Цветок забвения (СИ) - Мари Явь

Повернувшись к мужчине, я поняла, что всё это время он наблюдал за мной. Казалось, смотреть на меня тайком привычно для него. Он делал это на протяжении десяти лет. Но, в то же время, стоило мне взглянуть на него, и он торопился отвернуться.

— Встань на колени, Старик, — приказала я мягко. Он даже не подумал. — Не сопротивляйся. Твоя гордость ничего не значит для меня. Твоя сила ничего не значила для Девы, даже когда принадлежала первому из вас. Признай это, склонись.

Я уловила напряжение в его лице. Он нахмурился и стиснул челюсти, и я подошла ближе, снимая на ходу цепочки, кольца и браслеты. Мужчина следил за тем, как украшения со звоном падают на пол.

— Да-да, там твоё место. Ты падёшь, как и это твоё золото, ценность которого ты преувеличиваешь так же, как и собственную силу. — Я кинула ему под ноги последнее кольцо, приближаясь почти вплотную. Он был очень высоким. Он возвышался надо мной. — Встань на колени и почитай меня. Может быть тогда, я тебя помилую.

Его взгляд скользнул по моему телу, сверху вниз, и остановился между ног. Его почтительность, вернее, само то, что он вообще знает, что это такое, вызывало сомнение. Но стоило мне собрать силы для нового удара, как его колени подогнулись, и он наклонился.

ГЛАВА 2

Илай хотел встать на колени ещё до того, как от него это потребовали. Потому что такова была сущность Девы. Очевидно, отшельник чувствовал это даже острее, чем обычный мужчина. Поэтому, как только она вылезла из ящика как самая искусная танцовщица, он понял, что пропал. Он готов был выразить ей почтение. И не только потому, что весь её гордый вид призывал к этому, а потому что он был ей обязан слишком многим.

Вот только сейчас это не добавило бы ему чести. Его вид совсем не подходил ситуации. В грязной комнате, обдолбаный и с шлюхой у бёдер… Что сказать: он представлял момент их официального знакомства иначе.

Илай собирался сделать всё идеально, он готовился к этому «десять грёбаных лет» — достаточно для Старца, который не должен был дожить и до тридцати. Но, желая показать себя с лучшей стороны, он в итоге показал себя таким, какой он есть — "убийца, мародёр и из-вра-ще-нец".

Хотя кто бы говорил. Если бы он не выпроводил ту шлюху, она бы трахнула ещё и другой его «меч», при том что явно подобным не увлекалась. Будучи профессионалкой, она краснела, как девственница. Тогда как сама Дева удивительно быстро освоилась в незнакомой обстановке. Ему бы у неё поучиться, потому что сам он застыл в полной растерянности. А всё, что приходило в голову было похоже на:

«Твои глаза прекраснее, чем я представлял. Твой голос прекраснее, чем я представлял. Ты сама прекраснее, чем я представлял, ведь то, с чем я провёл эти десять лет — твоя тень, но я был покорён ею, как никогда и никем до этого».

Но Илай промолчал. Банально говорить такое Ясноликой, едва ли это прозвучит как комплимент. Это характеризовало каждую из них, насколько он слышал, хотя уже никогда не узнает этого наверняка. Никто не узнает.

Проклятье! Смотря на неё, Илай не понимал, как Датэ смог убить их всех. Речь не о силе. Просто лично ему бы разорвал сердце один только вид её слёз. Крик агонии? На такое способен только бессердечный. И это не просто пафосная метафора.

Ненависть к ублюдку проснулась с новой силой. Из умеренного пламени разгорелась в пожар, как и всегда до этого, стоило только Илаю взглянуть на Деву. Пусть она выглядела отлично — в своём уме, здоровой и полной сил, ярость была всепоглощающей, невероятно мучительной. Не попытайся Илай уже однажды убить его, то он отправился бы за ним сейчас.

Почему-то теперь, когда она очнулась, это уже не казалось местью. Он почувствовал реальную угрозу от Датэ. Намного сильнее, чем когда сам пришёл к нему. Когда принёс с собой её. Даже отдалённо не представляя, какой опасности её подвергает. Он был так наивен…

Всё потому, что Илай чувствовал себя непобедимым. Он был молод, свободен и силён, как никогда. Ему принадлежала последняя из Дев, а это само по себе вдохновляло на подвиги. Прекрасный символ борьбы, она так же служила неиссякаемым источником жизненной энергии, необходимой ему — отшельнику, практикующему проклятые техники… И — всего важнее — являлась хранительницей самых смертоносных техник, его сильнейшим оружием, "третьим мечом".

Как тут не почувствовать себя всемогущим?..

Он проник в расположение войск Датэ незамеченным и то, как легко ему это удалось, сделало его ещё более самоуверенным. Илай помнил, как беспечно вёл себя, оказавшись в его шатре. В отсутствии хозяина он побродил вокруг да около, пошарил в его вещах. Его поразили белые ковры из драгоценного меха, который никто бы не додумался так варварски бросать под ноги. Торжество убийства во всём. Но ни золота, ни выпивки Илай не нашёл.

Похоже, Датэ соблюдал заветы отшельников, поэтому не прикасался к деньгам, алкоголю и женщинам… в том смысле, в котором бы стоило к ним прикасаться.

Стоило ему так подумал, как полог в шатёр качнулся. В глаза бросился алый — совершенно невероятный цвет для волос и совершенно немыслимая их длина для мужчины.

Илай даже не сразу понял, что вошедший человек и есть грозный предводитель Калек. Пусть даже крепкий и рослый Датэ всё равно был сложен не по меркам Калек — непревзойдённых бойцов, мастеров физических атак. Огнепоклонники с Севера — они были единственными из отшельников, кто тренировал тело с большим усердием, чем сущность. Все Калеки были сложены так, будто их отлили из металла боги, а не выносили в чреве женщины.

Поэтому Илай удивился их встрече даже сильнее самого хозяина шатра, хотя казалось бы…

— Старец, — сказал Датэ так, будто почувствовал его появление в лагере давным-давно. В отличие от караула, который заметил его за секунду до смерти.

— Пламя погребальных костров, — отозвался Илай, на что Калека утомлённо вздохнул.

— И ты туда же. — Он скинул с плеч тяжёлую меховую мантию, угольно чёрную, ещё более чёрную на фоне белых ковров. Присутствие чужака не смущало Датэ. Настолько что он открепил ножны с мечом и оставил их в стороне, на подставке. — Оказывается, меня предпочитают называть так не только люди, но даже отшельники.

— Разве тебя прозвали так не свои же? — Илай настороженно следил за ним взглядом. — Вы же там у себя на севере поклоняетесь огню.

— Но не я. Я земной огонь презираю, — признался Датэ. — И это прозвище оскорбляет меня.

— Почему? Ты ведь делал всё, чтобы его заслужить. Стольких прикончил…

— А скольких я помиловал? Скольких я спас? Я пощадил всех, кто впускал меня в города добровольно. Я объединил самые безнадёжные империи, раздираемые междоусобными войнами, под властью единого правителя. Положение в них если не улучшилось, то хуже после моего «вторжения» точно не стало. — Он задумчиво нахмурился. — «Пламя погребальных костров». Это где надо было так опозориться?

Посмотрев себе под ноги, на ящик, который принёс с собой, Илай предположил:

— Может, когда ты перебил весь клан Ясноликой Девы? Или ты думал, что война с женщинами добавит тебе чести?

Датэ прошёл мимо него, подставляя спину. Это был идеальный момент… Но Илай ждал ответа.

— Чести? Нет. Но это меня и не опозорило. На самом деле, никому кроме тебя до этого нет дела.

— Чего? — оскорблённо проворчал Илай, потянувшись к мечу на поясе.

Этот ублюдок рассуждал об убийстве Ясноликих так же хладнокровно, как и совершал его…

— Девы умерли для Внешнего мира и его жителей давным-давно. Они отгородились от людей, превращаясь из отшельниц в затворниц, а после и вовсе стали легендой. Они перестали спускаться даже в собственные святилища за сиротами и подношениями. Не показывались на глаза храмовым жрицам. От гордости, может. Или чрезмерной многочисленности своего клана. Такие проблемы возникают, если ты не стареешь, — проговорил Датэ, разглядывая географические карты и изучая донесения.