Контактер - Светлана Ягупова

С тоскливой брезгливостью смотрела на спящего. В своей немноголетней журналистской практике до сих пор сталкивалась лишь с надоями, яйценоскостью, пальметными садами. Не однажды думалось, что хорошо бы на время оторваться от навоза и приплодов, раскопать какое-нибудь потрясающее уголовное дело и выдать нечто громкое, сенсационное, чтобы за газетой с ее статьей стояла очередь у киосков. Однако такое в редакции выпадало лишь Майе Рубовой. Ее же уделом было не выходить за рамки сельского хозяйства.

И вот нечто ворвалось в дом, а она оказалась неподготовленной, растерялась.

Было что-то искусственное, нереальное в сложившейся обстановке, пришло сомнение - уж не разыгрывают ли ее? Вдруг парень сейчас вскочит, рассмеется и признается, что он коллега ее бывшего мужа, артиста драмтеатра Геннадия Кротова, и над ней подшутили, репетируя детективную пьесу?

Она мяла в пальцах потухшую сигарету и бестолково прокручивала дальнейшие действия. Вот подойдет к этому бродяжке, разбудит и вежливо скажет: иди, голубчик, домой. Здесь не вокзал, некогда любоваться тобою. Мне еще очерк надо заканчивать, чтобы получить гонорар и купить сыну ко дню рождения луноход.

На ее месте любой порядочный человек давно бы позвонил в милицию. Может, этот тип кого-нибудь прикокнул. С Надеждой посоветоваться, что ли? Высоколобая подруга хотя и максималистка, но рассуждает трезво, практично, без романтических заскоков, на которые лично она до сих пор падка.

Оглядываясь на парня, встала, потянулась к телефону на столе, чтобы вынести его в коридор, когда спящий вдруг открыл глаза и совсем не сонно, твердо сказал:

- А вот этого делать не следует. Чего боитесь? Я никого не убил.

С шумом поставила телефон на место, досадливо обернулась:

- Уснули, ну и спите на здоровье. Так нет же, еще и комментарии, что мне делать в собственном доме! Вовсе не в милицию звонить хотела, а подруге.

- Все равно не надо.

- А что надо?! - взорвалась Стеклова. Скопившееся наконец нашло выход. - Я спрашиваю вас, что надо?! - Она грохнула кулаком по столу. - У меня работа срочная, а вы развалились тут и дрыхнете.

- Могу уйти в другую комнату, - невозмутимо сказал, он, и Стеклова отметила, что в спокойствии это совсем иной человек, нежели тот, ворвавшийся без спроса.

Было в нем нечто, выдающее натуру грубую и опасную.

Он встал, хрустнул суставами, потягиваясь.

- Вы работайте, а я побуду там. Можно? - Не дожидаясь ее разрешения, ушел в детскую.

Она стояла ошеломленная, не двигаясь. Прислушивалась - не заскрипит ли под его телом диван? Нет. Равномерные шаги по комнате взад-вперед и вздохи.

- Не вздумайте никуда звонить, - не то посоветовал, не то приказал из детской. - Не такой я крокодил, каким представляете. Садитесь и пишите.

Она усмехнулась. Интересно, кто из ее коллег смог бы работать в подобных обстоятельствах? Даже плодовитая Майя Рубова, зуб проевшая на уголовщине, и та, наверное, запаниковала бы и уже нашла бы способ сообщить милиции о преступнике. Вот он, телефон, перед ней. Стоит набрать "02" и быстро сообщить свой адрес, этот тип даже не успеет войти, схватить трубку...

- Успокойтесь, - раздалось из детской.

Ишь ты, психолог. Впрочем, нетрудно догадаться, о чем она думает. Села за стол, сжала голову. В висках стучала боль. Сейчас бы самой прикорнуть.

Опять послышался вздох. Но это уже был вздох не просто усталого, а загнанного, припертого к стенке человека.

