Украсть богача - Рахул Райна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый день с рассвета до заката я торчал за лотком. А ведь мог бродить по старому Дели, бегать по тенистым переулочкам и заброшенным хавели[30], толстые стены которых не способны были противостоять британским пушкам, мог воровать на базаре плесневелые книги, слушать, как сговариваются воры, грабители, хиджры[31], узнавать мистические тайны из стихов иссушенных суфиев, делать ставки липкими рупиями на кошачьих, собачьих, петушиных, человечьих боях; я же вместо этого день-деньской молол специи и терпел побои.
Зато мои пальцы пахли ароматическими смесями, которые ныне встретишь во всех лучших домах: эти смеси еще обычно называют «Восточная фантазия» или «Этническое приключение». Хоть что-то.
Иногда мне перепадал выходной. Не по случаю установленного правительством очередного мультикультурного праздника, а просто день, когда папа напивался и я не мог его добудиться. Приходилось расталкивать его изо всех сил – не пропускать же рабочий день потому лишь, что не сумел разбудить отца? Ведь тогда он тоже даст тебе изо всех сил.
В такие дни я ходил в школу. Там я узнавал о мире за пределами Дели. Я учился читать и писать. Я был послушным мальчиком. С головой уходил в книги. Хоть фотографируй на плакат для какого-нибудь благотворительного фонда: очередной кривоногий ребенок прочитал четыре страницы «Очень голодной гусеницы»[32], и все его беды испарились, «он перенесся из своей несчастной жизни в мир фантазии».
Торговля шла хорошо, но я не знал, куда девались деньги. У меня отродясь не водилось ночного горшка, а у папы – тем более. Он предпочитал ссать на двери своих врагов и подпольных ростовщиков, или даже им в лицо: так он говорил вечерами, когда напивался и принимался хвастаться – сколько женщин он покорил в славной юности, сколько шей переломал!
По бабам он таскался регулярно. По дому же не делал ничего. Кто меня обстирывал? Где мы брали мыло? Еду? Я редко видел, чтобы отец готовил. Какую домохозяйку он обаял? Какая уличная девица отдавала нам свой ужин?
Где он родился? Не знаю.
Что из него вышло? Увидите.
Телевизора у нас не было. Даже у самой нищей семьи был хоть плохонький, черно-белый, но не у него. Только радио, которое орало, объявляя счет в крикетных матчах, чтобы он мог делать ставки. Тендулкара[33] удаляют с поля – Рамеша[34] бьют. Сехвага[35] удаляют с поля – Рамеша бьют. Дравида[36] никогда не удаляли. Он мне нравился.
Кухни тоже не было. Только маленькая газовая горелка, на которой отец, если на него находило вдохновение, готовил чапати – обычно это случалось, когда к нам приходила женщина.
Ютились мы в самой дешевой, самой дрянной комнатенке, которую ему удалось найти.
Стоял две тысячи пятый, но мы жили так, словно на дворе начало двадцатого века. В две тысячи пятом американцы в своих ипотечных флоридских квартирах дрочили на Джессику Альбу, не догадываясь о том, что будущее за черными, желтыми и смуглыми. Даже в нескольких километрах от нас дебилы-подростки имели айподы и слушали «Блинк-182», а мы что делали?
Ничего. Денег у нас не водилось. Мы не голодали, нет, но… Разве же это жизнь. Ни одной праздной минуты. Все время чем-то занят: покупаешь чай, продаешь чай, дуешься, плачешь, мелешь специи и понимаешь, что никогда ничего не добьешься. Я ужасно боялся, что однажды в буквальном смысле превращусь в собственного отца: рука моя скрючится клешней, как у него, на груди вырастут темные волосы, как у него, глаза, лицо и мозги станут как у него. Может, и превратился бы. Сегодня я мог быть таким же нищим злым ничтожеством…
Но это история не о бедности. Это история о богатстве.
Два
На чем мы остановились? Ах да, я в очередной раз ввязался в ежегодную авантюру с экзаменами. Тогда я даже не подозревал, что новый клиент, Руди, изменит всю мою жизнь.
Вторая встреча с парнишкой прошла не лучше первой. Он разозлился, что я не принес пиццу. Я разозлился, что так мало получу. (Миллион триста тысяч ганди – и я еще недоволен! Господи боже мой, да за эти деньги можно купить целую деревню бихарцев[37] – мужчин, женщин, мальчишек и девчонок, и распоряжаться ими по своему усмотрению. Наверняка некоторые так и поступают.)
Десять лет назад я стал бы его репетитором. Мы бы вместе взрослели, изучили достоинства и недостатки друг друга… и прочая западная чушь. Он бы хвастался мне успехами в учебе, и я ласково ерошил бы его волосы. Он дарил бы мне цветы и конфеты.
Теперь же я должен был выдать себя за него. Наверное, это и есть прогресс.
Начали мы с гардероба. Я схитрил, соврал родителям Руди, что важна каждая мелочь: «Неужели вы хотите, чтобы из-за неправильной одежды у него возникли проблемы на экзамене?» В конце концов родителям пришлось раскошелиться еще на несколько тысяч рупий – купить одежду и обувь. Никто и никогда не обращает внимания на одежду, но родители готовы поверить во что угодно. Каждая моя вещь – напоминание об успешно выполненной работе, об отпрыске, которого отправили в лучшую жизнь, об очередных жадных родителях, у которых я выманил пару-тройку драгоценных пайс. После объявления результатов семьи проникались ко мне такой благодарностью, что в следующие несколько дней можно было уговорить их выписать чек на любую сумму, а вот через недельку они снова принимались жаться – столько расходов, машина, дом, летняя практика в Google.
Рудракш. Руди. Как вам его описать? До денег, до костюмов Армани, до рекламных плакатов отбеливающего крема и диетологов, борющихся с его метеоризмом из-за колы и фастфуда?
Ничем не примечательное лицо. Очень североиндийское лицо. Уттар-Прадешское лицо. Лицо, каких в деревнях сотни миллионов. Лицо, которое никто не выберет в Тиндере. Лицо, из-за которого сговоренная невеста откажет после первой же встречи. Маслянистое лицо. Ладони, скорее всего, липкие; к счастью, я ни разу не пожал ему руку. Единственный спорт – настольный теннис. Бадминтон? Слишком сложно. После школы перекусывает уличной едой, в животе, яйцах и крови сплошь голгапа[38] и радж качори[39]. Родители на Дивали дарят книги о правильном питании.
Волосы у него были длинные, жирные, нечесаные, словом, как у любого богатенького подростка, которому не хватает самоуважения. Если бы я по-прежнему носил парики, скопировать его прическу не составило бы труда. У меня их десятки,
