Смотрящая в окно - Обухова Лена

– Для маньяков – никакого домашнего ареста, – отрезал Соболев. – Он общественно опасен, а также имеет средства и возможность покинуть страну, поэтому будет сидеть в СИЗО.

– Ты абсолютно уверен? – с нажимом переспросил Федоров. – Он не выйдет до семнадцатого марта?

– Скорее всего, и после семнадцатого тоже. А ты чего задергался-то?

Федоров вздохнул и сильнее сжал в руках сложенную трость.

– Семнадцатое марта не отменено, – чуть охрипшим от тщательно скрываемого волнения голосом сообщил он.

– В каком смысле? – недобро уточнил Соболев, хотя прекрасно понял, что собеседник имеет в виду.

– Ритуал, – предсказуемо пояснил Влад. – Его последний этап. Он все еще может произойти. То есть… скорее всего, произойдет.

– Не может, – отрезал Соболев. – И не произойдет. Олег Назаров сидит и будет сидеть. Я сказал! – добавил он, вспомнив известный эпизод из фильма.

– У него мог остаться сообщник на свободе, который закончит ритуал за него, – возразил Федоров. – Нурейтдинов тогда говорил, что это может быть целая секта.

– Нурейтдинов считает, что в любом случае убийства должен совершать кто-то один. Глава культа, если хочешь. Да и нет у нас оснований считать, что есть кто-то еще. Они действовали с Татьяной, да и ту он держал только потому, что она скрывала от него точное расположение активных точек. И как только он свистнул ее тетрадочку с записями, она стала ему не нужна. К тому же она собиралась сама совершить четвертое жертвоприношение, а это могло нарушить весь ритуал. Поэтому твой зять ее и грохнул.

– Думаешь?

Соболев картинно развел руками, хотя и этого собеседник не мог видеть.

– Так считает Нурейтдинов, наш великий консультант в области культов.

– Ты уверен в его правоте?

Соболев и хотел бы сказать: «Да!», но язык не повернулся. Если говорит откровенно, то он считал и самого Нурейтдинова, и весь его Институт исследования необъяснимого мутными. Нет, а как вообще воспринимать всерьез организацию, сотрудники которой чуть ли не в «Битве экстрасенсов» выступают? Да и все эти разговоры про магию, колдунов, демонов и тому подобное не внушали Соболеву доверия. Несмотря на все, что он за эти месяцы успел увидеть и узнать.

Но озвучивать свои сомнения ему тоже совершенно не хотелось, поэтому он предпочел ответить уклончиво:

– Слушай, все закончилось, поверь мне. Нет никаких следов третьего участника в этом деле. И уж тем более целого культа! И Назаров твой не выйдет. Уж до семнадцатого – сто процентов, чего бы там твой брат ни делал.

Он надеялся, что после этих слов Федорова отпустит, но тот продолжал сидеть все с тем же напряженным видом. Знай Соболев его чуть хуже, решил бы, что посетитель по-настоящему напуган.

– А если все уже запущено? – не унимался тот.

«Ты у меня запущенный, – подумал Соболев, вздыхая и подпирая голову рукой. – Крайне запущенный случай…»

– Что именно? – устало поинтересовался он вслух.

– Ну… какой-то магический механизм… Что, если семнадцатого марта уже не нужно жертвоприношение или оно необязательно? Что, если нечто все равно пробудится и случится что-то страшное?

– Прекрати себя накручивать! Влад, серьезно… – Соболев снова вздохнул, подбирая слова. – Ты просто не можешь отпустить ситуацию. И я тебя по-человечески понимаю. Охота за маньяком придавала смысл твоей жизни, от такого тяжело отказаться. Но все закончилось. Прими это. Переключись на что-нибудь. Найди другой смысл. Я не знаю… Вернись в свой холдинг, у вас там, как я вижу, вакансия открылась. Или женись на своей Юле, езжайте с ней в путешествие. Или попробуй применить свой дар к другим расследованиям. Вот, хочешь, поищи парня, который должен был приехать к семье на выходные из Москвы, но потерялся где-то по дороге. Или вот еще какой-то недоумок шлет нам письма с угрозами взорвать то бизнес-центр, то школу. Наверняка, еще что-нибудь придумает. Нам бы его взять по-быстрому, потому что в пятницу планируется какая-то серьезная сходка… в смысле, мероприятие у очень серьезных людей – бизнесменов, руководства области, и нам его пасти, а срочная эвакуация в этом случае окажется очень некстати. Хочешь что-нибудь из этого? Нет? Тогда не отвлекай меня от работы, пока у тебя не появится что-нибудь серьезнее опасений.

