Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню» - Элена Томсетт

В сердцах, он рванул ворот камзола, задел едва зажившую, все еще беспокоившую его рану, полученную при Грюнвальде, и поморщился от боли. Еще некоторое время посидел на открытой веранде, всей грудью вдыхая влажный ночной воздух. С Большого канала тянуло сыростью. Слуги уже спали. Герцог закрыл окно, разделся и лег в постель. Долго не мог заснуть, а проснулся рано, с бешено колотящимся сердцем и все нараставшей тревогой в душе. Ночью он опять задел рану, видимо, острая боль разбудила его, но вместе с болью в сознании вспыхнуло видение склоненного над ним бледного, прекрасного, залитого слезами лица с казавшимися огромными синими глазами…. Он почти физически ощутил на своей щеке и плече тяжесть прикосновения шелковистых густых волос.

Герцог резким движением сел на постели, стараясь как можно дольше сохранить и запомнить свои видения и ощущения. Едва переводя дыхание, облизал пересохшие губы и, рывками разрывая тонкий батист сорочки, безжалостно надавил на только недавно закрывшуюся старую рану. Морщась от боли, он снова увидел перед своим внутренним взором прекрасное лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, а потом все внезапно пришло в движение: в ушах его раздался топот коней, свист ветра, брань, крики на незнакомом гортанном языке, затем замелькали всадники в рысьих шкурах и бархатных беретах, и наконец, возникло чье-то волевое смуглое лицо с желтыми рысьими глазами. «Корибут!» – ударил в уши знакомый голос, в памяти тут же вспыхнуло другое лицо, одутловатое, нездорово бледное, но с яркими, живыми стального цвета глазами и глубокими морщинами возле рта. И снова голос: «Да, черт возьми, да! Она похожа, очень похожа на королеву, упокой господи ее душу!»

Кровь сочилась из-под пальцев герцога, которыми он сжимал раскрывшуюся рану, стекала по руке почти до локтя, заливая нежную пену белоснежных кружев отделки сорочки. Герцог не замечал этого. Сжав зубы от боли, он смотрел прямо перед собой широко открытыми глазами и жадно листал страницы неожиданно воскресшего прошлого. В эти минуты он был почти счастлив.

– Простите меня, ради бога, Монлери! – молодая жена графа Гвидо Кавальканте, урожденная Изабелла Контарини, коршуном налетела на герцога рано утром следующего дня, когда он едва успел выйти в приемную своего дома из столовой, где он наслаждался чашкой горячего травяного чая. Его покой был нарушен шумом открываемой входной двери и возбужденным голосом молодой женщины, которую он глубоко уважал за то, что она в короткий срок сумела сделать из его ветренного друга, поэта и дуэлянта, примерного семьянина.

– Монлери! Я услышала в городе потрясающую новость и не могла не увидеть вас! Эвелина Контарини ваша жена, Монлери? Это правда?

Герцог вздохнул.

– Надо полагать, вы тоже знакомы с ней, Изабелла?

– Да! – пылко вскричала молодая женщина. – Я познакомилась с Эвелиной десять лет назад в доме своего отца в Риме, когда я была еще совсем малышкой. Она с Бартоломео только что приехала в Рим, и весь город просто с ума сошел, увидев, как она прекрасна! К ней сватались все дееспособные мужчины, даже мой отец и Гвидо, которому тогда было двадцать пять. Она была так добра ко мне! Отец даже разрешил мне поехать вместе с ней в Венецию летом 1407 года. Это было самое счастливое время моего детства! Она звала меня Беллой, она любила и баловала меня, как свою собственную дочь, меня, которая не помнила своей матери, а мой отец, – Изабелла запнулась, безнадежно махнула рукой и добавила: – Вы сами знаете, что представляет из себя мой отец, не правда ли, Монлери?

– Что же вы хотите от меня, Изабелла? – после наступившей паузы, спросил герцог.

– Вы привезете ее в Венецию, Монлери? Боже мой, это будет таким счастьем! Я так рада, что она все-таки выбрала вас, а не того польского принца!

– Польского принца? – насторожился герцог.

– Ну да, польского принца, который сватался к ней в Прусии и с которым ее заставили обручиться. Она рассказывала мне о нем, и каждый раз при этом у нее были грустные глаза.

– Что она еще вам рассказывала, Изабелла?

– Вы ревнуете, Монлери? – рассмеялась молодая женщина, посмотрев на серьезное выражение, появившееся на лице герцога. – Она называла мне имя, но я его не помню. Помню только, что они сговорились с Бартоломео и, разыграв целое представление о ее мнимой смерти от холеры, удрали из Пруссии в Италию. Мне всегда почему то казалось, что она жалела об этом. Боже мой, после всех этих лет, я, может быть, снова увижу прекрасную Эвелину Контарини! Единственную женщину, которую я уважала и боготворила! Вы настоящий счастливчик, Монлери!

