Зима Геликонии - Брайан Олдисс

Природа травы такова, что она продолжает расти, несмотря на ветер. На ветру трава клонится. Но корни травы распространяются под землей, цепляются за нее накрепко, не оставляя места для роста другим растениям. Трава была всегда и останется навечно. Ветер появился совсем недавно, его порывы и напор были незнакомы.

Могучее дыхание севера изменяло само небо, превращая его в лоскутное одеяло из черных и серых облачных пятен. Вдалеке, на взгорьях, из облаков лился дождь и даже шел снег. Здесь же, в степях Чалца, тучи не приносили с собой ничего, кроме временного затемнения неба. Сумерки перекликались с однообразием равнины.

Низины переходили одна в другую, без четких границ. Среди трав было заметно лишь единственное движение: на одном из участков сохранились невзрачные желтые цветы, которые шевелились на ветру, словно мех спящего зверя. Одинокие каменные межевые знаки отмеряли участки земли. На южной стороне каменных истуканов иногда вырастали лишайники, желтые или серые.

Только острый тренированный глаз мог разглядеть в траве тропы, по которым следовали существа, появляющиеся ночью или во время полусвета, когда в небе светило только одно солнце либо не было ни одного. Одинокие ястребы, стерегущие небо на недвижных крыльях, объясняли столь малую активность в течение дня. Самый широкий путь через дикую степь проложила река, текущая на юг, к далекому морю. Сегодня река повторяла в себе облик истерзанного ветрами неба.

С севера по просторам этого негостеприимного края продвигалось стадо арангов. На своем пути эти длинноногие представители козьего племени приблизительно следовали изгибам и поворотам реки. Кудлатые, рогатые собаки-асокины следили за тем, чтобы аранги не разбредались. За трудолюбивыми асокинами в свою очередь следили шестеро мужчин на хоксни. Шестеро то сидели в седлах, то вставали в стременах, чтобы разнообразить поездку. Все пастухи были одеты в шкуры, перехваченные плетеными ремешками.

Пастухи очень часто оглядывались через плечо, словно опасаясь преследования. Погоняя хоксни, они свистом и окриками отдавали приказы своим асокинам. Крики и посвист разносились над равниной, перекрывая непрерывное блеяние арангов. Пастухи продолжали то и дело оглядываться назад, но со стороны мрачного северного горизонта ничего не появлялось.

Впереди возникли руины какого-то человеческого жилища, устроенного в излучине реки. Разбросанные дома со сложенными из камня стенами стояли без крыш. Самые большие здания напоминали пустую скорлупу. Сорные растения, пользуясь поддержкой ветра, разрослись вдоль стен и выглядывали из пустых, темных оконных проемов.

Стадо арангов, повинуясь приказам асокинов и пастухов, обогнуло разрушенный поселок по широкой дуге, опасаясь болезни. Еще через несколько миль река совершала плавный ленивый поворот, служивший границей спорной полосы земли, борьба за которую велась с древних времен, может быть с тех самых пор, как здесь впервые появился человек. Здесь начиналась область, ранее известная как Хазиз, крайний верхний рубеж Северной равнины Кампаннлата. Собаки-асокины выстроили арангов цепочкой вдоль берега реки, где проходила едва заметная тропа. Аранги торопливо поскакали вперед, образовав длинную цепь, морда к хвосту.

Они вовремя подоспели к широкому прочному мосту. Мост изгибался двумя дугами над рекой, поверхность которой рябила под ветром. Пастухи пронзительно засвистели, асокины проворно собрали арангов в плотное стадо, не давая им пересечь мост. В миле или двух впереди, на северном берегу, виднелось поселение, выстроенное в форме колеса. Поселение было основано выходцами из Сиборнала и называлось Истуриача.

Со стороны поселения донесся звук рога, сообщая о том, что пастухов увидели. Вооруженные люди и черная сиборнальская пушка охраняли периметр.

— Добро пожаловать! — прокричали часовые. — Что видно на севере? Нет ли там армии?

Пастухи принялись загонять арангов в уже дожидавшиеся их хлева.

Каменные фермерские дома и амбары были выстроены по периметру поселения так, чтобы образовать подобие крепостной стены. Фермы, где выращивали скот и зерновые, находились поблизости от центра городка. А в самом центре поселения, там, где полагалось проходить оси колеса, стояли служебные постройки и высилась церковь. По улицам Истуриачи во множестве ходили жители, не обращавшие внимания на пастухов, которые торопливо зашагали к одному из центральных домов поселка, к таверне, чтобы освежиться после долгого пути через степи.

С южной стороны моста вид равнины радовал большим разнообразием. Одинокие деревья свидетельствовали о более частых дождях. Земля пестрела белыми пятнами, светлым веществом, издали напоминающим размолотый камень. Но при ближайшем рассмотрении белые пятна оказывались костями. Некоторые из останков размером были более шести футов. Время от времени зубы или целый кусок челюсти указывали на принадлежность останков человеку или фагору. Эти свидетельства давно минувших битв тянулись здесь на многие мили.

В тиши этого овеянного победами и поражениями невзрачного места ехал человек верхом на лойсе, направляясь к мосту с юга. Немного позади первого всадника ехали еще двое. Все трое были одеты в военную форму и снаряжены для боя. Первый всадник, человек небольшого роста, с птичьими чертами лица, остановился, немного не доехав до моста, и спрыгнул на землю. Взяв лойся под уздцы, он отвел его к воде и там привязал к дереву бриар с плоской вершиной кроны, после чего снова выбрался на равнину, откуда принялся рассматривать в подзорную трубу вражеское поселение.

Два других всадника, стараясь двигаться осторожно, через некоторое время присоединились к первому. Они также слезли со своих лойсей и тоже привязали их к корням мертвого раджабарала. Эти двое были старше по званию и потому держались в стороне от своего проводника.

— Истуриача, — сообщил проводник, указав вперед рукой. Но офицеры разговаривали только между собой. Они также осмотрели Истуриачу в подзорные трубы, тихо переговариваясь друг с другом. Происходила походная разведка на местности.

Один из офицеров — артиллерист — остался на наблюдательном посту, где занял место с самого начала. Проводник вместе с другим офицером галопом направились обратно на юг, чтобы доложить о виденном приближающейся с юга армии.

Прошло несколько часов, и на равнине появились колонны людей — некоторые верхом, но гораздо больше пехотинцев, — перемежающиеся повозками, артиллерийскими упряжками и прочими атрибутами войны. Повозки тянули лойси или менее сильные хоксни. Колонны солдат маршировали в строгом порядке, составляя контраст с совершенно неупорядоченными обозными цепочками, где везли провиант, женщин и прочих устроителей бивачной жизни. Над головами марширующих развевались флаги Панновала, города под горами, а также флаги религиозных и иного рода союзников.