Одна часть его существа чутко прислушивалась к тому, что делается в гостиной, другая возвращала недавнюю явь.

Он плыл в толпе, и ноздри его нервно подрагивали, впитывая запахи духов, пота, мануфактуры, обуви, продуктов, глаза жадно вбирали многоцветье одежд, разнообразие лиц и взглядов. Долго он был лишен этого праздника, и сейчас волновала каждая деталь: новые марки машин, непривычный для глаза крой женских платьев, броские рисунки блуз, изящных форм сумочки. Как буянистый жеребец, выпущенный из душного стойла на вольный луг, он готов был, дурашливо взбрыкивая ногами, бежать неизвестно куда. Мысленно обнимал встречных девушек, скользил взглядом по дряблым лицам стариков, мужчин с нагловатым спортивным напором, так не вяжущимся с их женски яркими рубахами. Руки тянулись к взъерошенным вихрам мальчишек и нежным челочкам малышей. Чудилось, что все понимают его, хотя общее лицо толпы было равнодушным.

Вскоре его прибило к городскому парку, праздничному в свежей листве деревьев и кустарников. По аллеям горласто шныряла детвора, прогуливалась молодежь. Он купил эскимо и сел на скамью рядом с двумя смешливыми десятиклассницами. Они зубрили тригонометрические функции и вперемешку с синусами и косинусами склоняли имена молодых людей, попутно обсуждая одежду прохожих.

"Дяденька, вы капнули мороженым на брюки", - хихикнула одна из них, длиннолицая, с цепкими рыжими глазами.

Не сразу сообразил, к кому это относится, а поняв, спохватился, достал платок, привел себя в порядок и с досадой подумал: "Оказывается, ты уже дяденька для этих пигалиц". Это было открытием. Там, куда он попадал не однажды, время иллюзорно замораживалось. Считал, что впереди вся жизнь, но оказалось - худо-бедно, однако он жил, время шло, и его поезд не то чтобы умчался, но отбросил его на значительное расстояние от этих девчонок, которых по инерции все еще причислял к своим ровесницам. Грустно.

Он поднялся и пошел прочь от скамьи с выпускницами. Через пару шагов настроение вновь обрело прежнюю высоту, хотелось скакать на одной ноге, взлетать на качелях, целиться в корабли игрального автомата. И он позволил себе все, что хотел. Подцепил носком сандалия кусок красной черепицы, точно играя в классики, несколько раз подпрыгнул. Купил билет на качели, сел напротив десятилетнего мальчишки и стал восторженно взлетать и ухать с ним вниз. Не минул игрального автомата, где подбил два крейсера и подводную лодку. Съел еще одно мороженое с орехами, взял билет в кино. Его место оказалось рядом с девушкой в юбке-шотландке и белой блузке. Когда свет погас, он так облокотился на стул, что плечо коснулось девушкиного. Она не отодвинулась, и весь сеанс он просидел с дурманом в голове, удивляясь собственному нахальству и этому желанию близости женщины, в чем угадывал тягу быть рядом с той, для встречи с которой ему не хватало отваги.

После фильма, даже не взглянув на случайную соседку, так смирно просидевшую рядом весь сеанс, вновь понесся по городу. Жажда хлебнуть обновившейся за время его отсутствия жизни гнала вперед. Знал, что пора взяться за ум, пора ежедневно, как это делают все приличные люди, вставать по звонку будильника и шагать на работу, чтобы честным путем заработать кусок хлеба, но откладывал это решение со дня на день. Он владел многими ремеслами, мог бы устроиться электромонтером, слесарем, шофером, оператором котельной, умел тачать обувь, шить на швейной машине, сплавлять лес, рыть канавы, орудовать отбойным молотком в шахте. Но ни одна из этих работ не привлекала настолько, чтобы захотелось отдать ей всю жизнь. Главное, для чего он рожден, еще не было нащупано, открыто. Затянувшиеся поиски и приносили беду.