Герцог внимательно смотрел на взволнованную молодую женщину.

– Изабелла, – наконец, сказал он. – Вы заставляете меня по-настоящему волноваться. Если бы эти экзальтированные высказывания исходили бы из уст кого-либо другого, я бы просто закрыл на это глаза. У вас же, той, которую я считаю необычайно умной молодой женщиной, и к тому же, моим другом, я хочу спросить, что вы имеете в виду?!

– Лишь то, что я сказала! Вы настоящий счастливчик, Монлери! Эвелина Контарини – женщина, которую невозможно забыть!

– Звучит скорее, как проклятие, чем благословение! – пробормотал герцог.

В его памяти внезапно возникла картина огромной залы со стрельчатыми окнами, весьма необычной конструкции, пятиугольной комнаты, с круглым столом, расположенном посередине. За столом, суровые, в воинском облачении и в белых плащах с черными крестами на них, сидят пять рыцарей-монахов. Перед ними, в лучах утреннего солнечного света стоит прекрасная девушка в белом платье – Эвелина Валленрод! Он едва не произнес это имя вслух. Эвелина Валленрод? Что все это могло значить?!

Изабелла Кавальканти внимательно смотрела на него.

– Что с вами, Монлери? Вы начинаете вспоминать?

– Да, – медленно произнес герцог. – Что-то определенно начинает проясняться в моей памяти, но, к сожалению, эти воспоминания совершенно сбивают меня с толку. Надо полагать, Гвидо приехал в Венецию вместе с вами?

– О да, конечно, – рассеянно ответила Изабелла, думая о чем-то своем.

– И где же вы остановились?

– Конечно же, у Энрике Контарини! – Изабелла стряхнула с себя задумчивость и снова ринулась в бой. – Мы приехали вместе с моим римским кузеном Бартоломео. Кстати, когда он узнал, что я собираюсь к вам сегодня, он попросил меня передать вам, что в замке Мальборг Эвелина жила в доме своего дяди, комтура Валленрода. Возможно, поэтому вы можете вспомнить ее под именем Эвелины Валленрод.

Изабелла закончила и с сомнением взглянула на герцога.

– Надеюсь, эта информация как-то помогла вам, Монлери? Мне она кажется полным вздором. Судя по всему, в Польше у Эвелины была очень насыщенная жизнь.

Прикрыв рукой глаза, герцог пытался слушать, что говорила Изабелла, в то время как в памяти его мелькали картины пикника возле старого охотничьего домика в лесу, белое платье девушки с распущенными волосами, придерживаемыми тонким золотым обручем, она останавливается и с улыбкой протягивает ему руку …. Эвелина Валленрод! Затем – темно-вишневое платье с пеной белоснежных кружев, ее откинутая назад голова, полузакрытые глаза, волосы, светлым водопадом обрушившиеся на его плечи и руки, сжимающие ее в объятьях. Он словно снова почувствовал легкий запах лавандовой воды, исходящий от ее волос, вкус ее губ, сладость ее дыхания, сводящие его с ума… Затем в его памяти снова прозвучали ее холодные слова, сказанные с таким леденящим душу презрением, что ему захотелось заткнуть уши: «Мне все равно, жить или умереть! Вы понимаете это, самодовольный болван?!» Белая Роза Ордена, фройляйн Эвелина Валленрод!

– Монлери!

Он опомнился только после того, как ощутил, что Изабелла трясет его за плечо.

– С вами все в порядке, Луи?

От волнения Изабелла назвала его по имени, чего всегда избегала делать, потому что считала его необычайно привлекательным молодым человеком, принадлежащим, к тому же, к двум могущественным ветвям Анжуйского королевского дома.

– Да, конечно, Изабелла.

Герцог сделал вид, что не заметил ее оговорки.

Он уже хотел было предложить Изабелле выйти на воздух, на мощенную камнем площадку перед домом, окруженную каменной балюстрадой и увитую розами, как внезапная вспышка воспоминаний снова поразила его. На этот раз он увидел лицо еще не старой и прекрасно сохранившейся женщины лет сорока, встревоженное и напряженное, в то время почувствовал как к губам его прижимается край стеклянного сосуда с горьковатой тягучей жидкостью. «Пей, Львенок, все будет хорошо, – зазвучал в его ушах знакомый голос. – Королева была права, поляки действительно выиграли эту битву. Ты свободен. Спи!»

Изабелла Кавальканти с жалостью и страхом посмотрела в его внезапно побледневшее лицо.