Тысяча женихов и невест - Сергей Григорьев

- Матушка! Я должен повиноваться, если таков есть приказ. Но вы... вы, матушка, поступили жестоко и несправедливо!

- Полно, придержи-ка свой язык, сударь, да ступай с богом. А то еще наговоришь дерзостей матери и станешь потом каяться. Поверь мне, я избрала для нее и для тебя лучшую участь. Наконец-то решились вымести из Москвы сор, а то где скандал или крик, кто скандалит - "царские дети"! Ступай. Я велела для тебя заложить дрожки. Возьми-ка - вот приказ о твоем аресте, да и отдай сам коменданту.

Друцкой принял из рук матери пакет, запечатанный большой гербовой печатью генерал-губернатора, и, поникнув головой, вышел от матери.

Накинув плащ поверх флигель-адъютантского мундира, Друцкой сел на дрожки и крикнул:

- Пошел!

Рысак бешено схватился с места. Кучер знал любовь молодого князя к лихой езде. Повернув по бульвару, дрожки, не сдавая хода, взлетели в гору и помчались вдоль липовых аллей.

За Никитскими воротами Друцкой вдруг увидел впереди, что по мостовой меж двух драгунов с обнаженными саблями идет, спотыкаясь, Лейла. Внезапно решение возникло в голове офицера.

- Стой! - закричал Друцкой голосом команды, когда дрожки сравнялись с конвоем Лейлы.

В одно и то же мгновение кучер с маху осадил рысака; он, храпя, сел на задние копыта, высекая искры из-под подков.

Остановился и конвой. Лейла взглянула в лицо Друцкого - офицер прочитал во взоре Лейлы гнев и презрение.

Друцкой усмехнулся и, распахнув плащ, показал драгунам флигель-адъютантский аксельбант.

- Давай сюда приказ обер-полицмейстера! - строго крикнул Друцкой, увидя пакет за обшлагом одного из конвоиров. - Видишь, у меня приказ генерал-губернатора - доставить арестантку тотчас на Тверскую гауптвахту.

Друцкой показал драгуну именную генерал-губернаторскую печать на своем пакете и дал прочесть адрес на пакете: "Его высокородию господину коменданту Тверской гауптвахты. Весьма спешное".

Старший конвоир отдал свой пакет Друцкому и вложил саблю в ножны. Друцкой схватил девушку и, посадив на дрожки перед собой, прикрыл полой плаща.

Драгун откозырял Друцкому.

- На Ямское поле! - приказал кучеру Друцкой. - К Андрею!

Обгоняя тяжелые дорожные экипажи, в облаке едкой горячей пыли дрожки мчались по Тверской-Ямской. Обнимая Лейлу, Друцкой напрасно думал разбудить в ней тепло приязни. Девушка была суха и холодна и ни одним движением, ни одним взглядом не выразила благодарности.

Дрожки остановились перед довольно большим деревянным домом, скрытым за густой зеленью палисадника. Окна дома были наглухо закрыты ставнями.

На громкий стук кольцом щеколды калитка приоткрылась, и из нее выглянул старый цыган в шапке седых кудрей. Он кинулся целовать Друцкого в плечо, приговаривая:

- Ох! Негаданная радость! Входи, входи, дорогой князенька... Да с кем же ты это? Да не в пору. Вся артель моя еще спит.

- Сейчас объясню, Андрей!

Цыган впустил Друцкого и безмолвную Лейлу во двор и тотчас задвинул калитку воротным засовом. Со двора, накрытого густой тенью лип, цыган ввел гостей в дом, где от закрытых ставней был прохладный сумрак. Сразу нельзя было разглядеть убранство комнат. Друцкой шел покоями уверенно, а Лейла со свету не видела ничего, только чуяла под ногой толстый мягкий ковер да ударял в нос терпкий запах старого табачного дыма и пролитого вина. Друцкой усадил Лейлу на широкий диван, а сам в поспешных, путаных выражениях рассказал цыгану о Лейле и начал просить, чтобы цыган дал у себя девушке приют на несколько ночей.

- Ты знаешь, князь, что я один не волен согласиться. Что скажет артель, то сделаю и я.

- Смотри, Андрей, она совсем цыганка. Наряди ее, и никто не отличит ее от ваших. Она умеет плясать и, наверное, поет...

Цыган внимательно разглядывал привычными к сумраку глазами сидящую Лейлу, усмехнулся и покачал головой:

- Ты еще мало знаешь наших женщин, князь, если говоришь, что это цыганка. Она совсем другого рода - может быть, древнее зори...* Что ж делать: останься, девушка, у нас, если у тебя нет другого приюта. Это я делаю только для князя - он мне друг.

_______________

* З о р я - цыгане.

Лейла сидела молча. Друцкой взял ее за руку.

- Милая Лейла, - сказал он, - поверь мне, что я сделаю все, чтобы к лучшему устроить твою судьбу. А пока прощай!

Девушка не ответила Друцкому. Он выпустил ее руку, смущенный; рука упала на колени Лейлы, словно мертвая.

Старый цыган проводил Друцкого до ворот и, выпроводив его, тут же снова запер калитку. Выйдя на волю, Друцкой огляделся. Улица, заросшая травой, была пуста. В большей части домов окна, прикрытые ставнями, придавали улице такой вид, будто не к вечеру склонялся день, а было раннее утро. Вскочив на дрожки, Друцкой приказал кучеру везти себя на Тверскую гауптвахту.