Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции - Глеб Сташков

Агония длилась 45 минут. Потом «лейб-хирург, слушавший пульс царя, кивнул головой и опустил окровавленную руку.

– Государь император скончался! – громко промолвил он.

Княгиня Юрьевская вскрикнула и упала, как подкошенная, на пол. Ее розовый с белым рисунком пеньюар был весь пропитан кровью»[18].

Александр Михайлович не приукрашивает. Мария Федоровна, еще недавно метавшая в княгиню громы и молнии, написала матери: «Вид горя несчастной вдовы разрывал сердце. В один момент вся неприязнь, что мы к ней испытывали, исчезла, и осталось только величайшее участие в ее безграничном горе»[19].

У гроба Александра II разыгралась сцена, достойная пера любимого Марией Федоровной Достоевского. Александр Александрович с женой, т. е. уже император Александр III и императрица, подошли к Юрьевской. «Некоторое время, показавшееся мне вечностью, – вспоминает генерал Мосолов, которого мы еще не раз будем цитировать, – обе женщины стояли лицом друг к другу. Если бы Мария Федоровна протянула ей свою руку, то княгиня обязана была бы сделать глубокий реверанс и поцеловать ее. Но внезапно княгиня упала в объятия своей свекрови, и обе женщины разрыдались». Любовь к покойному императору «смела прочь все правила этикета»[20].

Вдова Александра II и жена Александра III были ровесницами. Видимо, это и запутало Мосолова, назвавшего Марию Федоровну «свекровью». Свекровью-то как раз была княгиня Юрьевская, а Мария Федоровна, наоборот, доводилась ей невесткой.

Трогательная сцена закончилась не слишком романтично. Порыдав, женщины разошлись в разные стороны. Мария Федоровна отправилась на панихиду, куда допускались только члены императорской фамилии, а княгиня Юрьевская осталась ждать другой панихиды, для простых смертных. Ее, законную жену императора, так и не признали членом семьи.

А вскоре Александр III выделил светлейшей княгине годовое содержание в 100 тысяч рублей и намекнул, что видеть ее не желает. Юрьевская уехала в Ниццу, где и умерла в 1922-м, в возрасте 74 лет. Не самая, кстати, плохая судьба, если учесть, как закончили жизнь многие Романовы.

Но морганатические браки продолжали преследовать семейство Юрьевских. Несостоявшийся император Георгий Юрьевский закончил Сорбонну, потом вернулся в Россию и служил в гвардии. Женился на графине Зарнекау, дочери принца Константина Ольденбургского, тоже от морганатического брака. Их сын Александр, видимо, по примеру деда, под старость лет воспылал любовной страстью. В 56 лет он женился на швейцарке Урсуле Веер де Грюнек, и в 1961 году у них родился сын Георгий, правнук Александра II. Он жив и даже время от времени поговаривает о правах на российский престол.

Старшая дочь княгини Юрьевской Ольга в Ницце вышла замуж за графа Георга-Николая фон Меренберга, внука Александра Сергеевича Пушкина и сына герцога Нассауского, опять же от морганатического брака.

Младшая дочь сначала была замужем за князем Барятинским, а после его смерти – за князем Оболенским. В эмиграции они развелись, и дочь российского императора зарабатывала на жизнь концертным пением. Она дожила до 81 года и умерла в Англии в 1959 году.

Читатель вправе спросить, зачем я так подробно рассказываю о семейной склоке, которая закончилась в 1881 году и не имела продолжения. Объясняю.

За всей этой историей наблюдал мальчик Ники, будущий император Николай II. Тогда 12-летнего Ники веселило, что у него, оказывается, есть 8-летний дядя Гога. Но через 35 лет Николай окажется в точно такой же ситуации, как его дед. Накануне трагического 2 марта 17-го вся императорская семья ополчится против его жены Александры Федоровны так же, как накануне 1 марта 81-го ополчилась против княгини Юрьевской. Снова из всех дворцовых щелей поползут слухи, сплетни, клевета.

Морганатическая супруга и законная императрица. Ловелас Александр и примерный семьянин Николай. Казалось бы, ничего общего. Но только на первый взгляд. Претензии, предъявляемые их женам, будут одни и те же: происхождение и вмешательство в политику.

Княжна Долгорукая была «низкого» происхождения. И никто не вспоминал, что она вообще-то Рюриковна. В отличие, кстати, от Романовых. В «высоком» происхождении Александры Федоровны никто, конечно, не сомневался. Но она была «немка», а значит, не могла не сочувствовать врагу. Ведь Россия вела с Германией войну. И опять же никто не вспоминал, что Александра Федоровна – внучка королевы Виктории и двоюродная сестра «союзного» английского короля Георга V. Никто из Романовых не вспоминал, что все они потомки Екатерины II и Петра III, то есть принцессы Ангальт-Цербстской и герцога Гольштинского. И почти у каждого из них мать – немецкая принцесса.

Великосветские сплетники рассказывали байки, что Долгоруковы/Долгорукие – проклятье дома Романовых. Когда-то Петр II обручился с Екатериной Долгоруковой (опять же – Екатерина!), после чего тут же заболел и умер. Через много лет другие великосветские сплетники болтали, что Гессен-Дармштадтские – проклятье для всех, ведь они передают гемофилию.

Как видим, происхождение – вовсе не главное. Ведь и первая жена Александра II – Мария Александровна – была внебрачной дочерью герцога Гессенского, и об этом прекрасно знали во всех европейских дворах. Но Николай I дал согласие на брак, и никто уже не смел слова пикнуть. Другое дело, когда есть желание и возможность позлословить. Тогда изъяны в родословной найдутся у кого угодно. А уж у Романовых, кстати говоря, – в первую очередь. Павел I, вполне вероятно, родился от графа Салтыкова. Есть даже версия, что Екатерина родила мертвого ребенка, которого подменили другим, взятым у финских крестьян.

Известный историк Я. Л. Барсков после революции рассказывал, как однажды его вызвал Александр III и, плотно закрыв дверь, спросил, чьим сыном был Павел I.

– Не исключено, что от чухонских крестьян, – честно ответил историк, – но, скорее всего, он сын графа Салтыкова.

– Слава тебе господи, – сказал Александр III, перекрестившись, – значит, во мне есть хоть немного русской крови.

Есть подозрение, что сын Павла Николай I был рожден от гоф-фурьера Бабкина. Обо всем этом, если интересно, можно прочитать в книге замечательного историка и скрупулезного источниковеда Натана Эйдельмана[21].

И Юрьевскую, и Александру Федоровну ненавидели прежде всего за вмешательство в политику. Про княгиню говорили, будто она покровительствовала графу Лорис-Меликову. Что было вполне справедливо. Действительно, покровительствовала.

В конце царствования Александра II Михаил Лорис-Меликов добился исключительного положения в российской властной иерархии. После взрыва в Зимнем дворце он назначается главным начальником Верховной распорядительной комиссии. По сути, диктатором. Все государственные органы должны были оказывать Комиссии «полное содействие». Все распоряжения главного начальника «должны подлежать безусловному исполнению и соблюдению всеми и каждым». Правда, уже через полгода Комиссию закрыли, а Лорис-Меликов стал министром внутренних дел. Впрочем, с самыми широкими полномочиями.