Дверь с той стороны - Владимир Михайлов

– Настроение высшего класса, капитан.

– Сейчас буду.

Он взглянул на Зою, извиняясь, и она в знак прощения опустила ресницы. Устюг довел ее до входа в салон, взглянул в глаза и улыбнулся.

– Вот Земля и в виду.

– Да. – Она тоже улыбнулась. – Слово сказано.

– Мы еще встретимся до высадки, – пообещал Устюг. – И ты скажешь, где тебя найти – там, внизу.

– Искать тебе не придется.

Они были на середине салона, когда Карачаров, покосившись на них, пробормотал:

– По-моему, крайне неуместная демонстрация.

Он стоял подле кресла, в котором сидел старик Петров, сидел с таким видом, словно уже давно пустил в кресло корни. Он и в самом деле весь рейс просидел тут – так, во всяком случае, казалось остальным, – он любил слушать, а если находился собеседник, то и поговорить.

– Демонстрация? – переспросил Петров. – Просто такова жизнь.

– Что вы знаете о жизни? – сердито спросил физик. Зоя осталась одна, и он мог бы подойти к ней, но взглянул ей в лицо и понял, что не стоит. – Судя по вашей склонности к прописным истинам, вы – отставной учитель. Что знают о жизни отставные учителя?

Громко ступая, он вышел на прогулочную палубу, прижался лбом к прозрачному борту и с минуту глядел на звезды, не узнавая рисунка созвездий.

Он вернулся в салон в тот самый миг, когда из скрытых в переборках фонаторов раздался голос штурмана:

– Капитан и экипаж благодарят пассажиров за чудесный вечер. Просим в течение следующего часа занять места в коконах, чтобы не задерживать выполнение предпосадочного маневра. Желаем вам приятного финиша!

Вера, хозяйка салона, уже обходила пассажиров, сверкая улыбкой. Петров смотрел на нее, прищурив глаза. Прозвучал первый сигнал, и только теперь пассажиры по-настоящему поняли, что рейс завершается; актриса снова взглянула на Истомина, и ее опять стали одолевать сомнения. На месте выхода на прогулочную палубу возникла матовая стенка. Медленная музыка умолкла, и через секунду зазвучал бодрый марш.

– Одну минуту! – громко сказал Карачаров. – Один миг!

Вера остановилась, глядя на него, и он улыбнулся ей. Карачарову теперь казалось, что он так и провел весь вечер – львом и душой общества; что за беда, если никто этого не заметил? И закончить надо было в том же духе.

– Очаровательная хозяйка, налейте нам по бокалу. Последний тост! – он успокоительно кивнул ей. – Мы сдружились в этом путешествии, и жаль будет, если никогда больше не встретимся. Я предлагаю через год собраться в городе, куда нас доставит завтра катер. За нашу встречу!

Карский прикинул: да, через год он сможет. Он поднял бокал, и остальные подчинились его безмолвному призыву. Нарев скептически усмехался, Петров пробормотал: «Еще не сели», и актриса суеверно постучала по столу.

Глава вторая

Капитан «Кита» Устюг гримасничал, как резиновая кукла на пальцах артиста. Лицо зверски перекашивалось, щеки то втягивались, то оптимистически раздувались. Диспетчер восьмого поста Космофиниша тронул кнопку подстройки, и лицо капитана, чье изображение сидело напротив диспетчера в глубокой выемке триди-экрана, сразу сделалось таким обычным, что стало скучно.

В зале, как всегда, стоял приглушенный гул. На четырнадцати табло роились зеленоватые огоньки – условные изображения кораблей, находившихся в сфере действия дисэлектро – электронного диспетчерского устройства. Диспетчер без труда нашел огонек, означавший «Кита», потом перевел взгляд на капитана.

– «Кит»! – сказал он. – Вызывает восьмой.

Он дождался положенного ответа.

– «Кит», внимание. У вас на борту находится администратор Карский? Финиш-Главный дает вам преимущество. Приготовьтесь сойти с орбиты выжидания. Ждите команды.

Он коснулся переключателя. Устюг исчез, словно его и не было, – теперь перед диспетчером оказался центральный пост «Лебедя» с капитаном за пультом.

– «Лебедь», к вам восьмой. Отключитесь от дисэлектро, слушайте меня. Ваш маневр отменяется. Останьтесь на орбите, будьте готовы пропустить «Кита», он идет с преимуществом. Подтвердите! – он выслушал недовольное ворчание и вновь вернулся к «Киту». – Восьмой – «Киту». Сходите с орбиты через семь – один – пять. В допустимой близости идет «Лебедь», будьте внимательны, он уступает. – Диспетчер снова бросил взгляд на табло. – Алло, дисэлектро показывает препятствие. Что видите по курсу?

Капитан «Кита» хмыкнул.

