Шуршали голуби на крыше - Валентина Телухова

– Ладно, больше такое не повторится!

Варвара тем временем не бездействовала. Она помогла гостям раздеться, выдвинула круглый стол на середину комнаты и стала быстро накрывать его. В мгновение ока на него была выставлена картошка прямо в небольшом чугунке, чтобы не остыла, соленые грузди, селедочка, домашний творожок, нарезанное сало, моченые груши, мед и варенье, домашние постряпушки-тарочки с молотой черемухой, а из дальнего угла была вынута бутылка водки. Все честь по чести! Вид закусок на столе был такой аппетитный, что даже у диктора центрального телевидения, который что-то уныло бормотал с телеэкрана, от зависти вытянулось лицо.

И пошла гулянка с разговорами, расспросами и душевными беседами.

А часа через два… кто-то рукой в мохнатой когтистой рукавице постучал в окно. Кто бы это мог быть? Все в доме притихли и даже Матвей Иванович примолк.

– Откуда в двенадцать часов ночи гости? Кто это?

– Это не гости, это моя собака Найда домой на ночь просится. Видно мороз крепко прижал. Я в сильные морозы её зимой домой пускаю. Она – настоящий живой градусник. Если мороз зимой до тридцати, она в будке ночует. Стоит только температуре ниже тридцати хоть на один градус опуститься, Найда лапой в окно стучит. Не пугайтесь! Я иногда и сама вздрагиваю, если забудусь! Сейчас дверь ей открою.

Собака юркнула рыжим пушистым комком в дверь и тут же спряталась под кухонным столом. И оттуда, из темноты, черными глазками своими ревниво посматривала на гостей хозяйки.

– Я тут вспомнила, что взяла с собой спирт не разведенный, чтобы в случае чего Зинаиду растереть, но видно, что он для этого не нужен. Не принять ли нам его внутрь за испуг?

Мнения разделились. Баба Паша и Зиночка возражали.

– Хватит нам, хватит всем. Нам еще в обратный путь. Ты, Матвей Иванович, за рулем.

– А ты думаешь, что в такой час нас милиция встретит? Прав нас лишит? Неси Мария Ивановна, свой спирт. Мы его оприходуем. Нам это по плечу! А ты, Прасковья Терентьевна, не возражай!

– Он – единственный мужчина в нашей компании, будем его слушаться!

Лучше всех «слушалась» Матвея Ивановича Мария Ивановна. Меньше чем через час стало ясно, что управляющего за руль пускать нельзя. Хоть и милиция очень далеко. Потому что он уже плакал на плече бабы Вари и говорил о своем Петеньке, о том, почему их с Аней так Бог наказал.

– Бывает горе и больше твоего. Бывает, что дети вырастают плохими, творят зло страшное. А Петя никого не обидел, слова плохого никому не сказал, а то, что он вечный ребенок, так значит тому и быть. Доля его такая, судьба. А ты поплачь, поплачь, не все тебе в себе горе нести. Надо иногда и выплеснуть его из себя.

– Горе вином не зальешь, а радость пропьешь – неправильная пословица! Если по чуть-чуть, ничего страшного!

С этими словами Мария Ивановна стала исследовать содержимое опустевших бутылок.

– Уймись! Хватит тебе уже! Давай лучше споем! Давно не пели мы втроем с Варварой, да и Зиночка нам подпоет! Она тоже девушка голосистая! Запевай!

– Подскажи, какую?

– Что-нибудь душевное очень.

Ах, ты ноченька! Ночка темная!Ночка темная, да осенняя!С кем я ноченьку, с кем осеннюю,С кем я ноченьку коротать буду?Нет ни матушки, нет ни батюшки,Есть зазнобушка, да и та с другим!

Песню спели так красиво, так задушевно, что после пения все притихли и взгрустнули. Каждый думал о своем. Зиночка думала о том, что у неё нет ни матушки, ни батюшки. Варвара думала о том, что живет на отшибе от людей, и Зиночкино несчастье обернулось для неё праздником, Матвей Иванович думал о судьбе своего Петеньки. Баба Маша и баба Паша думали одинаково: о том, что вдовья доля горькая на вкус.

Все-таки компания засобиралась домой. Зиночку закутали в тулуп, который соседки привезли с собой на всякий случай, на ноги обули старенькие хозяйские валенки. и она уселась в предварительно прогретую машину с большим пакетом в руках, в который сложили её полусырую одежду. Матвею Ивановичу помогли добраться до машины и усадили рядом с Зиночкой. Он уткнулся в уголок сиденья и мгновенно заснул. За руль села баба Паша. Она была трезвеницей. Рюмки в застолье только поднимала и чуть пригубляла, так что за весь вечер она приняла грамм пятнадцать алкоголя – не больше.

