С точки зрения чудовища - Ольга Эр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исабель поежилась.
– Папочка, зачем ты рассказал мне это все?
– Я не могу служить виконту, пока не поправлюсь. Я отпрашивался у него на пару дней, а прошло уже четыре. Я очень боюсь, что Винсент со злости решит прогнать меня, и я не смогу отправить тебя в город. Не смогу оставить денег на старость, когда не смогу больше работать в мастерской.
– Ты хочешь, чтобы я заменила тебя? – спросила Исабель.
Отец испуганно замахал руками.
– Нет, нет, что ты! Но я прошу тебя прийти туда и извиниться за меня, вместе с Ханной.
Исабель зябко повела плечами. Она всегда немного робела перед Ханной. Ее муж работал вышибалой в постоялом дворе, неподалеку от Малых Топей, их деревни. Огромный, молчаливый и… покорный перед женой, которая железной рукой держала и его, и пятерых детей, и хозяйство.
– Представляешь, – тут отец улыбнулся. – Наша суровая Ханна прогнала Арела от розария виконта и не пускает к нему. Кто бы мог подумать?
– Розарий? – глаза Исабель загорелись, и гончар с запозданием вспомнил, что розы – любимые цветы девушки. Как-то раз, в детстве, мама рассказала Исабель историю про Королеву Роз. История была грустной, страшноватой и странной, но Исабель так полюбила ее, что решила пересказать другим детям. Правда, те, не поняв, о чем толкует странная девчонка, закидали ее грязью. Именно в тот день покойная мать Исабель стала учить ее играть на скрипке – напоминании о своей не столь давней бродячей юности.
– Не волнуйся, я все сделаю, папа, – Исабель положила руку на руку гончара. – Я попрошу виконта не злиться на то, что ты заболел. Надеюсь, у него осталось еще в сердце доброта и сострадание?
– Не уверен, – пробормотал гончар. И лег, укутавшись в одеяло.
– Теперь, когда я рассказал тебе все, мне стало намного легче. Главное – держись рядом с Ханной, – попросил он.
– Я понимаю, отец. Но ты сам сказал, что виконт никогда, никого ни к чему не принуждал. Я думаю, что мне ничего не грозит, – улыбнулась Исабель.
– Пойду, смешаю, наконец, твое лекарство, – сказала девушка и поцеловала отца в лоб.
– Люди меняются, дорогая. Особенно, обреченные люди, – прошептал гончар дочери в спину.
Подойдя к столу, Исабель взяла с него расписанный цветами кувшин.
– Розарий, – произнесла она нараспев. – Розарий, где цветет королевская роза, и в сердце ее живет прекраснейшая из фей. И если загадать ей желание – то оно непременно сбудется. И мама снова сможет учить меня играть на скрипке.
Глава 2
Мелеха нет уже пять дней – и это меня раздражает. Мелех, конечно, не чета Марелу, тот умел слушать и знал, что и когда можно и нужно сказать. Марел служил мне еще в Больших Ключах. Точнее, сначала был на побегушках по самой черновой работе. А потом я заметил, что он всегда держит язык за зубами, умеет слушать и от него можно не ждать сплетен за спиной. И сделал его своим камердинером. Ох как хохотал дядюшка. Щенок прислуживает щенку, так он говорил. Да и наплевать. Мы вместе перебрались в Лозу, а через пару лет Марел женился. Я подарил ему золотой на свадьбу, правда, этот олух его аккурат перед свадебной ночью и посеял.
Я думаю, что Марел по-своему любил меня. Во всяком случае, я всегда чувствовал, что жалование, установленное мной, лишь вторая причина, почему Марел день за днем терпел мои нытье и жалобы.
Мелех другой. Он честный малый, но я вижу, что пугаю его. И все же, он напоминает мне своего отца – это достаточная причина, чтобы терпеть его взгляд.
О, у Мелеха такой взгляд, как будто я побитый щенок, которого пришлось взять в дом, и он пачкает все лапами, опрокидывает тарелки, грызет вещи, но покалеченного жаль выставлять вон. И приходится, стиснув зубы, мириться. Вытирать лужи, тыкать носом в миску и оттаскивать от свежих коровьих лепешек на дороге.
От Ханны я знаю, что Мелех совсем расхворался и меня странным образом задевает, что он не попросил передать мне ни словечка.
Помню, когда Марел отпросился на несколько дней, провести время с новорожденным Мелехом, он каждый день передавал мне несколько простых сообщений, написанных корявыми буквами на клочках бумаги. Между прочим, я сам научил его писать и считать.
– Детские пятки очень смешные, господин.
– Не забудьте, что настойка перед сном дает вам спокойствия, господин.
– Не советую сегодня выходить в парк – говорят, будет сильный ливень.
– Господин, можно я скажу, что вы захворали, и я должен быть при вас неотлучно, даже ночью? Мелех плачет без перерыва, и мне кажется, я скоро глохну.
Боги, как же мало я ценил эту трогательную заботу…
Солнце давно встало, день, как любит говорить Ханна, свеж и пригож, но я полон злости. Злости на себя и на всех вокруг.
Я иду к Висконти, срываю розу и давлю ее каблуком сапога. Когда красные лепестки превращаются в кашицу и красота обезврежена, я успокоено выдыхаю.
По сравнению со мной – все тлен.
Позади раздается тихий кашель. Ленно, долговязый внук дворецкого Поля, переминается с ноги на ногу. Рыжие волосы торчат в стороны как иголки у ежа, веснушчатый нос то и дело шмыгает. Остается удивляться, как при такой неординарной внешности и незамутненных воспитанием манерах, он умудряется постоянно путаться с деревенскими девицами. Возможно, все дело в улыбке? Да и вообще, он добрый малый.
– Господин, там пришла Ханна и…– тут Ленно округляет глаза как филин. – И какая-то девушка.
В первый момент я с трудом сдерживаю желание дать Ленно по шее.
– Ты что, мой ликер стащил из кабинета? – сдвигаю я брови, и запоздало вспоминаю, что Ленно, чей вечно пьяный отец кончил свои дни напившись и скатившись с крыши амбара, алкоголь на дух не переносит.
– Нет, господин, там правда девушка, – бормочет паренек.
Я огибаю его и быстрым шагом иду к дому, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Ханна, величавая и монументальная, стоит у заднего входа на кухню, скрестив руки на груди.
У Ханны пятеро детей и муж-вышибала, страшно ревнующий жену ко всем, к кому только можно, но пасующий перед жалованием, которое плачу я. Меня он не боится. Я прошу не рассказывать мой секрет тем членам семьи, которые