«Может, надо его как-то вывести из кабинета? – задался вопросом Соболев, глядя на слепого собеседника, который продолжал неподвижно сидеть напротив него. – Как еще намекнуть слепому, что ему пора?»

– Семнадцатое марта не отменено, – повторил Федоров угрюмо.

Его волнение стало еще более заметным, что в свою очередь начало нервировать Соболева. Этого парня он привык видеть или раздражающе спокойным, или просто недовольным. Страх – а теперь было уже бессмысленно отрицать, что это именно он, – Федорову не шел.

– Да с чего ты это взял?! Что может случиться семнадцатого марта?

– Я умру.

Слова прозвучали так просто и в то же время упали между ними тяжелым камнем, надолго погрузив кабинет в тягостное молчание. Соболев сверлил посетителя недоуменным взглядом, пытаясь понять: это такая неуместная шутка или Федоров совсем поехал крышей на нервной почве? Наверное, не стоило так наседать на него месяц назад, обвиняя в массовых убийствах…

– С чего ты…

– Смотритель предсказал, – теперь его голос зазвучал увереннее, как будто, сообщив о своей скорой гибели, Федоров освободился от страха. – Это произошло уже давно, еще в октябре, после тех убийств. Когда вы вычислили периодичность, стало понятно, что на семнадцатое марта придется шестой ритуал, то есть, как мы теперь понимаем, последний. Я подумал, если маньяка удастся остановить на пятом, то предсказание изменится. Но этого не произошло. Смотритель вновь пообещал мне смерть семнадцатого марта. Если ты уверен, что третьего сообщника нет и убийства не будет, значит, я не стану жертвой, как можно было предположить раньше. И что тогда остается? Возможно, нечто плохое произойдет не только со мной, а со всем городом? Или с его частью? Тогда логично предположить, что процесс, запущенный Олегом, уже не остановить. Нечто, чему он пытался открыть дверь, все равно… выйдет. Если мы это не остановим.

Как бы фантастично ни звучала версия, Соболев все равно почувствовал неприятный холодок, пробежавший вдоль позвоночника, словно кто-то провел по его спине ледяным пальцем. Но поверить в подобное он не мог. И не хотел себя заставлять.

– Влад, послушай, – теперь голос слегка охрип у него, – не забивай себе голову дурацкими предсказаниями. Тебе действительно нужно на что-нибудь переключиться. Или уехать на время. Правда. Так будет лучше прежде всего для тебя.

– Ты не слушаешь меня, – разочарованно вздохнул Влад, поднимаясь. – Ты никогда меня не слушал, хотя все, что я тебе говорил, рано или поздно подтверждалось. Что ж, придется искать решение самому.

Он резким, заметно раздраженным движением разложил трость, повернулся и немного неуверенно направился к двери. Соболев проводил его взглядом, хотя и почувствовал желание помочь слепому. Но он почему-то побоялся, что это будет выглядеть как признание им своей неправоты, а Федоров все равно прекрасно справился и без него.

Однако вернуться к работе Соболеву не дали. Едва за предыдущим посетителем закрылась дверь, как пожаловал следующий. На этот раз – девушка, сестра пропавшего в конце прошлой недели парня.

– У нас пока нет новостей, – сообщил Соболев сразу, едва они обменялись приветствиями. – Как только что-то появится…

– Я знаю! – нетерпеливо перебила девица. Вика, насколько он помнил. – Кое-что новое есть у меня.

Она на стул для посетителя садиться не стала, беспардонно обошла стол и встала рядом с креслом, в котором сидел оперативник. Игнорируя его недоуменный взгляд, потыкала в экран смартфона и протянула его Соболеву, демонстрируя какую-то фотографию.

– Вот, взгляните! Эти фотки мне переслал приятель Вадима. Брат отправил их ему в пятницу около шести вечера. Скорее всего, после этого он и пропал.