Четырех царей слуга - Алексей Шишов

Повоевавший немало и теперь решительный в поступках Гордон ответил офицеру:

   — Чего нам бояться двоих поляков? Вперёд!

Но на конце городской улицы шотландцев, не торопивших лошадей, окружил польский караул из дюжины солдат во главе с унтер-офицером. Кто такие всадники по внешнему виду — у караульных ясности никакой не было, поскольку в польской королевской армии служило много наёмников из самых разных стран. Поэтому унтер-офицер спросил:

   — Кто вы такие? Из какого полка?

Патрик, владевший польским несколько лучше земляка, по-дружески ответил:

   — Мы из польской армии. Служим вашему королю Яну Казимиру. Дайте нам напиться. Мы отстали от своего эскадрона.

Но унтер-офицер уже заметил неладное и, подойдя к майору Боу, неожиданно выхватил пистолеты из его кобуры. После этого он отскочил к своим пехотинцам и, выхватив из ножен саблю, крикнул:

   — Вы шведы! Сдавайтесь! Или мы будем стрелять!

Произошла заминка, и этой минуты было достаточно, чтобы Гордон поднял свою лошадь на дыбы и поскакал по улице прочь. Вслед за рейтаром понёсся и майор-доброволец. Польские солдаты дали вслед нестройный залп, но ни в кого не попали. Удачливее подчинённых оказался их унтер-офицер — он успел нанести саблей удар по пролетавшему мимо него рейтару. Тот успел отклониться, но сабля всё же раскроила его кафтан и панталоны. Рана в бедро оказалась лёгкой, пустяковой.

Два всадника неслись по безлюдным краковским улицам к широким городским воротам. Но подъёмный мост через ров был уже поднят, а крепостной вал оказался густо усеян вооружёнными людьми. Многие из них повернулись в сторону скакавших. Патрик не растерялся и на сей раз. Поворачивая назад коня, он закричал что есть мочи:

   — Мы свои! Не стреляйте! Мы свои!..

Шотландцы на глазах изумлённых поляков развернулись и понеслись в сторону сгоревшего городского предместья. В спину им прозвучал всего один-единственный ружейный выстрел. Беглецам счастливо удалось избежать новых опасностей, и они возвратились в походный лагерь шведской армии. Со слов майора Боу этот случай стал известен сперва фельдмаршалу и его офицерам, а затем и в рейтарском полку, в котором служил юноша.

Совершенный подвиг, бесстрашие, грамотность и особенно происхождение из старинного дворянского рода Шотландии позволило вскоре Патрику получить первый офицерский чин в шведской королевской армии. В ней он оставался по-прежнему иностранным наёмником. Корнету Гордону повысили жалованье, и на законном основании он заимел нескольких слуг и лошадей. Теперь ему в местах стоянок полагалась отдельная квартира.

Под осаждённым Краковом начались бои. В одной из стычек на лесной опушке под Гордоном была смертельно ранена лошадь, а он сам получил тем же ружейным выстрелом пулевое ранение навылет в правую ногу. Генерал Дуглас, узнав о случившемся, приказал наградить доблестного шотландца одной из лошадей, отбитых у поляков. Та схватка произошла перед атакой шведской армии противника, которыми командовал краковский губернатор — староста Чарнецкий.

После капитуляции польского гарнизона Кракова наступило новое перемирие. Передышка на войне позволила корнету хорошо подлечиться на квартире, предоставленной ему в местечке Казимеже, где остановился его полк графа Понтуса Делагарди.

Там он не без удивления услышал новость, что все предводители польских войск в Кракове — пан Конецпольский, коронный хорунжий Ян Собесский, староста Яворовский (в будущем прославленный полководец и польский король Ян III. — А. Ш.) и ясновельможный Ян Сапега после сдачи города примкнули к шведам и отправились для прохождения службы в Пруссию.

Вскоре полк графа Понтуса Делагарди перевели в город Сонч, расположенный в Прикарпатье. Шведы стали в небольшом крепостном городке гарнизоном, чтобы своим присутствием обеспечить спокойствие в округе. Однако конные разъезды шведов стали подвергаться в лесах нападениям из засад. Тогда полковой командир силой отобрал у горожан всё оружие и силой же заставил присягнуть их на верность королю Швеции Карлу.

Вскоре рейтарам удалось схватить в ночном лесу нескольких поляков. От них было вызнано, что на Сонч горцы-руссы готовят нападение под предводительством двух братьев Вонсовичей. Тогда все рейтары были поставлены на защиту крепостной стены.

