Психология установки - Дмитрий Узнадзе

Но мы видели, что и попытка объяснить все это вообще как-нибудь иначе, ссылаясь еще на какие-нибудь известные психологические факты, тоже не оказывается продуктивной. Поэтому нам остается обратиться к специальным опытам, ко­торые дали бы ответ на интересующий здесь нас вопрос. Это наши гипнотические опыты, о которых мы только что гово­рили.

Результаты этих опытов даны в табл. 4 (в процентах).

Таблица 4.

Мы видим, что результаты эти в основном точно те же, что и в обычных наших опытах (табл. 1), а именно: несмотря на то что испытуемый, вследствие постгипнотической амнезии, ничего не знает о предварительных опытах, не знает, что в одну руку он получал больший по объему шар, а в другую меньший, одинаковые шары критических опытов он все же воспринимает как неодинаковые: иллюзия объема и в этих условиях остается в силе.

О чем же говорят нам эти результаты? Они указывают на то, что, бесспорно, не имеет никакого значения, знает испытуемый что-нибудь о предварительных опытах или он ниче­го о них не знает: и в том и в другом случае в нем создается какое-то состояние, которое в полной мере обусловливает ре­зультаты критических опытов, а именно, равные шары ка­жутся ему неравными. Это значит, что в результате предва­рительных опытов у испытуемого появляется состояние, ко­торое, несмотря на то что его ни в какой степени нельзя назвать сознательным, все же оказывается фактором, впол­не действенным и, следовательно, вполне реальным факто­ром, направляющим и определяющим содержание нашего сознания. Испытуемый ровно ничего не знает о том, что в предварительных опытах он получал в руки шары неодина­кового объема, он вообще ничего не знает об этих опытах, и тем не менее показания критических опытов самым недву­смысленным образом говорят, что их результаты зависят в полной мере от этих предварительных опытов.

Можно ли сомневаться после этого, что в психике наших испытуемых существует и действует фактор, о наличии ко­торого в сознании и речи не может быть, — состояние, кото­рое можно поэтому квалифицировать как внесознательный психический процесс, оказывающий в данных условиях ре­шающее влияние на содержание и течение сознательной пси­хики.

Но значит ли это, что мы допускаем существование обла­сти «бессознательного» и, таким образом, расширяя пределы психического, находим место и для отмеченных в наших опы­тах психических актов? Конечно нет! Ниже, когда мы будем говорить специально о проблеме бессознательного, мы пока­жем, что в принципе в широко известных учениях о бессо­знательном обычно не находят разницы между сознательны­ми и бессознательными психическими процессами. И в том и в другом случае речь идет о фактах, которые, по-видимому, лишь тем отличаются друг от друга, что в одном случае они сопровождаются сознанием, а в другом — лишены такого со­провождения; по существу же содержания эти психические процессы остаются одинаковыми: достаточно появиться со­знанию, и бессознательное психическое содержание станет обычным сознательным психическим фактом.

Но в нашем случае речь идет не о такого рода различии между сознательными душевными явлениями и теми специфическими процессами, которые, будучи лишены сознания, протекают вне его пределов. Здесь вопрос касается двух различных областей психической жизни, из которых каждая представляет собой особую, самостоятельную ступень разви­тия психики и является носительницей специфических осо­бенностей. В нашем случае речь идет о ранней, досознательной ступени психического развития, которая находит свое выражение в констатированных выше экспериментальных фактах и, таким образом, становится доступной научному анализу.

Итак, мы находим, что в результате предварительных опытов в испытуемом создается некоторое специфическое состояние, которое не поддается характеристике как какое-нибудь из явлений сознания. Особенностью этого состояния является то обстоятельство, что оно предваряет появление определенных фактов сознания или предшествует им. Мы могли бы сказать, что это состояние, не будучи сознатель­ным, все же представляет своеобразную тенденцию к опре­деленным содержаниям сознания. Правильнее всего было бы назвать это состояние установкой субъекта, и это потому, что, во-первых, это не частичное содержание сознания, не изолированное психическое содержание, которое противопо­ставляется другим содержаниям сознания и вступает с ними во взаимоотношения, а некоторое целостное состояние субъекта; во-вторых, это не просто какое-нибудь из содержа­ний его психической жизни, а момент ее динамической опре­деленности. И наконец, это не какое-нибудь определенное, частичное содержание сознания субъекта, а целостная на­правленность его в определенную сторону на определенную активность. Словом, это скорее установка субъекта как це­лого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, — его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи.

Но если это так, тогда все описанные выше случаи иллю­зии представляются нам как проявление деятельности уста­новки. Это значит, что в результате воздействия объектив­ных раздражителей, в нашем случае, например, шаров неоди­накового объема, в испытуемом в первую очередь возникает не какое-нибудь содержание сознания, которое можно было бы формулировать определенным образом, а скорее некото­рое специфическое состояние, которое лучше всего можно было бы характеризовать как установку субъекта в опреде­ленном направлении.

Эта установка, будучи целостным состоянием, ложится в основу совершенно определенных психических явлений, возникающих в сознании. Она не следует в какой-нибудь мере за этими психическими явлениями, а, наоборот, можно сказать, предваряет их, определяя состав и течение этих яв­лений.

Для того чтобы изучить эту установку, было бы целесооб­разно наблюдать ее достаточно продолжительное время. А для этого было бы важно закрепить, зафиксировать ее в необходимой степени. Этой цели служит повторное пред­ложение испытуемому наших экспериментальных раздра­жителей. Эти повторные опыты мы обычно называем фикси­рующими или просто установочными, а самую установку, возникающую в результате этих опытов, фиксированной ус­тановкой.

Чтобы подтвердить высказанные здесь нами предположе­ния, дополнительно были проведены следующие опыты. Мы давали испытуемому нашу обычную предварительную или, как мы будем называть в дальнейшем, установочную се­рию — два шара неодинакового объема.

Новый момент был введен лишь в критические опыты. Обычно в качестве критических тел испытуемые получали в руки шары, по объему равные меньшему из установочных. Но в этой серии мы пользовались в качестве критических ша­рами, которые по объему были больше, чем больший из уста­новочных, Это было сделано в одной серии опытов, В другой серии критические шары заменялись другими фигурами — кубами, а в оптической серии опытов — рядом различных фигур.

Результаты этих опытов подтвердили высказанное нами выше предположение; испытуемым эти критические тела ка­зались неравными — иллюзия и в этих случаях была налицо.

Раз в критических опытах в данном случае принимала участие совершенно новая величина (а именно шары, кото­рые отличались по объему от установочных, были больше, чем какой-нибудь из них), а также ряд пар других фигур, от­личающихся от установочных, и тем не менее они восприни­мались сквозь призму выработанной на другом материале установки, то не подлежит сомнению, что материал установоч­ных опытов не играет роли и установка вырабатывается лишь на основе соотношения, которое остается постоянным, как бы ни менялся материал и какой бы чувственной модаль­ности он ни касался.

Еще более яркие результаты получим мы в том же смыс­ле, если проведем на этот раз не критические, как выше, а ус­тановочные опыты при помощи нескольких фигур, значи­тельно отличающихся друг от друга по величине[5].

Например, предлагаем испытуемому тахистоскопически, последовательно друг за другом, ряд фигур: сначала тре­угольники — большой и малый, затем квадраты, шестиуголь­ники и ряд других фигур попарно в том же соотношении.

Словом, установочные опыты построены таким образом, что испытуемый получает повторно лишь определенное со­отношение фигур: например, справа — большую фигуру, а слева — малую; сами же фигуры никогда не повторяются, они меняются при каждой отдельной экспозиции.