Донская рана - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 3
Спустя сутки после того, как ефрейтор Кнехт пришел в себя на больничной койке, его жизнь в госпитале потекла своим чередом. Он перезнакомился с соседями по палате, узнал, из каких они частей, где и когда были ранены. Ефрейтор оказался человеком любознательным, он всех обо всем спрашивал. А ведь известно, что людям нравится, когда их делами интересуются, когда спрашивают их мнение о том о сем. Например, о положении на фронте. Так что соседи охотно делились сведениями с новым товарищем.
А ефрейтору Кнехту (точнее, капитану Шубину) только этого и было надо. Большую часть сведений для первого донесения в штаб он собрал вот так, не выходя из палаты. Номера частей, которые участвовали в боях, примерные цифры потерь, задачи, которые командование ставило перед этими частями – все это соседи по палате рассказали связисту Кнехту, и все эти сведения легли на стол перед полковником Уколовым.
Передачу информации Шубин наладил следующим образом. Еще при первом свидании в новогоднюю ночь Роберт Петерс описал Шубину старый разрушенный дом на южной окраине Ростова. Дом был разрушен артиллерийским огнем еще в 1941 году, во время наступления немцев на Кавказ. Использовать его было невозможно, и домом никто не интересовался. При доме имелся курятник. Всех его обитателей, кого не убило снарядами, прибрали соседи, так что курятник стоял пустой. Тем не менее на его дверях имелся здоровенный замок, так что посторонний не мог туда попасть. Вот в этом курятнике Шубин и Петерс встретились на следующее утро после первого свидания, то есть 1 января. Там, в подполье, Шубин спрятал свою рацию, а также автомат, несколько гранат и запас документов – на всякий случай.
И там же, в курятнике, капитан Шубин превратился в ефрейтора Кнехта. Сначала он переоделся в форму немецкого связиста – ее заранее приготовил Петерс. А затем произошло то, о чем полковник Уколов предупреждал как о неприятном событии: Петерс выстрелил Шубину в предплечье из пистолета «ТТ». Даже если бы пуля попала в кость и застряла, и ее потом извлекли бы немецкие хирурги, у них не могло возникнуть вопросов: ведь это была русская пуля.
Однако Петерс был точен, пуля прошла мимо кости и вышла из тела. Петерс сделал «ефрейтору» перевязку, а затем сел на мотоцикл, положил раненого в коляску и поехал в Зимовники. Шел первый день нового года, за движением на дорогах никто не следил, так что Петерса никто не остановил до самых Зимовников. А здесь резидент изобразил из себя штабного офицера (каким он и был), попавшего ненароком на фронт, в самую гущу боя (а вот это была часть легенды). Испуганный штабной переводчик привез раненого для отправки на санитарном поезде, стоявшем на станции, и поспешно сдал санитарам. Объяснил, что санитары в этой части все были заняты, бой шел тяжелый (и это снова была правда), вот он и вызвался подвезти раненого.
Так что прощаться, говорить напутственные слова – для всего этого у Петерса и Шубина условий не было. Переводчик вернулся в Ростов и загнал мотоцикл (за которым в тот момент еще никто не охотился) в тот же курятник. Ключ от курятника лежал в мешке у раненого связиста Кнехта. Вот таким образом произошло внедрение Шубина в положенное место в немецком тылу.
Теперь оставалось только понять, как пользоваться имевшимися возможностями. Уже на второй день своего пребывания в госпитале Шубин обратился с просьбой к доктору Вольфу:
– Господин Вольф, вы позволите мне совершать небольшие прогулки? Вы же сами говорили, что ранение у меня легкое, я только крови много потерял, и скоро вы меня выпишете. А больному что всего нужнее?
– Нужнее всего правильное лечение и хороший уход, – наставительно заметил немец.
– Совершенно верно! – поддержал доктора раненый. – А еще больным полезен свежий воздух. Метель утихла, погода прекрасная – так почему бы мне не погулять?
– Скоро вы, ефрейтор, и так сможете вдоволь надышаться свежим русским воздухом, – сказал доктор Вольф. – Когда вернетесь на фронт, воздуха у вас будет много. Лучше лежите, отдыхайте. Вам осталось здесь находиться недолго, от силы три дня.
– Три дня тоже срок, – заметил Шубин. – Кроме того, мне сказали, что тут поблизости есть пивная…
– Так вы у нас большой любитель пива? Так бы и сказали сразу! – рассмеялся доктор. – Ладно, гуляйте, я выпишу вам разрешение. Скажу вам по секрету, Кнехт: я тоже люблю пиво. И я вас понимаю, очень понимаю!
– В таком случае, господин Вольф, мы с вами можем встретиться там, в пивной, – заметил связист. – Я обязательно вас угощу. Должен же я вам как-то отплатить за вашу доброту!
– А что это вы такой щедрый? – поинтересовался врач. – Сорвали куш в трик-трак?
– Нет, я не очень сильный игрок, – ответил связист. – Просто я неплохо зарабатывал в мирной жизни, когда работал мастером на заводах Сименса. К тому же перед самой войной у меня умер дядя, который оставил мне небольшое наследство. Так что у меня найдется достаточно рейхсмарок, чтобы вас угостить.
– Договорились! – согласился доктор Вольф. – Сегодня же получите разрешение на выход в город.
Так что уже вечером 2 января Шубин смог выйти за пределы госпиталя. Естественно, он сразу же поспешил «на свой насест», как он называл курятник, отданный ему Петерсом. Благо этот курятник находился всего в нескольких кварталах от госпиталя – Петерс, выбирая место для тайника, предусмотрел и этот момент. В этот вечер в штаб Южного фронта ушла радиограмма, в которой Шубин отправил сведения, полученные от соседей по палате. Их было не так много, но важно было с чего-то начать.
Передав радиограмму, Шубин спрятал рацию в тайник и поспешил в другую сторону – к пивной. Он не сомневался, что доктор Вольф в этот же день захочет воспользоваться щедростью ефрейтора Кнехта – тем более что ефрейтор, как он сам признался, недавно получил наследство и был при деньгах.
На самом деле деньги Шубин получил там же, где рацию и документы ефрейтора Кнехта, то есть в отделе разведки Южного фронта. Вот кто был его «богатый дядюшка», и вот на какие деньги собирался пировать доктор Вольф.
Как выяснилось,