Третье новое поселение имени Сууваренена - Станислав Соловьев

"Новопоселенцы" знали, что наместник раньше был старшим офицером, и выражал несогласия с военной реформой. Армию разделили по провинциям, а провинциальные гарнизоны - по городам. Это раздражало офицеров главного штаба, и многие их них лишились званий. Неизвестно, был ли Асеби в числе противников реформы или просто вовремя не донес на оппозиционеров, но его сослали. Теперь он пил в одиночестве букнерекскую "сухую воду": капитан Буле избегал его общества - он подчинялся военному министерству. Солдаты скучали: кто-то пил, кто-то в тайне жевал гесеби. В "новом поселении" случались пьяные драки и изнасилования сосланных. Тогда люди Министерства порядка слали доносы в столицу. По доносам приезжали хмурые столичные инспектора. Начиналась свара между "крысами" и военными. В конечном итоге, военные всегда проигрывали: виновного в изнасиловании, зачинщика драки или пристрастившегося к наркотику арестовывали работники Министерства порядка. На место провинившихся присылали новых солдат. По слухам, - после таких событий ходили именно такие слухи, провинившихся отправляли в "новые поселения" или служить в штрафные части: в зависимости от тяжести проступка. Тусеми не верил в то, что провинившихся солдат ссылают в "новые поселения". Но жизнь его переубедила.

Однажды к ним в очередной партии сосланных прибыл молодой человек, оказавшийся разжалованным младшим офицером. Он служил в "пятом новом поселении" (где оно находилось никто не знал, в том числе и сам сосланный). В одной из драк он выбил глаз работнику Министерства порядка и сразу же после этого лишился звания. По доносу приехал столичный инспектор. Он весь вечер о чем-то беседовал с начальником отделения Министерства порядка: его звали Месеми, и он имел чин старшего районного инспектора. На следующий день столичный инспектор, опухший от выпитой "сухой воды", объявил проштрафившемуся офицеру, что он лишен офицерского звания, переведен в рядовые и для доследования должен прибыть с ним, столичным инспектором, в следственный отдел Министерства. Разжалованного офицера под конвоем доставили в столицу, где он предстал перед тремя членами следственной комиссии Министерства по дисциплинарным взысканиям. Одним из членов комиссии оказался некий господин Бессе, который, одновременно, состоял старшим инспектором в отделе по борьбе с государственными преступлениями. Это обстоятельство фактически определило ход следствия. Разжалованный офицер отказался признать, что работник Министерства был избит им за попытку выявить "врагов Сплочения" среди армейского гарнизона, каким, вероятно, был и сам подследственный. Работник Министерства был побит из-за скотского характера - подследственный отрицал какие-либо другие причины своего поступка. Бессе счел это "преступным сопротивлением, оказанным следствию" и передал следствие в руки отдела по борьбе с государственными преступлениями. Затем ему припомнили недовольные высказывания насчет военной реформы и "новых поселений". В течение месяца его морили голодом, избивали в следственных камерах Министерства и без перерывов допрашивали. Его обвиняли в агитации, направленной против Сплочения; в участии в преступном тайном союзе офицеров, замышляющих мятеж; в оскорблении Его Величества; в измене присяге; в казнокрадстве и взяточничестве; в шпионаже на пользу Букнерека. Он сопротивлялся, как только мог - в ином случае его бы казнили. Он признал себя виновным только в сомнениях в целесообразности Великого Сплочения. Работникам Министерства не удалось полностью сломить его, и он был отправлен в пожизненную ссылку...

"Новопоселенцы" были удивлены после рассказов бывшего младшего офицера: нашлись такие, кто не поверил ему и заподозрил в нем провокатора. На следующий день ссыльного сильно побили работники Министерства порядка. Они потребовали, чтобы ссыльный сам выколол себе глаз, как он это сделал с их товарищем. Ссыльный отказался. Ночью охранники его вытащили из барака, приволокли в свою казарму и били по лицу дубинками. Он лишился зрения и попал в лазарет. Когда ссыльный вышел из лазарета, люди старались обходить его стороной: теперь они верили его рассказам, и боялись мести "крыс"...

Труднее всего Тусеми, как и другие лоймены, переносил "час Сплочения". Каждый день, независимо от погоды и усталости людей, после работы, все "добровольные поселенцы" сгонялись охранниками на площадь - она так и называлась в "новых поселениях": Площадь Сплочения. К стене окружающих зданий (главным образом это были здания администрации и длинные казармы) выносились огромные портреты правителя. "Новопоселенцы" строились в тесные колонны и по команде начинали ходить кругом. В центре этого круга находился работник Министерства порядка: его звали Ваалсе, и он носил звание "инструктора по Сплочению". Инструктор равномерно выкрикивал лозунги Сплочения и "новопоселенцы" должны были громко повторять их, смотря на портреты правителя. Обычно, Ваалсе выкрикивал лозунги два-три раза, а потом просто следил за людьми - стоял в центре круга с самодовольным видом: "новопоселенцы" как заведенные выкрикивали лозунги и маршировали по площади. За "радостным воодушевлением" смертельно уставших людей следил не только Ваалсе, но и многочисленные охранники, расположившиеся вокруг площади.

Это повторялось каждый день. Каждый день, после тяжелой и монотонной работы, голодные "новопоселенцы" "сплачивались" на площади. Они строились и начинали ходить по кругу, громко повторяя уже заученные наизусть лозунги Сплочения. Они кричали как больные животные, смотря на портреты правителя, и через какое-то время им начинало казаться, что этот большой и сильный мужчина, с умным лицом и любящими глазами, поощрительно улыбается с портретов улыбается всем им широкой отеческой улыбкой. Тусеми старался кричать в тон с другими: те, кто кричали громче или тише остальных, тут же выводились из строя охранниками и наказывались ударами дубинок. Нужно было выкрикивать лозунги так, как это делают все - как одно целое. Необходимо было выкрикивать лозунги одновременно и шагать в ногу со всеми. Создавался чудовищный ритм, чему способствовал слаженный бой барабана инструктора Ваалсе: слова вырывались из сотен человеческих глоток в воздух, ноги с шумом опускались на пыльную землю, глаза видели любящую улыбку одного единственного человека, который в этот момент им заменял все - отца, брата, любимого, товарища, наставника, бога.

Над площадью равномерно звучали одни и те же лозунги. Обычно это были слова, вроде привычных: "Одна страна, один народ, один язык, один правитель!", "Засеем, освоим, обживем!", "Труд, любовь, повиновение!" или "Смерть предателям - псам Букнерека!" Иногда, когда в провинции становилось особенно плохо с продовольствием и товарами, "новопоселенцы" выкрикивали: "Накормим, обуем, оденем!"... Когда происходили длительные задержки с продовольственным обеспечением самого "нового поселения", люди бессмысленно повторяли по двадцать-тридцать раз: "Нет - голоду, да - радости!"...