Тайна архивариуса сыскной полиции (СИ) - Зволинская Ирина

Я развела руками.

– Да-с, приказ, есть приказ, – заключил он. 

Мужчина помог мне раздеться и подал белый медицинский халат. Мы прошли в маленькое помещение. В нос ударил сладковатый запах разложения.

– Стойкая, – хмыкнул мужчина.

Николай Иванович, крякнув, подал мне нашатырь. Я открыла бутылек и поднесла его к носу. В голове прояснилось, и я, сделав быстрый вдох, прошла к закрытому простынью телу следом за медиком.

– Смотри, – он откинул с лица покойника ткань, – след видишь? – показал глазами на синий кровоподтек на шее умершего, – от чего, как думаешь?

– Веревка, – озвучила я свою мысль.

– Правильно, – довольно ухмыльнулся мужчина, – мы и нашли рядом с телом веревку.

– И записку, – поддакнула я.

– И записку, – подтвердил медик. – Только записку писал правша, а наш субъект – левша. Видишь, мозоль на среднем пальце левой руки.

Я кивнула.

– И душили его сзади, след вона как пошел, – Николай Иванович ткнул пальцем туда, где, по его мнению, я должна была увидеть разницу между повешением и удушением.

– Вижу, – согласилась я вовсе не потому, что поняла эту разницу. Я поняла, что зря настаивала на осмотре – вполне можно было обойтись заключением Ежова. Лицезрение трупа воочию не делает из меня следователя. 

– Ну, коли так, свободна! – отпустил меня Николай Иванович.

Я быстро попрощалась с мужчиной, схватила пальто и уже в дверях услышала громкий каркающий смех:

– Приходи еще!

На улице было темнее обычного. Рабочий день в управлении подошел к концу, в кабинетах погасили лампы, и лишь тусклые оконца арестантских давали немного света. 

«Главное, чтобы своими ногами», – подумала я и врезалась в чью-то шинель.

– Простите! – я отскочила, поскользнулась и наверняка бы упала, если бы не крепкие мужские руки.

– Что же это вы, барышня? – хмыкнул городовой – оранжевый кант на погонах  указывал на должность полицейского.

– Задумалась, – виновато улыбнулась я.

– Пойдемте, – он подал мне локоть, – провожу вас. Фонарь перегорел.

– С радостью воспользуюсь вашим предложением, – я кивнула и взяла мужчину под руку, мы направились к черному входу в Департамент. По дороге я еще несколько раз подумала о том, что городовой встретился мне как нельзя кстати. При свете дня мне легко удавалось обходить снежную наледь, а теперь новые калоши, словно лыжи, скользили по земле.

– Всыпать бы дворнику, что не насыпал песку! – покачал головой мой провожатый, когда в особенно скользком месте я снова повисла на его руке.

Я не успела ответить. Мы вошли и в дверях столкнулись с господином Бортниковым. Городовой коротко поклонился нам обоим и, заприметив Петю, твердой походкой направился к Чернышову.

– Иван Петрович, вы еще не ушли? – удивилась я.

– Не ушел, – он отчего-то нахмурился и добавил: – я был у Белянина. Думал, сопроводить вас до квартиры, но вы, я вижу, уже нашли провожатого?

Я раздраженно стянула с шеи пуховый платок. Нет, не жарко – душит. Забота начальства это прекрасно, но зачем нужно было привлекать к этому еще и Бортникова? Он и без того уделяет мне слишком много времени. Вовек не расплатиться.

– Нашла, – согласилась я. – Это Петр Чернышов.

Адвокат резко повернулся и безошибочно нашел Петра взглядом.

– Будет конвоировать меня всю эту неделю, – нарочито весело сообщила я. – Андрей Аркадьевич распорядился.

– Вот как? – Бортников повернулся ко мне и, всматриваясь в моё лицо, попрощался: – В таком случае, до встречи на Службе?

– До воскресенья, – я выдавила улыбку и подала мужчине руку для поцелуя. Заметила недоуменные взгляды коллег и, быстро отдернув ладонь, вцепилась в пуговицы своего пальто.

Что, Мари, забылась? Ручку тебе поцеловать, на танец ангажировать? Очнись! Оглянись вокруг. Не ты ли уверяла Бортникова, что давно уже привыкла жить просто, а потому прекрасно будешь смотреться в архиве петербургского сыска!  

