Добрый вечер - Алексей Комов

Преступника, или, по крайней мере, одни из них, знали этот район, эту дорожку, и когда на ней можно встретить людей, а когда – нет. Учитывая возраст новостроек, это был в определенной мере след, пусть и психологический, зато довольно свежий. Действовали люди с расчетом и умом, предусматривая мелочи и разработав пути отступления.

Вот здесь Разин заполз в кусты, вон труба и бетонный блок. Так, а где же лежал раненый? Литвин прикинул. Найдя место, припомнил фотографии и определил откуда примерно стреляли. Получалось, с расстояния шагов в 20–22. Все четко. Преступник и его жертва были на практически прямом отрезке дорожки. Куда же могла деться пуля?

Походив еще, Георгий нашел следы работы эксперта. Там ковыряли ствол старого тополя, вот тут сломаны кусты… Да, ребята искали добросовестно.

Литвин достал из пачка сигарету, прикрыл от дождя огонек зажигалки, прикурил. Тут же на сигарету ушла капля. Табак затяжелел, стал плохо тянуться. Пришлось выбросить. Машинально проследив взглядом за брошенным окурком, Литвин вдруг насторожился. Какая странная траектория. Сначала окурок, отброшенный щелчком, полетел прямо, потом, словно споткнулся и вильнул в сторону, необъяснимым образом чуть подпрыгнул и лишь после этого упал. Глядя, как тонкая бумага набухает коричневой влагой и начинает расползаться, он вспомнил рассказ Астахова об одном странном случае, когда пулю, ранившую человека в правое плечо, обнаружили у него в левом рукаве. Никто не может предугадать, как поведет себя пуля, уже потерявшая свою кинетическую энергию при встрече с препятствием. Но какое препятствие было у нее в данном случае? Брюки! Штанина Декапота!

Литвин быстро прошел на место, где лежал Силаев, и начал осматриваться. А что, если пуля действительно ушла под углом вверх?.. Да и характер раны немного под углом. Такое впечатление, что стреляли не с вытянутой руки, и от кармана – снизу вверх.

На морось с неба он уже не обращал внимания. Ребятам, проводившим осмотр, не очень повезло – темнота, грязь, любопытные. Правда, в косом свете сильных прожекторов дежурного автомобиля можно найти много такого, чего не увидишь и при солнце. Но день – есть день. Даже с дождем.

Стоя на месте падения раненого, Литвин медленно поворачивался из стороны в сторону, напряженно выискивая то, что может подтвердить правильность его версии. Наконец, его внимание привлекла свежая царапина на толстой ветке низкорослого кустарника. Промытая от грязи дождем, она шла стрелочкой, как раз немного снизу вверх. Георгий прикинул. Да, пуля могла задеть куст, если его идея верна. Но куда она делась потом? Он подошел к кусту, примерился к царапине. По ее направлению чуть в стороне лежали бетонные трубы. Может, коллектор канализации, а может еще что. Литвин мысленно провел черту от царапины к трубам и шагнул в грязь.

Поначалу Георгий ковырял грязь палочкой, но потом понял, что так он ничего не найдет. Упорно шаря красными, промерзшими руками, стал прощупывать каждый комочек глинистой почвы под трубой. Наградой этому был маленький бесформенный кусочек металла, который минут через пятнадцать лежал у него на ладони.

Пуля? Кто же ее знает? В этом комочке трудно что-либо узнать. Литвин бережно прополоскал свою находку в луже и завернул ее в листок из блокнота.

На шестом этаже Петровки располагается научно-технический отдел.

Именно здесь был человек, который мог помочь Литвину. Витя Токарев, по прозвищу «Доктор», веселый крепыш, с остатками некогда буйной шевелюры известный, как автор юмористических рассказов. На самом деле, доктором Виктор не был. Прозвище он получил за то, что окончил в свое время фармацевтический факультет медицинского института. Но поработать в аптеке ему так и не пришлось. Астахов, всегда высоко ценивший Витино доброе расположение духа и чувство юмора, говорил, что фармакология много потеряла в лице Токарева, зато еще больше приобрела криминалистика.

Литвин застал «Доктора» за странным занятием. Поворачивая эксикатор, он пристально вглядывался сквозь матовое стекло внутрь этой большой кастрюли с притертой крышкой. За стеклом смутно угадывался вытянутый силуэт какого-то предмета.

– Ты чего? Занялся вивисекцией?

– О!.. Георгий Константинович! – засмеялся Виктор. – Привет. Присаживайся…

Литвин настороженно покосился на колбочки и скляночки, какие-то шипящие агрегаты из стекла в вытяжном шкафу и осторожно сел подальше от них, спрятав вод стул ноги в грязных сапогах. В центре, по закону подлости, дождя не было и по дороге все глазели на него, а чистильщики обуви в ваше время – явление редкое, почти уникальное.