– А ну-ка, вспомним молодость! Не пугайся, Зинаида, я машину с войны водить умею, и права у меня есть. И такую я когда-то водила. Домчу с ветерком! Ну, Маша, не ожидала я от тебя такого. Подсунулась ты с этим спиртом!

– А вот посчитай! На кампанию из пяти человек бутылка водки. По сто грамм на человека! Что это для здоровой женщины? Один глоток! А мы добавили, получилось по два глотка.

– Ты не раскладывай на всех. Я почти совсем не пью. Ни при каких обстоятельствах. Вам троим по глотку хватило. Остальные глотки Матвей Иванович сделал. За нас всех. Не люблю я эти средние цифры! Вот, допустим, съела ты полкило колбасы, а я – ни грамма, а в среднем у нас с тобой по двести пятьдесят граммов на душу населения получилось. Только у тебя в пузе шолк, а у меня – щёлк! Или вот про спиртное говорят, что в год мы выпиваем восемнадцать литров на человека! Почему же нас всех вкруговую алкоголиками делают? Я вместе со встречей Нового года и именинами больше 300 грамм не выпиваю, а ведь кто-то за меня мою норму добирает, надрывается бедный! А я – симулирую!

– За кого ты меня принимаешь? Я что, колбасу сама бы съела? Или литры одна выпила? Только никто мне колбасы не несет, и литры не поставляет! Я бы тебя и Зиночку угостила. Поосторожней со своими примерами, так и обидеться можно!

– А ты не обижайся! Теперь такие хлопоты мне: везти нас ночью домой. Домчу с ветерком, молодость вспомню. А про Матвея Ивановича молчок, никому ни звука. Бедный мужик! Приехал молодым человеком, мечтал дальше учебу продолжить, хотел ученым стать. А как родился у них с Аней Петя, так и остались они в нашей деревне. Аня медицинский институт так и не закончила. С пятого курса ушла. Куда с таким ребенком? Теперь вот фельдшером у нас работает. А Петеньку и в школу не взяли, слово такое придумали – «необучаемый»! А учить кто-нибудь пробовал?

Зина в разговорах участие не принимала, она укуталась в тулуп, задремала… и сквозь дрему видела заснеженные поля, полоску леса вдали, мелькавшие придорожные кустики, освещенные яркой луной, и думала о том, что здесь ей всё знакомо и очень дорого. До сердечной боли!

А дома её ждала очередная радость – письмо от далекого друга, который встановился все ближе и роднее!

Глава третья. Новое дело

Путешествие по дну снежного оврага не прошло для Зины совсем даром. Она прихворнула. Утром Аня осмотрела её, сказала, что ничего страшного нет, но больничный лист на три дня предложила. Зина от него отказалась, но лечиться стала точно по предписаниям фельдшера.

Соседки переполошились. Они явились к ней сразу обе, велели с постели не вставать, отлежаться, а сами вдвоем быстро переделали все домашние дела. С дальнего края деревни пришла бабушка Флёнушка, местная знахарка, и принесла настои трав, какую-то жгучую мазь в скляночке и большие вязаные носки из козьего пуха. Велела настойку пить, мазь нанести на ступни ног, а сверху надеть теплые носки и спать, спать, спать.

– Сном все пройдет, милая!

Через три дня Зина была здоровехонька! Когда она поправилась совсем, к ней под вечер неожиданно пришел Матвей Иванович. Он чувствовал себя не совсем уверенно, встал у порога. Зина с трудом уговорила его присесть на стул.

– А то и впрямь, сяду. Разговор у меня к тебе серьезный и дело особенное. У нас школу закрыли.

– Как? Почему?

– Учить некому. Вера Васильевна ногу сломала, теперь в гипсе дома лежит. А учить некому. Подменный учитель при районном управлении образования уже занят, учительница где-то в декрет ушла. Нам предлагают детей на центральную усадьбу возить, но матери против этого. Зима, сама видишь, какая лютая стоит. Вот я подумал, подумал и решил, что, кроме тебя Веру Васильевну подменить некому. У неё я был, она тебе помогать будет, будет консультировать и планы для тебя писать. Ты будешь работать под её руководством. Да ты ведь и сама у неё училась. Она говорит, что ты справишься, у тебя талант есть, а к школьному делу есть у тебя любопытство. Ты ведь в школу заглядывала и помогала Вере Васильевне. Так что ты в курсе. Ты как относишься к учительскому труду?

– Я никогда не думала об этом, и я ведь работаю уже. Мне дело мое нравится. А как я почту брошу?

– Почту не бросишь, будешь совмещать.

– А кто мне разрешит такое совмещение?

– Я уже с почтовым начальством разговаривал, так если твое совмещение делу помехой не будет, оно дает добро.

– Я вижу, что Вы, Матвей Иванович, все за меня решили.

– Так что? Даешь согласие?