Меня бросило в жар. Я отшатнулась от мужчины, опустила глаза и, оправдываясь срочной необходимостью пройти в архив, покинула коридор.

Некрасиво. Невежливо. Мучительно стыдно. И пусть. Так даже лучше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Руки бездумно выполняли знакомую работу. Карточки, фотографии, серые папки. Номер дела, фамилия, когда, почему привлекался, рост, вес, объем головы, особенности. За сухими цифрами сотни судеб, сотни трагедий.

Воры, проститутки, убийцы и революционеры. Страшное слово и еще более страшная суть. Террор, смерть, кровь. Сколько жизней унес тот страшный день и сколько бы унес еще, если бы недовольным удалось захватить Зимний?

– Не будет больше нищеты! – горящие глаза отца. – Мы покажем  Европе, что такое равенство! Всякому по способностям!

Всякому по труду…

Я позволила себе рассмеяться в голос. Чтобы мечта сбылась, не обязательно было играть в революцию. Я и без перемены строя … тружусь. 

– Маша? – Петя вошел в архив.

От смеха у меня выступили слезы, я отерла ладонью глаза и случайно выронила на пол пожелтевший от времени листок.

– Да? – придерживая юбку, спрыгнула с нижней ступени приставной лестницы.

– Уже поздно, тебе пора домой, – заботливо напомнил он. – Одевайся, господин Бортников отвезет тебя.

– Бортников? – удивилась я. Мы, кажется, уже дважды с ним попрощались.

– Бортников, – устало подтвердил Чернышов. – Я вынужден остаться. Еще одно убийство.

Я понятливо вздохнула. Да, удивляться нечему – всего-то тёмная сторона столичной жизни. За парадным фасадом здесь мрачные, полные грязи дворы. Только привыкнуть к этому сложно. И страшно смотреть в глаза тем, кто уже привык.

– Еще одна Мария, – Петр посмотрел на меня исподлобья.

– Когда? – выдавила я. Во рту пересохло.

Нет, Белянин дул не на воду. Просто не всё рассказал.

– По всей вероятности, утром, – с готовностью ответил Петр. – Не представляю, кому она могла открыть дверь в это время. Такие дамы работают ночью.

Чернышов подошел ближе и, подобрав с пола упавший листок, подал мне.

– Держи.

– Вы очень любезны… – пробормотала я, отвернулась к высокому шкафу и принялась мысленно считать. Один, два, три… un, deux, trois… Несколько секунд, чтобы взять себя в руки. И столько же чтобы слышать собеседника, а не шум крови в ушах.

Dix. Снова по лесенке вверх. 

– Свидетели? – я захлопнула ящичек, убрав на место листок, и повернулась к Чернышову.

– Никого, в том-то и дело. Соседский мальчишка за двадцать копеек вспомнил, что видел какого-то хорошо одетого мужчину у парадной.

Я спокойна.

– За рубль тебе любой мальчишка и внешность преступника бы описал, и мотив, и орудие убийства.

– Вот и этот шельма! – усмехнулся помощник следователя. – Но денег всё равно ему дал. Больно тощий.

– Правильно, – спустилась на пол. – Ладно, не будем заставлять Ивана Петровича ждать, – я направилась к вешалке в углу комнаты.

Петя опередил, подал мне пальто и, пока я поправляла воротник, предложил:

– Оставь мне ключ, я сам запру архив.

– Хорошо, – я повернулась к нему и попрощалась: – До встречи.

Господи, какой он уставший.  

– Иди, – улыбнулся Петр. – Тебя ждут. До воскресенья.

Бортников действительно ожидал в коридоре, задумчиво рассматривая черные перчатки в своих руках. Завидев меня, мужчина достал из-подмышки котелок и, сунув в шляпу перчатки, шагнул ко мне.

– Вы и на службу пойдете с полицейским? – адвокат подал мне локоть.

– Иван Петрович, не знай я вас, решила бы, что вы ревнуете, – пошутила я.

– Я всего лишь волнуюсь о вас.

Мы спустились по лестнице, Бортников открыл передо мной дверь. Ветер мелким снегом ударил в лицо.

– Вы – дочь моего друга, – Иван Петрович, надев котелок, поравнялся со мной.  Полицейский низкого ранга – вам не пара, – добавил он, поправляя перчатки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я подняла воротник пальто и со смешком ответила:

– Полагаю, подобрать мне пару не представляется возможным. Не стоит беспокойства, Иван Петрович. Господин Чернышов не интересуется мной.