– Вивисекция – это порождение западного пессимизма, – радостно сообщил «Доктор», – а я занимаюсь реанимацией! И не для дяди, а рада наших кровных интересов! Понял?

– Не совсем, – честно признался Литвин, доставая сигарету. «Доктор» нетерпеливо пошевелил пальцами над пачкой и Литвин угостил и его. Пыхнув голубым дымом, «Доктор» продолжил:

– Все просто… Как это… как яйцо! Во!.. Если пищевой продукт, присланный на экспертизу сильно подсох, наливаешь немного воды в эксикатор, и – туда его родимого. Полежит маненько и обретает нормальную влажность… Извини, у меня кипит… – Он, не глядя, кинул сигарету в крышку чашки Петри, приспособленную под пепельницу, и подскочил к вытяжному шкафу. Литвин с интересом наблюдал, как он, что-то приговаривая себе под нос, ловко расправлялся с колбами и шлангами.

«Сейчас бы еще черного кота, закопченную посуду, блики пламени и – готовый алхимик», – подумалось Литвину, Химии он не звал, и отчасти лаборатория представлялась ему дьявольской кухней, «Доктор» вернулся к столу довольным.

– Согнал, наконец.

– Кого?

– Краситель… Из ОБХСС здесь работенку прислали. Никак не хотел сходить, собака. С полиамидов вообще трудно сгонять, тем более, с импортных. Гниют там, на западе, а красят крепко… Да и я не промах, – он прикурил у Литвина, потыкав своей сигаретой в его, – вот, согнал, теперь легче будет.

– Мне бы твои заботы.

– Не судите опрометчиво, – засмеялся «Доктор», – Ты чего пришел? Я тебе сразу скажу: у меня экспертиз – во!.. – он провел ребром ладони по горлу.

– Не погуби, «Доктор»! Очень надо. Глянь, может, поможешь?

Литвин достал свой пакетик. «Доктор» махнул рукой, дескать, Бог вам судья, и взял сверток. Он быстро промыл комочек металла в какой-то остро пахнущей жидкости, промокнул фильтровальной бумагой и, – бросив Литвину «Я сейчас», убежал. Вернулся он скоро.

– На, получай свою игрушку, – сказал он довольно, – Точно не скажу, из чего выпустили, но, что это револьверная пуля, могу ручаться. Правда, старого производства. Сейчас уже таких не делают.

– Спасибо.

– Кипиани спасибо скажешь… Я оружием практически не занимаюсь. Что сказал Прутков? «Нельзя объять необъятное!» Ты лучше давай скорее ту игрушку ищи, из которой стреляли. Вот тогда я тебе рад помочь. Например, могу газохроматографический анализ сделать. Попробую доказать, что именно из этого ствола пулька летела.

– А пока пульку ты официально на экспертизу отправь. Я с Витей Калитко поговорю. Из уважения к вашей фирме побыстрее заключение дадим.

– Спасибо… – еще раз поблагодарил Литвин, снимая с вешалки уже просохший плащ.

…А назавтра наступило лето. Правда, воздух бил еще прохладный, но с самого утра небо очистилось, словно всю ночь там работали дворники. Они смели темные, грязные, как мартовские сугробы, облака. И солнце, забыв про вчерашнюю сдержанность и холодную суровость, засветило во всю силу. Стало тепло, легко и празднично. В такие дни хочется дарить подарки, очаровывать самых красивых женщин, делать то, что сделать невозможно.

Литвин тоже хотел бы очаровывать красивых женщин. Тем более, на прошлой неделе он познакомился на дне рождения своего приятеля с интересной девушкой. Вчера, по телефону она сказала, что сегодня у нее свободный вечер.

Прекрасно. Он тоже надеется освободиться пораньше.

Осталось одно важное дело. Обязательно нужно съездить в Силаеву. Встреча с ним была заранее Георгием запланирована, а раз что-то намечено – переносить нельзя.

По случаю тепла, на прогулку было разрешено выйти всем ходячим больным. И вот, они тщательно закутанные в пальто, куртки с выглядывающими из-под них казенным халатом, бродили тихими группами по аллеям старого парка еще голыми деревьями, или сидели на просохших лавочках, предусмотрительно постелив газетки.

Вячеслава Ионовича Литвин нашел быстро. Тот гулял один, не прибиваясь ни к одной компании и осторожно обходя группки любителей «козла» и тихих, но не менее азартных, шахматных поединков.

Его тугие щеки несколько пообвисли, как у строго бульдога, гордый кругленький животик исчез, а в глазах-пуговках затаилась глухая тревога.

Проходя по аллейке, Силаев мельком взглянул на Литвина и захромал дальше, опираясь на солидную трость с затейливым набалдашником.