно с академиков и членкоров, то есть людей, вклад которых в текущий валовой научный продукт РАН весьма мал, хотя бы в силу их малочисленности. Подавляющее большинство научных сотрудников РАН, создающих этот продукт, в управлении имуществом не задействованы, так что им легче не станет.

Дальше. Д. Ливанов говорит о базовых принципах будущей организации науки: «Развитие адресной поддержки конкурентоспособных научных коллективов, расширение практики конкурсного финансирования исследовательских групп при существенном сокращении доли сметного финансирования организаций». Мысль вполне здравая, но не требующая ликвидации РАН и, кроме того, весьма зависящая от деталей реализации. Она, по-видимому, означает (среди прочего), что институты как физические объекты (отопление, электричество, налоги и пр.) будут существовать за счёт отчислений с грантов (накладных расходов), которые то есть, то нет. Можно ли ставить коммуналку на такую флуктуирующую основу? Повезло в этом году институту с грантами на лаборатории — живёт. Не повезло — сливает воду из отопительной системы и заколачивает окна досками до следующего сезона.

Дальше. РАН+РАМН+РАСХН превращаются в сообщество выдающихся учёных. Здесь, очевидно, имеются в виду академии только как совокупность академиков и членкоров. Новая РАН, по мнению Д. Ливанова, станет «важнейшей коммуникационной площадкой для научного сообщества». А она мне — представителю научного сообщества — зачем? Для коммуникаций мне хватает интернета. Имеются в виду коммуникации с обществом посредством привлечения членов академии к экспертизе? Ко мне это тоже не имеет отношения. Новая РАН будет существовать отдельно от подавляющего большинства сотрудников старой РАН. Впрочем, Д. Ливанов этого и не скрывает: «Для научных институтов, для тех людей, которые в них работают, никаких изменений в связи с этой реорганизацией не произойдёт». На том спасибо. Хуже не станет.

Хотя, впрочем, тут непонятно. Я отчасти получаю средства из базового бюджетного финансирования, которое предполагается существенно сократить. Его сократят, а финансирование останется без изменений? А как же законы сохранения? Ещё один нюанс: за те деньги, что мы сейчас получаем от РАН, требуется, по сути, только научный отчёт. За те деньги, что мы получаем в виде грантов непосредственно от государства, приходится писать романы на десятках страниц плюс нюансы вроде того, что отчёт за год требуют в ноябре, а деньги выделяют в декабре. Теперь со всеми деньгами так будет? Тогда огласите хотя бы суммы, вдруг они искупят любые бумажные страдания! Есть и ещё вопросы о финансировании. Например, академикам предлагается стотысячная стипендия. Рядовым сотрудникам на пресс-конференции в РИА «Новости» Д. Ливанов пообещал увеличение финансирования государственных научных фондов. Насколько Минфин в курсе всех этих предложений?

Есть ещё, конечно, отдельная тема самой процедуры обнародования предлагаемой реформы, но по ней я уж точно не скажу ничего оригинального. «Действуй строго по закону, то бишь действуй втихаря» (с) Л. Филатов. В общем, имеет место какая-то очередная странная инициатива, ключевой момент которой — освобождение РАН от управления имуществом. Это действие в научной деятельности никакой роли не сыграет — о причинах я написал. Что будет дальше, неясно. В. Фортов сказал, что договорился с правительством о каком-то эксперименте. Будем ждать результатов. В конце концов, эксперимент — основа науки.

К оглавлению

APPLE: О дивергенции, поставившей жирную точку

Сергей Голубицкий

Опубликовано 27 июня 2013

Единственное, с чем никогда не смирится человек, так это с быстротечностью бытия. Во всём: в собственной жизни, которая утекает песком сквозь пальцы с головокружительной скоростью, в привязанностях и чувствах, которые умирают быстрее, чем мы стареем, в окружающем нас мире, который подчиняется всё тем же неумолимым циклам.

Характерно, что сама по себе быстротечность материи нас печалит не особо: важно, чтоб была хоть какая-то внутренняя привязанность. По этой причине мы принимаем близко к сердцу расставание только с тем, кого любим, что нам дорого: с самим собой (ну, это-то в первую очередь :), с близкими, любимыми.

