Мозаика (книга первая) - Константин Бояндин

— Да, кстати, — он, не особо стесняясь, протянул в окошечко руку, взял её за подбородок. — Никогда не видел таких, как ты. Может, развлечёмся немного? Всё в пределах приличий, — ухмыльнулся он. — А мы за тебя словечко замолвим. Что скажешь?

Дождь. Грязь и дождь, холод и порывы ветра. Смотри, Крис, ей понравилось!

Эль–Неренн улыбнулась. Резким движением схватила его кисть, прижала к полке, на которой стоял поднос. Отпустила — сразу же.

— Тронешь ещё раз — пальчики откушу.

— Да что ты говоришь! — развеселился «толстый», вновь протягивая руку внутрь. Эль–Неренн попыталась укусить, но охранник успел отступить.

— Завтра ты будешь сговорчивее, — пообещал он на прощание и ушёл.

Ужин. Есть хотелось страшно, но эль–Неренн не решалась. Что–то чудилось ей в запахе этой, с позволения сказать, еды. Что–то нехорошее.

Близилась ночь — по ощущениям, ведь окон здесь нет. В окошечко частенько заглядывали охранники. Поднос никто забирать не спешил и запах еды — неприятный, что уж там говорить — лишь усиливал смрад, витавший вокруг. Холод, яркий свет и вонь. Как это гуманно, просто прелесть.

Эль–Неренн долго думала, прежде чем решиться. Если её вывезут отсюда утром — это конец. Не смерть, не сразу, но конец.

Охранник проходил мимо двери каждые пять минут. Пяти минут мало, может не хватить. Ложка оказалась удивительно прочной. Если только за ней не следят — от камеры слежения не спрячешься — то может и выйти.

Ложку не сразу удалось протиснуть в щель между «удобствами» и стеной. Поначалу эль–Неренн подумала даже, что сама мысль сломать её никуда не годится. То и дело приходилось прекращать попытки согнуть или разогнуть ложку — чтобы не заметили в окошечке.

Ярость накатывала. Смешанная с отчаянием, которое, признаться, стало всё тяжелее подавлять. Никто ей не поможет. Согласится она идти с ними или нет — скоро её привезут назад, в дом Рекенте. Эль–Неренн не сомневалась, что именно «старуха Рекенте» наняла этих двоих.

Жар. Знакомый жар, накатывающий со всех сторон. Эль–Неренн набросилась на ложку, ощущая, что злость придаёт новые силы.

Смотри, Крис, ей понравилось!

Сгибается. Подаётся, хоть и медленно.

Бросим её здесь, в канаве?

Замереть. Лицо в окошечке. Не «высокий», не «толстый», но вряд ли дождёшься помощи.

Ложка переломилась. Со звоном. Эль–Неренн замерла, тяжело дыша, взглянула наверх. Так. Теперь — лишь бы не промахнуться. Оба раза. Во всех смыслах.

— Вызовите Виккера! — крикнула она изо всех сил. Топот за дверью.

Швырнула тарелку в сторону камеры, разбрызгивая подсохшую кашу по стенам. Вроде бы попала. Начал мигать красный огонёк, что–то противно запищало.

Звон, лязг. Отпирают дверь. Только бы успеть.

Она сосредоточилась и резко провела по горлу острым краем скола — сжав в кулаке то, что осталось от ложки.

— Проклятие! — выругался «высокий», делая знак товарищу. — Быстро, возвращаемся в карцер.

— Что такое? — «толстый» остановился у лифта. Высокий раз за разом нажимал кнопку вызова, но ничего не происходило.

— Попытка самоубийства. Надо же, решилась, ненормальная. Если сдохла — всё в порядке. Если жива — сматываемся, пока не очухалась. Открывайся! — высокий стукнул ладонью по кнопке.

— Сматываться? — «толстый» явно испугался. — Ты же говорил, что всё будет по плану! Что её просто усыпят! Я же…

— Заткнись. Вспомни о своей доле и заткнись. Открывайся, чтоб тебе сгореть! — крикнул «высокий» и врезал по кнопке дубинкой.

Эль–Неренн не потеряла сознания. Она чувствовала, что кровь стекает широкой полосой, что боль, постепенно нарастая, вынуждает стиснуть зубы. Но — беспамятство не приходило.

Её подняли, осторожно уложили.

— Артерия не задета, — незнакомый голос. — Скорую сюда! Выясните, кто за мониторами. Шкуру спущу, когда узнаю.

— Эль–Неренн, — мир плыл перед глазами, но девушка успела заметить лицо охранницы. — Это я. Не шевелись. Сейчас придут врачи, только не шевелись.

Время потекло неторопливо. Но беспамятство так и не приходило. Если бы не боль, терпеть которую становилось всё труднее, эль–Неренн рассмеялась бы — так комично выглядели медленно–медленно вышагивающие санитары, с носилками. Её осторожно уложили, пристегнули — чтобы не свалилась, бережно вынесли наружу.

За пределами карцера воздух показался невыразимо приятным и свежим.

Лица. Тают, смешиваются. Как много их вокруг. А это кто, там, у стены?

Время разогналось, разогналось стремительно. Как тогда, под дождём, в грязи, у ног полицейских.

— Ты, — попыталась произнести эль–Неренн. Ей не позволили, мягко прижали ладонь к губам.

Откуда взялись силы — она не осознавала. Те, кто несли её, не ожидали такого. Беловолосая, залитая кровью, одним рывком вынудила уронить носилки. Ещё мгновение — и ремни расстёгнуты. Или порваны. Её успели схватить за руку прежде, чем она дотянулась до лица «толстого».

Тот прижался к стене. От него явственно несло «жареным электричеством» — обугленной изоляцией. Правую руку, чёрную и окровавленную, он бережно прижимал к животу левой.

— Что, — прохрипела эль–Неренн, пытаясь дотянуться до его горла. Те, кто нёс её, откровенно растерялись. Попытались схватить за вторую руку — девушка, не глядя, отмахнулась. Сдавленный крик и удар чего–то тяжёлого о пол.

— Пальчики болят? — шипела эль–Неренн. «Толстый» даже не попытался убежать, защититься, закрыться. — Позови этого ублюдка, твоего приятеля! Я разорву его на части, слышишь, свинья?!

Её сумели поймать за обе руки.

— Передай старухе, что я сама приду к ней! — крикнула эль–Неренн, ощущая, что голос покидает её — что–то надорвалось. — Передай, скотина! Вышибу ей остатки мозгов! Пере…

Что–то холодное касается шеи. Тупая боль — почти незаметная среди того огня, что обжигает горло. Мир сразу становится чёрно–белым, звуки начинают угасать. Жар, накатывает со всех сторон.

— Тихо, девочка, — голос охранницы. — Не шевелись. Всё будет хорошо.

Как же, успела подумать эль–Неренн. Мысли путались, путались, путались…

Всё будет…

Бросим её в канаве?

…хорошо…

Бросим её в канаве?

Тёплая, обволакивающая мгла. Но голоса не оставляют в покое.

Смотри, Крис, ей понравилось!

3. Небо в огнях

— Что с ним? — проворчал инспектор. Чучельник склонился над светловолосым высоким охранником, так и оставшимся лежать у лифта. Только лёг спать… и тут же вызов. Как чуял, что альбиноска. Не может не заварить кашу.