– Это же «Лебедь»! – сказал он. – Выкинули маячок, чтобы потом точно войти на место. Может, захватить по дороге? Наказать разгильдяев…

Диспетчер секунду размышлял. Маячок – дешевый прием для тех, кто хочет блеснуть точностью финиша, не обладая еще тонкой навигаторской интуицией. Запрещенный приемчик: в Приземелье и так тесно. Неплохо было бы лишить «Лебедь» табельного имущества, пусть капитан Стелькин потом отдувается: маячок – вещь дорогая.

– Отставить, – сказал он сердито. – Используй преимущество, раз тебе его дали.

– Ладно, проскользну, – согласился Устюг с «Кита».

Теперь, собственно, можно было снова передать управление на дисэлектро, но как раз выпала свободная минутка, и диспетчер позволил себе еще полюбоваться на капитана, хотя лицо Устюга было знакомо вдоль и поперек, от пятнышка на подбородке до шрама на правой скуле – сувенира на вечную и добрую память об одной экспедиции в молодости. Что-то он весел, Устюжок. И вообще, какой-то странный сегодня.

– Сколько пассажиров везешь? Что подать для выгрузки?

– Девять. Хватит малого катера.

– Этак флот прогорит, – сказал диспетчер. – Не думают некоторые капитаны об экономике. А груз?

– Роботы и устройства высшего класса на реставрацию.

Устюг больше не смотрел на диспетчера: приборы требовали внимания. Повинуясь командам вычислителя, «Кит» плавно сходил с орбиты, едва уловимо замедляя ход. Умеет финишировать капитан Устюг. Что все-таки у него с физиономией? Диспетчер улучил мгновение, когда капитан смог отвести взгляд от индикаторов.

– Ты что – переусердствовал вчера на балу? Признайся, положа руку на сердце.

Капитан Устюг торжественно положил руку на сердце.

– Все ясно, – сказал диспетчер. – Сердце, между прочим, слева. Даже у капитанов.

– Вы там, на финише, тупеете от безделья, – проговорил Устюг сердито. – А я, по-твоему, куда показываю?

– Да направо, конечно, – сказал диспетчер, веселясь.

– Плохо спал?

– Нет, это ты… Ох!

Вот значит, что у него с лицом…

– Устюг, – негромко, напряженно сказал диспетчер. – Помню: у тебя отметина была справа. Ну, с того раза, когда у нас – там – сорвало перекрытие…

Капитан дотронулся до шрама.

– Вроде бы на месте.

– Устюг, ты сейчас какую руку поднял?

– Да правую же, понятно, – сердито сказал капитан. – Ладно, мне пора переходить на ручное.

– Ни-ни. Смотри на меня внимательно. Я какую руку вытянул? Видишь?

Кто-то из проходивших мимо диспетчеров едва удержался от смеха и, отойдя, шепотом сообщил соседям, которые были посвободнее в этот миг, что коллега учиняет капитану Устюгу розыгрыш по первой категории.

– Ну, левую. Ясно вижу.

– А ты забыл, что левая у меня – протез?

– Регенерат, – поправил Устюг. – Кто их отличит?

– Разве тогда регенерировали? Где твоя память?

– В тужурке оставил, – нетерпеливо сказал Устюг. – Ну, все, что ли? Это теперь такие тесты ввели для прибывающих из рейса?

Все, что ли? – подумал диспетчер. Все, все. Пусть садится. Тут разберемся, что у них получилось. Наверное, связь чудит и переворачивает все наизнанку. Пусть садится. Не шутка – задержать на орбите корабль, которому дано преимущество. Задержать по смехотворной причине, из-за чистой перестраховки.

– Все, мой хороший, – сказал он. – Триди-связь у вас барахлит. Несолидно, капитан. У кого другого, но у тебя… Ладно, швартуйся. Пришлем тебе мастеров.

Устюг пожал плечами.

– Вас понял. Иду на сближение с Космофинишем.

Они еще мгновение смотрели друг на друга, каждый видел собеседника в виде трехмерной эфемериды… Устюгу надо было только сделать движение – включить автомат схода с орбиты, – и через четверть часа, меньше – через двенадцать минут он подошел бы к Финишу, выбросил переходник, принял на борт финишкомиссию – медиков, таможенников… Устюг не сделал движения – медлил.

– Да нет, связь чудит, – успокоительно сказал диспетчер. – Что другое?

– Знаешь, – медленно проговорил Устюг, – может, и связь. Но за аппаратуру отвечает Рудик. И я не поверю, чтобы у Рудика связь делала, что хочет, а он даже не предупредил бы меня. Подумай: может, еще чем-то можно объяснить эту ерунду?

А ведь можно было еще чем-то. Диспетчер помнил только, что объяснение было страшненьким. Спине вдруг стало жарко под летней рубашкой. Что-то очень страшное было. Но что?

– Понял тебя, – сказал он и продолжал официально: – Капитан Устюг, разрешение на маневр отменяю. Займите резервную орбиту.