Разжигательница (ЛП) - Кордова Зораида

На площади огонь поглотил всё, до чего только смог дотянуться, оставляя за собой лишь чёрные руины. Все следы на земле ведут на восток, где находится городок Агата. Эсмеральдас опустел. Это понятно по отвратительной тишине. Нетронутыми остались только собор и эшафот перед ним. Бог и пытки — то единственное, что дорого сердцу короля Пуэрто-Леонеса.

Есть что-то знакомое в этом белокаменном соборе, чьи витражи ласкают всполохи пламени. Хотя я никогда прежде не была в Эсмеральдас, никак не могу отделаться от впечатления, что некогда уже ходила по этой самой улице. Я отгоняю от себя эту мысль и подхожу к эшафоту. Иногда, если есть время, приговорённые мориа прячут послания или маленькие посылки там, куда бы люди короля и не подумали заглянуть, — а что может быть лучше места, куда приводят обвиняемых?

Альман сам по себе непримечательный. Но когда записывает воспоминание, он ярко сияет, словно наполненная звёздным светом драгоценность. До прихода к власти короля Фернандо, эти камни были повсюду, но теперь храмы осквернены, а шахты опустошены, поэтому любой нашедший камень мориа считается счастливчиком. При должной осторожности, Селеста должна была спрятать камень Родрига так, чтобы именно шепчущие нашли его.

— Что с тобой случилось, Селеста? — спрашиваю вслух, но в ответ звучит лишь треск огня, поэтому я продолжаю поиски.

Плаха вся в бороздах, десятки раз по ней ударяли топором. Дерево потемнело от пятен засохшей крови. Провожу рукой по плахе и радуюсь, что всегда ношу перчатки. При одной мысли о скатывающихся головах, болтающихся в петле телах или забитых до потери сознания людях в загонах, желудок скручивается, а ноги начинают дрожать. Моё тело реагирует на кровь и огонь одинаково. Именно поэтому я заставляю себя быть здесь.

Я подхожу к виселице. Эсмеральдас не такая уж большая деревня, зачем им столько разных приспособлений для казни? Опустившись на колени, я провожу рукой по деревянным доскам под петлёй в поисках тайника. Ничего. Я обхожу место казни по кругу, но найти удаётся лишь тонкий кожаный шнур с длинной полоской кожи, присохшей к нему. Тошнота подкатывает к горлу. Я бросаю кнут прочь, но в этот момент странное чувство узнавания пронзает меня и яркое чужое воспоминание врывается в сознание.

Я закрываю глаза и тру виски. Уже несколько месяцев я не теряла контроль над воспоминаниями, что живут в моей голове. Безмолвный дым заполняет разум, затем рассеивается и показывает яркую картинку из украденного прошлого, которое я должна заново прожить, поскольку Серость снова проявила себя. Я вижу эту же улицу и площадь, но до пожара…

Мужчина поудобнее перехватывает недавно срубленное дерево, которое тащит по улице. Его плечи уже болят, но перчатки защищают от заноз. В своих грязных ботинках он топает по серо-голубым булыжникам к центру деревни. Толпа собирается перед собором. Сегодня шестой день Альманара, поэтому его соседи несут ветки, сломанную мебель и деревья из леса. Они подкидывают ещё и ещё, пока деревянная гора не становится достаточно большой, чтобы никто не смог дотянуться до вершины. Из распахнутых дверей таверны звучит музыка. Поблизости ходят барабанщики, ударяя по натянутой шкуре в ритм праздничных песен. Под зажженные факелы танцуют парочки. Наконец, он нашёл лица, которые искал в толпе — жена и ребенок спешат к нему. Они помогают донести дерево до кострища — их подношение в честь праздника Альманара. Вместе они поют, танцуют и наблюдают за горящим костром.

Теперь я понимаю, почему Эсмеральдас казался мне знакомым. Каждое похищенное воспоминание является теперь частью меня самой. У меня ушли годы тренировок, чтобы научиться отталкивать их и держать взаперти внутри. Но иногда они находят выход. Слава звёздам, что всплывшее из глубин разума воспоминание было радостным — время сбора урожая, когда все собираются вместе, чтобы проводить уходящий год. Тем не менее мои руки дрожат, а по спине стекает пот. Я не хочу больше на это смотреть, поэтому пытаюсь выйти из Серости и затолкать воспоминание обратно во тьму, где ему и место. Мне говорили, что таково проклятие робари. Но проклятие или нет, я не могу позволить этим воспоминаниям помешать мне найти альман.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дым разъедает глаза и острая боль пронзает виски. Несмотря на усталость, я заставляю себя встать. Здесь нет камня. Если бы я была Селестой, куда бы бросилась бежать?