В закономерности этой больше всего удивляет ее универсальность: мы переживаем перемены не только в живых людях, но и в объектах, предметах, материальных сущностях и социальных образованиях. Нам претит разлука с любимой машиной, с родным домом, с городом, в котором мы родились и выросли, с трудовым коллективом, в котором провели долгие годы.

Не обязательно, кстати, утрировать и говорить лишь о радикальных переменах — гибели, окончательном исчезновении, расставании навечно. Точно так же мы печалимся любой перемене вообще, перемене в принципе. Скажем, что-то было великое, могучее, яркое, победоносное и восхитительное. А потом … перестало всем этим быть! Иногда эта перемена случается мгновенно, иногда растягивается на долгие месяцы и даже годы. В любом случае мы печалимся и грустим по поводу утраты привычного величия, того, что мы любили, чем восхищались.

Только поймите меня, бога ради, правильно: я вовсе не собираюсь злорадствовать по поводу того, что хочу сейчас рассказать. Мне тоже грустно, однако я пытаюсь найти утешение в осознании цикличности бытия и внутреннем приятии неизбежности расставаний.

Мой рассказ сегодня — surprise :) — об Apple, компании, с которой я провел в нежнейшем симбиозе четыре года своей жизни и с которой внутренне попрощался два месяца назад. Не нужно понимать это прощание буквально: в конце концов, этот вот самый текст я сейчас печатаю на Macbook Pro, который верой и правдой мне служит с осени 2009 года. Я считаю свой ноутбук лучшим произведением искусства на свете, и когда он прикажет долго жить либо мне перестанет хватать его мощности, я обменяю его на другой Macbook, тот, который окажется лучшим в линейке Applе.

Очень может быть, что через год-два я вернусь обратно к айфону, если, конечно, характеристики грядущей модели будут соответствовать моим представлениям о том, каким должен быть современный смартфон.

Когда я говорю о прощании, я имею в виду расставание с идеалом, который в моем сознании был связан с компанией Apple. Меня восхищали эстетика ее продукции, минимализм дизайна, высокая функциональность, качество сборки. Правда, раздражала и даже бесила корпоративная культура, позволившая мне за четыре года встретиться лишь с одним-единственным представителем компании (!!!), который, кстати, и объяснил, что у Apple может быть только один представитель — это Стив Джобс (тогда он еще был жив), а все остальные сотрудники инструктированы молчать как рыбы и не вступать ни в какие контакты с окружающим миром.

Впрочем, разговор сегодня не о достоинствах и недостатках Apple, а совсем о другом. О неком знамении, которое я наблюдал на протяжении последней недели на американском фондовом рынке, и которое позволило мне с почти абсолютной уверенностью говорить о том, что дни Apple как компании, находящейся на пике славы, величия, популярности и культового поклонения, окончательно и бесповоротно остались позади.

Речь вовсе не о финансовом разорении Apple — боже сохрани! Дела у купертиновских ребят и дальше будут идти замечательно, время от времени они будут радовать мир прекрасными новыми продуктами, и даже очереди какие-никакие будут образовываться в день продаж у дверей AppStore’ов. Однако никакого ажиотажа космического масштаба, никакой истерии, подобной той, что мы наблюдали во всем мире при запуске четвертого айфона и второго айпада, больше не повторится. Всё, поезд ушел. Окончательно и бесповоротно.

Почему я так считаю? Проще всего было бы списать изменение тренда (вернее, фавора!) деловыми просчетами и грубейшими маркетинговыми ошибками, которые Apple совершает на протяжении последних двух лет. Для меня, лично, первой ласточкой была катастрофа Final Cut X, когда Apple, ничтоже сумняшеся, волевым решением отправил на свалку весь профессиональный рынок видеомонтажа, которым, казалось, он так дорожил и на протяжении столь долгого времени окучивал. А потом — раз! — и такой незаслуженный плевок тем, кто тебе доверял.

В еще большей степени можно винить креативную стагнацию, наступившую в компании после смерти Джобса: за два года ни одной оригинальной разработки! Ни единого прорыва — ни творческого, ни технологического: удлинили корпус смартфона, поменяли конектор, адаптировали корейскую матрицу высокого разрешения для планшетного экрана.