Ружья еретиков - Анна Фенх

– Деньги я добуду, я ведь врач, – отмахнулся Рейхар, и Улиа уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент входная дверь распахнулась, и в комнату ворвались двое.

Разворачиваясь на звук, Рейхар схватил со стола тяжелый подсвечник, готовый размозжить им череп первого, кто сунется к девушке, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что вломились в дом не монахи-псы – эти гости были горожанами, пусть и не из богатых. Похожие друг на друга как две капли воды, они замерли в дверном проеме. Это могли бы быть мародеры. Если только мародеры ходят по бесчестным, но спокойным своим делам с тяжелыми взведенными арбалетами.

– Вечная тьма, – выдохнула Улиа. – Близнецы, как же вы нас напугали!

– Сюда идут Псы, – быстро сказал один из гостей.

– Берите бумаги и уходите, – продолжил второй.

– Рейхар, ты головой отвечаешь, – уведомил господина Китта первый.

– И за книги, и за девку, – уточнил второй.

Сколько Рейхар их знал, они всегда говорили попеременно, заканчивая фразы друг за другом. Улиа вскочила с места и бросилась к тайнику за тяжелой лавкой, которую уже отодвигал Рейхар, отбросив подсвечник. Главной ценностью и проклятием этого дома были книги, запрещенные Святой Инквизицией к распространению и хранению. Философские и научные книги. Еретические книги.

– Массаракш, – прошипел Рейхар.

Вдвоем они вынули из углубления в стене несколько старых, еще рукописных, фолиантов и едва успели выгрести россыпь пожелтевших от времени свитков, как из-за двери послышался голос одного из близнецов:

– Улиа, быстрее! А, тьма… Факелы! Рейхар, в окно!

Девушка испуганно замерла на месте, и Рейхар успел подумать, что она – как лесной олень, замерла под прицелом охотника, надеясь, что тот не заметит.

Рейхар распахнул ставни и выскочил во двор, опершись одной рукой о подоконник. Через миг он уже стоял под окном, слушая, как шуршат юбки Улии, а затем подставил руки и принял на них сначала манускрипты и свитки, а затем и легкое девичье тело. В любой другой момент такая близость заставила бы их обоих деланно смутиться, но сейчас Рейхар быстро опустил госпожу Тшев на землю, сунул ей в руки всю стопку найденного, чтобы освободить руки.

– Не беги.

Он стиснул локоть Улии и быстрым, но не слишком поспешным шагом направился вперед.

– Не беги, – шептал он, наклоняясь к самому уху девушки. – Движение только привлечет взгляды. Все бегут, Псы привыкли высматривать бегущую добычу.

Улиа послушно двигалась рядом, Рейхар чувствовал, как она дрожит. Он уводил ее дальше от факелов и бьющихся насмерть Близнецов, заходил за дома и выжидал там, принуждая Улиу молчать и не шевелиться, петлял по кварталу. Под конец он затащил госпожу Тшев в какой-то грязный, полный рабочего люда кабак и долго стоял возле стены, напряженно глядя на дверь, пока работяги, смеясь, отпускали низкие шуточки и зазывали Улиу бросить этого сопляка и книжки и пойти к ним, настоящим мужчинам. Когда они вышли, Рейхар снова наклонился к Улии:

– Прости меня, тебе не следовало бы появляться в таких заведениях. Это опасно для такой девушки.

– Для любой девушки опасно попасть в лапы к братьям-псам, – тихо ответила Улиа. – Господь свидетель, я никогда в жизни так не боялась.

Через дюжину минут они вошли в чей-то дом, с виду уже спящий и темный, на ощупь спустились в подпол. Улиа постучала в дверь, и та отворилась не бесшумно, но достаточно тихо, на хорошо смазанных петлях.

– Улиа, о, девочка моя, – послышался старческий голос. – Заходи. Я послал за тобой…

– Их больше нет, – девушка вступила в комнатку, Рейхар вошел следом.

– Псы, пожри их тьма, из которой они вышли! Китт, рад видеть тебя живым, – крупный, краснолицый, похожий на мясника мужчина придвинулся ближе и сжал предплечье Рейхара так, что у него чуть не треснули кости.

Рейхар освободился от хватки и огляделся. Помимо него и Улии Тшев в комнатке было пятеро – с четырьмя он был знаком почти год. Старик, нервно переминающийся с ноги на ногу, похожий на писаря при монастыре, сутулый и тощий, словно высохший, – это господин Борте Хет, ученый и философ. Мясника зовут Грум Лариному, он никогда не был особенно умен, зато некогда был весьма состоятелен. Церковь Грум ненавидит за то, что они сделала из него почти нищего. Причина не хуже прочих. Из троих мальчишек он знал только длинного тощего Вейга, этого мерзковатого характером ученика менялы-хонтийца, да лопоухого веснушчатого оборванца Неелая, который научился сплевывать через выбитый зуб и чрезвычайно гордился этим умением, демонстрируя при каждом удобном случае. Отец оборванца не только бывший судья, но и бывший живой. Судью-еретика сожгли несколько месяцев назад, возмущенные люди страшились роптать, и город полнился лишь тихим шепотом. Вскоре и шепот прекратился – на место старого судьи был поставлен гибкий, словно бескостный, Инквизиторский выкормыш с водянистыми глазами лжеца и подхалима. Рыжий Неелай остался один. В обычных условиях ему грозил бы монастырь или портовый притон – еще неизвестно, что лучше. Однако воспитан мальчишка был пусть и в некотором уважении к Церкви, как к организации власти, но в ужасающем неверии, в связи с чем ему грозил уже не монастырь или притон, а костер. Еретики забрали мальчишку из-под носа у Псов.

Рейхар Китт обернулся на тихий разговор. Улиа что-то объясняла мяснику и старцу, причем последний мелко кивал и, кажется, соглашался.

– Но Улиа, – говорил он дребезжащим голосом. – Это так опасно, о, как это опасно. Ромуру арестовали. Близнецы пали, как вы говорите…

– Надеюсь, что пали, – жестко сказал Рейхар, присоединяясь к беседе. – Хуже, если их взяли живыми. Нужно уходить.

– Да-да, нужно уходить, – господин Хет беспомощно оглядывался вокруг. – Ах, вы принесли книги, чудесно, чудесно…

Он еще что-то бормотал, беспорядочно и медленно собирая свои вещи, разбросанные то тут, то там, брал в руки какие-то записи, ронял, подбирал с пола и рассматривал их, подслеповато щурясь и шевеля губами, потом откладывал.

Только теперь Рейхар обратил внимание на глазеющего на него незнакомого юнца лет двадцати. Рейхар кивнул мальчишке, и тот воспринял этот жест как приглашение: подошел к Киту и улыбнулся – открыто и очень приветливо. И очень неуместно.

– Меня зовут Виль, – сказал парень. – Я подмастерье у медника.

– Рейхар Китт, – представился мужчина. – Я еретик.

Мальчишка только рассмеялся. Рейхар в недоумении оглянулся на Улиу, словно желая спросить, что это за недоумок тут хохочет, когда сюда с минуты на минуту могут нагрянуть монахи, но тут же понял, где он слышал это имя. Виль-пророк, мальчишка не от мира сего. Он был вдохновителем ереси, его видения почитались за откровения. Рейхар заранее недолюбливал этого Виля – он не видел и не понимал разницы между откровениями этого полусумасшедшего и откровениями церковных святых. Одни бредят о величии и милосердии Господа, этот с той же убежденностью в истинности своего бреда вещает о том, что нет никакого церковного Господа, держащего Мир, есть лишь пустота.