А затем я слышу это. Одинокий голос пронзает воздух.

Сначала я думаю, что это ещё одно нежеланное воспоминание, вырвавшееся из Серости. Но затем звук становится таким же отчётливым, как звон колоколов в Священный день. Чей-то голос зовёт на помощь.

Кто-то не смог выбраться из Эсмеральдас.

Глава 2

Говорят, так было не всегда. Были времена, когда королевства Пуэрто-Леонес и Мемория жили в мире. И процветали. Даже когда Мемория пала под натиском семьи львов, был заключён договор. Существовал порядок. Мой народ не скрывал свои способности, мы не скрывали себя в страхе перед королём. Именно это мы рассказываем нашим детям. Сказки. Старейшины шепчущих рассказывают много сказок — так дни и ночи протекают быстрее. Но для большинства из нас мир никогда не переставал гореть.

Такой же пожар однажды изменил меня навсегда. Даже сейчас, восемь лет спустя, я помню тот огонь каждой клеточкой своего тела. Он был ярче нынешнего, ярче бесцветной Серости украденных мною воспоминаний. Сказанные Дезу слова о прощении были правдой, но в глубине души я знала, что всегда буду пытаться обогнать пламя, которое никогда не погаснет.

Я проглатываю пепел, который заполняет нос и рот, следуя по улице за отчаянным голосом. Пробираюсь через обломки, которые загораживают дорогу. Мой шарф постоянно норовит сползти. Дым застилает глаза, отчего я едва не попадаю под копыта скачущей лошади. В последний момент успеваю увернуться и падаю в грязь.

Рядом качается дверца пустой конюшни. А напротив стоит домик, откуда и доносятся крики. Пламя уже выжгло всё, что здесь находилось. И что-то мне подсказывает, очаг возгорания был именно здесь. Дверь слегка приоткрыта, на полу виднеются следы больших и маленьких ног, которые ведут в обоих направлениях. Кому могло понадобиться возвращаться в сгоревший дом? Я открываю дверь и жду пару мгновений. Крыша уже провалилась. Белые стены выстояли, но покрылись копотью.

— Есть тут кто? — кричу я.

В ответ тишина. За обломками виден уцелевшийся коридор. Надолго ли?

Я продолжаю звать, проходя через коридор в маленькую задымлённую кухню.

Делаю ещё один шаг и осматриваю комнату. Деревянный стол и грубо сколоченные стулья были перевёрнуты, а один из них вообще разбит в щепки. При следующем шаге под ногами хрустит разбитое стекло. Я различаю следы на полу, тёмные от грязи и чего-то жидкого… масло или кровь? Я присаживаюсь на корточки, касаюсь субстанции кончиками пальцев и подношу ко рту — не ошиблась, кровь и масло. Брезгливо сплёвываю. Похоже, здесь произошла серьёзная схватка.

— Ау! — повторяю я, но уже менее уверенно.

Моё внимание привлекает кухонная дверь, качающаяся на сквозняке. По коже пробегают мурашки. Я поворачиваюсь к камину: на полу лежит большой свёрток, вокруг него разбросаны осколки стекла.

Я отшатываюсь так резко, что падаю. Это не свёрток. Это тело.

Я закрываю глаза и задыхаюсь от собственных воспоминаний. Ослепительно яркие оранжево-красные всполохи огня, как гигантская пасть дракона, пожирают всё на своём пути. Я бью кулаком по полу, и болевой шок возвращает меня в реальность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Весь мой завтрак оказывается на полу, а на языке остаётся привкус желчи. Я вытираю лицо рукавом. Не этот человек кричал. Я дёргаю себя за волосы в опасении, что снова последовала за своими яркими воспоминаниями, как в тот раз, когда увидела тонущую женщину и нырнула за ней в озеро, а там никого не оказалось. Или как однажды всю неделю страдала бессонницей, потому что ясно видела в своей спальне играющих и поющих детей, которые не давали мне спать всю ночь. Всю жизнь мне приходится сосуществовать с призраками, которых я создала сама. Клянусь, моя способность однажды сведёт меня в могилу.