Нападение на Сонч произошло неожиданно и днём. Горцы смогли пробраться под видом мирных обывателей к закрытым городским воротам по неподнятым мосткам через ров и из тяжёлых нарезных ружей, стрелявших тихо маленькими пульками, перебили несколько часовых. Тревога в Сонче поднялась поздно.

Корнет Гордон в это время отдыхал на отведённой ему для постоя квартире. Услышав шум, он вышел из дома и, сразу поняв, в чём дело, быстро сел на лошадь, которую, по несчастью, утром велел расковать, и поскакал к базарной площади. Вслед ему стреляли и бросали маленькие топорики — любимое оружие карпатских горцев.

К чести Патрика, он успел заметить, что квартировавший на соседней улице его земляк майор Боу всё ещё не на коне. Он подскакал к дому и крикнул:

— Поляки сломали городские ворота! На коня, господин майор! Да не забудьте прихватить с собой ваши книги...

На сончевской площади рейтары, скакавшие туда со всех улиц, соединились наконец-то воедино. Под командованием своих ротмистров они отогнали нападавших подальше, за городскую ратушу. В той схватке Гордон стал сторонним свидетелем, как горцы сразили топориком знамёнщика и полковой штандарт стал их добычей. Отбить его рейтары не смогли.

Когда рейтары стали пробиваться сквозь атакующих к городским воротам, они попали под мушкетную пальбу своих же солдат. Началась паника, и под корнетом рухнула лошадь. Но он успел вовремя соскочить с седла и вновь поднять её на ноги.

Остатки королевского кавалерийского полка пробивались из Сонча кто как мог. Гордон, призвав в заступничество Всемогущего Бога, вырвался из города через растворенные ворота. Однако один из толпившихся там поляков, вооружённый косой, надетой на древко, сумел ею ударить рейтарского корнета по голове. Но коса прошлась вскользь по шляпе скакавшего всадника и, на удивление, не причинила ему большого вреда, лишь оглушила. Причём сильно.

Беглецы смогли удачно переправиться через реку и взяли путь к Кракову, на ходу подсчитывая понесённые потери в людях и лошадях. В отместку за поражение рейтары разграбили оказавшийся на пути богатый панский дом, и при разделе добычи шотландцу досталось «кое-какое бельё» хозяина усадьбы. Часть награбленного он продал на следующий день краковскому уличному торговцу.

Вскоре после сончевского побоища офицер-рейтар Гордон попал в плен к полякам. Случилось это так. Шотландец был послан с проводником, дворянином по происхождению, осмотреть квартиры для постоя на пути движения своего полка. Ничего не подозревая, они остановились в трактире и вскоре поняли, что находятся в окружении конных и пеших врагов. Поскольку побег был невозможен, корнет с товарищем забаррикадировались в одной из комнат трактира.

Тогда поляки, собравшись в большом числе за дверью, стали её выламывать, грозя страшными проклятиями ненавистным шведам, которые принесли великое разорение на их землю. Патрик, уже довольно сносно понимавший по-польски, крикнул им:

   — Я не швед! Я шотландец!

Однако это не подействовало и нападавшие продолжали выламывать дверь, несмотря на жалостливые вопли хозяина трактира. Тогда шотландец снова закричал:

   — Я ещё погляжу на тех, кто первым сюда войдёт! У меня пара заряженных пистолетов и мой шотландский палаш. Берегитесь!..

За дверью притихли, и было слышно, как сразу несколько человек призывают хозяина трактира отговорить своих постояльцев от сопротивления и сдаться. При этом слышалось, что именем шляхтича Яна Стоцкого им обещалась личная безопасность. Наконец один из поляков на ломаном немецком языке крикнул в дверь:

   — Сдавайтесь на милость!

Сообразительный ландскнехт, не собиравшийся умирать в польском трактире за коронованного властелина Швеции, сразу же громко ответил:

   — Готов сдаться на хороших условиях.

Так шотландец в первый, но не в последний раз стал пленником. Шляхтич Ян Стоцкий сдержал своё слово и сохранил рейтару жизнь, отвезя его верхом на худой кобылке и свой панский дом. Там он убедил шведского ландскнехта добровольно расстаться со всем нажитым. Переговоры на сей счёт велись на латыни.

Пленник с «лёгкой душой» отдал шляхтичу, вооружённому с головы до ног, в присутствии его паненки свой объёмистый кожаный кошелёк. Пан пересчитал деньги: серебряные девять дукатов, четыре талера и около восьми флоринов мелкой медной монетой. После этого пан Ян Стоцкий с изысканной вежливостью сказал шотландцу: