Кто убил бабушку? - Фредерик Браун

потому что для этого не было причин. Мы просто стали замечать, что значительно менее подходим друг другу, чем это казалось раньше.

— Решение было обоюдным?

— Как тебе сказать… идея, пожалуй, была моя, но ты с ней согласился, не возражал… Месяц назад я выехала отсюда и вернулась в дом в Халчестере, где собиралась получить официальный развод. Мы решили, что тебе не надо являться в суд, беседовать с судьей, подвергаться допросу…

— Но почему Халчестер?

— Там живут мои родители. Мой отец — юрист, а это значит, что он сможет вести дело спокойно, без шума и нервотрепки. Поскольку наш город и Халчестер находятся в одном штате, сама собой отпадает проблема жилья. Я могла сказать, что жила у своих родителей. Кроме того, мой отец — друг местного судьи, и это сильно ускоряло дело. Если бы мы начали действовать отсюда, то сильно затянули бы разрешение нашего вопроса.

— Значит, все было хорошо организовано? И развод уже оформлен? А все остальное?

— Да, именно так. Все было закончено во вторник в десять часов утра.

Я сразу подумал: во вторник, в десять утра… А я в это время спал. Мне удалось заснуть лишь через час или полтора, после того как доктор Эгглстоун привез меня домой и оставил одного. Я помню, это было около четырех утра. Проснулся я только в полдень. Выходит, пока я спал, меня успели развести с женой, а я даже не подозревал об этом! То малое, что я узнал о себе прошлой ночью, то есть после полуночи, было именно то, что я человек разведенный. А оказывается, нет, тогда я еще не был разведен. Ведь мне сказали, что я был женат на женщине по имени Робин, а оказывается, что фактически я еще оставался женатым.

Впрочем, какое значение имеет разница в несколько часов? Меня ведь не тяготили никакие заботы или угрызения совести по поводу развода, который происходил именно в это время. Сон — это совсем неплохое занятие, когда речь идет о твоем собственном разводе!

Я прислушался: Робин продолжала рассказывать:

— Я думаю, тебе известно, что… Впрочем, нет, ты не можешь знать этого, если тебе, конечно, кто-нибудь не рассказал об условиях нашего развода. Естественно, я ничего не буду от тебя получать, никакой финансовой поддержки; я этого не просила. Что же касается совместного имущества, то ты захотел, чтобы оно осталось у меня — ведь другого у нас ничего и не было, но я не могла согласиться с твоим решением. Итак, у меня остается мебель, исключая, конечно, книги. Их я сложила и вместе с полками отправила на склад на хранение. Все, что мы имели на нашем счете в банке, мы поделили поровну. Каждому из нас досталось по пятьсот тридцать шесть долларов и несколько центов.

— У себя в спальне я нашел чековую книжку, которая, согласно указанному счету, была открыта на мое имя во Втором Национальном банке, но там указана совсем другая сумма — чуть больше двухсот долларов. Как я понял, до моей амнезии я имел постоянное место работы. Ты случайно не знаешь, когда я успел потратить эти триста долларов с тех пор, как мы их поделили поровну?

— Ой, да ведь это же машина! Я совсем забыла тебе сказать. Ты выкупил у меня за триста пятьдесят долларов причитающуюся мне половину машины.

— Машины? — повторил я, сбитый с толку. — Ты хочешь сказать, что у меня есть машина?

— Конечно. У тебя есть машина. А разве тебе никто не…

— Никто мне ничего не сказал. И какая же у меня машина?

— «Линкольн» выпуска сорок первого года. Мы ее купили приблизительно год назад за пятьсот долларов. Ты тогда сказал, что это хорошая машина, что она лучше тех, которые выпускались после войны. Потом ты отдал ее в мастерскую, где за весьма умеренную плату машину довели до кондиции. И когда мы подсчитывали с тобой перед разводом наши сбережения, ты сказал, что в нынешнем состоянии машина стоит как минимум семьсот долларов и предложил мне триста пятьдесят за мою половину.

— И что я с ней сделал? У меня ее больше нет?

— Насколько мне известно, она у тебя есть. Думаю, что тебе лучше спросить об этом у Арчи.

— Несомненно, я спрошу его об этом, и как можно скорее.

Однако я решил оставить до поры до времени вопрос о загадочной машине: то ли она есть, то ли ее нет. Бог с ней. Поживем — увидим.

— Робин, может быть, я лезу не в свои дела, но, как я смею догадываться, ты, наверное, строила какие-то виды на будущее? Каковы же твои планы? Ты будешь жить здесь? Хочешь снова пойти работать? И наверняка в агентство Карвера?

Пока агентство Карвера было для меня не более чем просто звуком. Там я еще не появлялся. Но мне звонил некий человек, назвавшийся Гэри Кэботом Карвером, который сказал, чтобы я не спешил с выходом на работу и могу располагать временем, пока хорошенько не отдохну, не адаптируюсь и не сумею ориентироваться во времени. Еще он сказал мне, что если я вдруг не захочу больше возвращаться в агентство — получу, например, наследство или еще что-либо другое, — то он просил бы известить его об этом заранее. Тогда я попытался объяснить ему, что полученное мною наследство весьма скромно и, конечно, не может дать средства для безбедного существования и что я хотел бы вернуться на работу примерно через неделю и посмотреть, смогу ли я снова заняться редактированием. Я ему сказал также, что если он заметит, что я больше не справляюсь с работой, пусть сразу же меня увольняет. Я его прекрасно пойму и не обижусь.

Робин продолжала отвечать на мой вопрос:

— Нет, я не собираюсь жить в этой квартире долго. Останусь здесь до тех пор, пока не истечет срок аренды. Это приблизительно полтора месяца. А там подыщу себе что-нибудь поменьше. Что же касается другого твоего вопроса, то я действительно хочу пойти работать. Ведь мне надо что-то пить и есть. Но я пойду не к Карверу. Это было бы слишком тяжело для нас обоих. И не столько, пожалуй, для меня, сколько для тебя.

Я посмотрел на стакан, который держал в руке — в нем еще оставалось много виски, пожалуй, больше половины стакана, — и решился спросить:

— Из-за того, что я много пил, Робин?

— Нет, совсем не поэтому. Пил ты довольно часто, но всегда понемногу. Я иногда видела тебя навеселе, но сильно пьяным — никогда.

Мне