Оборотень третьего рода (Ментоморфозы) - Юлия Черных

— Откуда у Фазановой файлы? — удивляется Марина. — Она руководитель, а не исполнитель. Это у Маши или Кати надо смотреть. А какой файл?

Показываю Марине квиток.

— О, так он в общей папке. Сейчас найду. Есть дискета, куда записать? Нет? Будешь должен с процентами.

На деятелей из ВНИИ я просто поражаюсь. Поместить файл с конфиденциальной информацией в общую папку! Это чисто их стиль работы. Однажды нам прислали открытой почтой, даже не фельдсвязью, справку — психологический портрет серийного насильника, которого я тогда разрабатывал. С данными из уголовного дела, со всеми подробностями. Как Дубинин тогда орал на начальника отдела ВНИИ, и не поленился ведь позвонить! «А если конверт потеряется?! А если конверт не по адресу придет, его случайно вскроет какая-нибудь бабка, будут обсуждать на лавочке?! А если маньяк на почте работает?!!».

Маньяк работал не на почте, я его вычислил не без помощи аналитиков ВНИИ. И на том спасибо.

Марина дает мне дискету с файлом, церемонно целую тонкие пальчики и иду к выходу.

Внезапно распахивается дверь. Мне навстречу шагают знакомые парни, сегодня они в лейтенантской форме. За спинами маячит Гадкевич.

— Осторожно! Это ценный экземпляр.

Как-то не привык я чувствовать себя экземпляром. Проскальзываю между лейтенантами и бегу к лестнице. Они разворачиваются и несутся за мной. Увы, физкультура не входит в достоинства Умника. Меня догоняют, прижимают к стене. Не давая мне выскользнуть, один из парней приставляет к шее бритву. Я замираю.

Самое страшное для Умника — это порезаться. Видимо, к этому геноморфу прилагается гемофилия, кровь невозможно унять, пока не перекинешься. Послушно следую за парнями. Меня ведут по коридору мимо мешков с цементом и заляпанной двери с надписью «Буфет». Ага!

Делаю вид, что поскользнулся, неуклюже прыгаю в сторону блестящей плитки. Бритва вскользь рассекает мне кожу на шее, но это уже не важно. Секунда — и в зеркальном квадрате возникает переполошенная физиономия Тролля. Отлично! Разворачиваюсь и с размаху бью парня с бритвой. Он без звука рушится на мешки с цементом. Второй отступает в коридор. Догоняю его в прыжке и бью по голове. Готово.

Хватаюсь за перила, раздается треск и я кубарем качусь вниз по лестнице, сжимая в руке обломок перил. Эй, Тролль, балда каменотесанная, осторожней после Умника, ты не бабочка, чтобы порхать.

Я никогда не теряюсь в сложных ситуациях. Не знаю, чего там Умник сомневался, а у меня есть куратор, пусть он за меня и думает. Без приключений возвращаюсь в городок, добираюсь до горотдела и докладываю Дубинину произошедшие события.

— Значит, Гадкевич опять взялся за эту тему, — задумчиво говорит майор. — Фанатик, но казался безобидным. Давай-ка, езжай на курсы переподготовки от греха куда подальше.

И я уехал в Пятигорск.

Курсы переподготовки — это нечто! Марш-броски по горам с полной выкладкой, полоса препятствий, командно-штабные учения крепко врезались мне в память. Вот когда я пожалел, что не могу управлять своими сущностями. Мне еще повезло, штабное учение Умнику досталось. А вот на трехдневной вылазке, когда сменялись Тролль, Скорпион и Умник, ребята удивлялись: то парень по три рюкзака прет, то по скалкам бегает, то в хвосте плетется, но анекдоты травит.

Народ подобрался неплохой, в основном русские, ингушей человек пять. В основном, ребята были постарше, с высшим образованием, но дедов из себя не корчили. Даже то, что я не пил со всеми разведенный спирт, не очень вредило моей репутации. Мусульмане тоже не пили. Некоторые.

Ближе всех я сошелся с Талгаром Кодзоевым, моим ровесником по кличке Матроскин — он любил ходить в затрепанной тельняшке и развесил у себя над койкой календари с кошечками.

С Талгаром случилась странная история. Как-то на вылазке в горах мы пошли за водой. Ручей журчал вдоль отвесных скал и крутых травянистых склонов метров на сто ниже лагеря, спускаться приходилось по козьим тропам. Я замешкался, Матроскин убежал вперед, я прибавил шагу и вдруг увидел, как его макушка исчезает за краем обрыва. Я бросился вперед: тридцать метров гладкой стены, потом россыпь камней и перегиб. Талгара не было видно. Хорошо, что я был в тот день Скорпионом! Как есть, головой вниз я рванул по скалам, вглядываясь и боясь увидеть следы крови на камнях, изломанное тело…

Матроскин стоял на нижней тропе и курил. Там же стоял парень из местных и что-то ему втолковывал. До меня доносились обрывки фраз на гортанном языке вперемешку с матом.

Талгар покачал головой. Парень резко сказал: «Ш-шайтан!», как выплюнул, повернулся и резво поспешил вниз по ущелью. Я вышел на тропу.

— Быстро ты спустился, — сказал Матроскин. — А я вот с братом поругался. Родичи мечтают меня к делу пристроить. Не могу я. И не хочу! У меня отец в милиции работал, там у вас, в Домодедово. Геройски погиб, я медаль у матери отобрал, сам храню. А они хотят, чтобы я анашу через перевалы возил! — Талгар сплюнул и тоскливо оглядел горы. — Я так и сказал: попадешься — не посмотрю, что родственник! А он: овца паршивая. Я не овца, я милиционер!

Талгар махнул рукой, повернулся и побежал по тропе.

После этого случая я несколько раз пытался по утрам посмотреть на Матроскина в зеркало и один раз вроде даже подловил, но ничего особенного не заметил. Так, мелькнуло что-то полосатое.

Контрольные стрельбы у нас принимал сам полковник Злотников! Он, вообще-то, в Обнинском филиале работает, но сподобился, приехал. Умник не утерпел, подвалил с книжкой, удостоился автографа «Желаю успешной службы». Скорпион удостоился другого автографа, в зачетный лист с комментарием «оч. хор.».

В горах хорошо, а дома лучше. Камнеломка на окошке, которую Умник купил, разозлившись на Тролля, цветет мелкими голубыми и желтыми цветочками, в комнате чисто и даже пыль протерта. Это Тамара постаралась, я ей ключ оставлял. Распихиваю вещички по углам, складываю в пакет сувениры, рога там всякие, коньяк, облачаюсь в форму. Что-то мешает в кармане. Проверяю. Дискета. Несколько секунд смотрю на нее с недоумением, потом вспоминаю. Радкевич, «Зоопарк», бункер, куратор. Ё-ё-ё! В учебке из головы вон вылетело! Да мне же, небось, опять спасаться придется.

— О, какой молодец явился! — Дубинин на мое «Здравия желаю, разрешите…» не разрешает доложить, а сгребает в объятия и от души хлопает по спине. — Загорел, заматерел!

Я немного тушуюсь, но потом ловлю себя на том, что улыбаюсь во всю морду. Выдаю коньяк, рассказываю про занятия, про ребят, марш-бросок, штабные учения. Предъявляю диплом о прохождении курсов.