Дурка - Гектор Шульц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, Арина Андреевна.
– Надеюсь. Жора, – она посмотрела на грузина, – пусть первую неделю-две один не ходит. Или с тобой или со Степой. Ну и с остальными познакомь, пусть обживается. Свободны.
– Пошли, Вано, – поторопил меня Георгий и буквально вытолкал из кабинета. Я с трудом сдержал улыбку. Грузин определенно боялся заведующей. Да так сильно, что даже этого не скрывал.
– Суровая женщина, – честно признался я, пока Георгий возился с ключами.
– У суровых женщин пизда между ног, – понизив голос, ответил грузин. – А у нее хуй, Вано. Пошли, отделение наше покажу.
– А ты всегда здесь или… ох, блядь, – поморщился я, когда Георгий открыл дверь, ведущую в отделение. В нос ударил резкий запах мочи, говна и пота, а вместе с ними на уши обрушился монотонный гул, прерываемый вскриками или безумным смехом.
– Добро пожаловать, – усмехнулся Георгий, правда улыбку, как ветром сдуло, когда к нам приблизился странный мужчина. Он оскалился, заставив меня попятиться, и зашипел. Зубов у мужчины почти не было. Остались только желтые резцы, что придавало его оскалу эффектности. Однако грузина это не смутило. Он нахмурился и влепил шипящему затрещину, после чего рявкнул. – А, ну, пшел нахуй! Шэни дэда мовткан (твою маму ебал).
– Чего это он шипит? – настороженно спросил я, когда мужчина убежал вперед по коридору и скрылся в одной из палат.
– Вампир он, – ответил Георгий и, вздохнув, добавил. – Гамоклевебули (охуевший).
– Вампир?
– Ага. Так, смотри. Там, – грузин указал толстым пальцем вдаль, куда сбежал шипящий, – наблюдательные палаты. Где особо буйные и новенькие сидят. С ними всегда двое санитаров и сестричка. За дверью в конце коридора экспертное отделение.
– А ближе к выходу те, кто почти готов к выписке? – уточнил я. Георгий расплылся в улыбке и похлопал меня ладонью по спине.
– Молодец, Вано. Быстро схватываешь. С народом познакомишься. Тут, как ебанашки есть, так и смирные, – Георгий снова замолчал, когда из третьей палаты выплыл худенький парнишка с блаженной улыбкой. Я сразу отметил, что волосы на его голове растут странно. В одном месте зияла солидная проплешина, словно пареньку на голову капнули кислотой. Он подошел ближе к грузину и, сморщившись, громко перданул, заставив меня улыбнуться. Ему Георгий тоже отвесил оплеуху. Голова паренька дернулась и он, рассмеявшись, показал мне язык. Грузин в ответ показал ему кулак. – Иди, дорогой, иди. Не доводи до греха.
– Да, уж, – вздохнул я.
– Привыкнешь, Вано, – пожал плечами Георгий, задумчиво смотря вслед пареньку, который выдал еще один рокочущий залп. – Это Ветерок. Он спокойный. Пердит только, как сука.
– Ветерок? Хм, понятно.
– Ага, – кивнул грузин, идя со мной по коридору. Иногда он останавливался и заглядывал в одну из палат, изредка кого-нибудь одергивал, после чего шел дальше. – Ветерок у нас стихи читает. Такие, что ажно душу выворачивает.
– Да тут книгу написать можно, – буркнул я, заставив Георгия рассмеяться. – Столько персонажей.
– Пиши, дорогой. Иногда тут делать нехуй, так чего б и не писать, если хочется. А порой присесть некогда, – вздохнул он и, остановившись, развернул меня в сторону дверного проема, за которым обнаружились четыре ржавых чаши Генуя вместо привычных унитазов. – Туалет. Моем мы, но можно и коней привлекать. За сигарету они его языком своим вылижут.
– Вижу, – кивнул я, смотря, как тощий старичок, стоя на коленях, натирает пол мокрой тряпкой. Его не смущал даже срущий рядом с ним толстяк, чья рожа раскраснелась так сильно, что я невольно испугался, а не лопнет ли он. Туалет был затянут сигаретным дымом и в нем, не обращая ни на кого внимания, курили около семи человек. И лишь мощная вытяжка, гудящая в углу окна, не давала дыму расползтись по коридору отделения.
– Жора, – к нам подошла некрасивая, измученная женщина в белом халате и прикоснулась к плечу Георгия. – Иванов опять в кровать насрал. Твой черед убирать.
– Пидорас проклятый, – ругнулся Георгий, закатывая рукава. Он прочистил горло и рявкнул так, что у меня уши заложило. – Рома! Если я тебя найду, я из тебя все потраченные часы жизни выебу, мамой клянусь.
– Новенький? – тихо спросила женщина, смотря на меня. Когда я кивнул, она улыбнулась и протянула сухую ладошку. – Галя.
– Ваня. Вы врач?
– Санитарка, – мотнула она головой, провожая взглядом Георгия. – И давай на «ты».
– Да, давай. Георгий мне сказал, что нужно одежду получить.
– Пошли, провожу. Заодно воздухом подышу. От этой вони уже голова кружится, – вздохнула Галя. – Жора, я новенького с собой забрала.
– Рома, чтоб мой хуй был в твоей семье ложкой, лучше вылезай! – не обратил на неё внимания Георгий. Галя покачала головой и легонько пихнула меня кулачком в плечо.
– Пошли. Жора не успокоится, пока не найдет его.
– Это я уже понял, – кивнул я и, поправив за спиной рюкзак, отправился за Галей. Однако, мгновением спустя, в спину что-то шлепнулось, а в воздухе разлилась едкая вонь. Развернувшись, я увидел стоящего в отдалении безобразного мужика с всклокоченными черными волосами, а у моих ног темнела свежая куча говна. Галю это не удивило. Она с ловкостью фокусника вытащила из кармана влажную тряпку и протянула мне. Из глубин палаты послышался рык Георгия, который повалил мужика на пол, придавил его коленом и саданул кулаком по затылку. Однако больной не заорал. Лишь безумно рассмеялся и покрыл санитара такой руганью, что у меня уши плесенью покрыли. Грузин в ответ заломил тому руки, заставив мужика взвыть от боли. – Галь, а разве с больными так можно?
– У тебя рюкзак в говне, – меланхолично буркнула Галя, смотря, как грузин вдавливает больного в пол. Мой вопрос она проигнорировала. – Но лучше сразу с Ромкой познакомиться. Теперь будешь внимательнее. Пойдем.
Я не ответил. Молча вернул ей тряпку и поплелся следом.
Получив форму и расписавшись за нее у кастелянши, я вышел на крыльцо больницы, достал сигареты и закурил. На душе было погано и настроение портил не только тот факт, что в меня запустили говном, но и то, что мне предстояло отработать здесь два с лишним года. Может отец был прав и стоило пойти в армию?
Однако я отмахнулся от этих мыслей, улыбнулся стоящей рядом Гале, которая курила «Приму» без фильтра и задумчиво смотрела на внутренний двор больницы. В её мутно-голубых глазах не было ничего. Ни боли, ни разочарования, ни радости. Только серая тоска. Такая же серая, как и вонючий дым, растворяющийся в прохладном воздухе.
– Увидимся, – обронила она и, похлопав
