Огни в руинах - Роберт Шмидт

И мы убедились. Спустя неполные десять минут с момента, когда Завадский сказал свои слова, мы очутились у входа в тоннель, ведущий в сердце Бастиона. Вход располагался внутри здания старого, скорее всего, оставшегося еще от немцев склада гравия. Так, по крайней мере, мне казалось, хотя, следует признаться, понятие о подобных вещах у меня почти что нулевое.

Немного постояв, автобус въехал в громадное помещение, в котором располагались ленточные транспортеры и конусообразные кучи гравия - отсюда, наверное, и мои догадки. В помещении только три стенки были из кирпичей, четвертая была - сплошной камень. Именно в ней я и увидал круглый вход в тоннель диаметром добрых двенадцати метров. По обеим сторонам находились стальные массивные ворота, покрытые слоем камня или же субстанции, идеально его имитирующего. Когда автобус приблизился к черной пасти, ведущей в глубину горы, у меня появилась возможность присмотреться к воротам. При этом я отметил, что на конструкции более чем двухметровой толщины нанесен слой самого настоящего камня. Остроумно разработанный механизм сдвигал обе половинки ворот, подтягивая и герметизируя их на специальном вороте, а каменная накладка, разрезанная вдоль неровных, очень похожих на естественные, трещин, наверняка идеально маскировала вход. Я говорю "наверняка", поскольку эффекта их действия мне видеть было не дано, но, догадываюсь, вход должен был оставаться незамеченным для посторонних наблюдателей, появившихся здесь случайно или намеренно.

В тоннель мы въехали последними. Когда автобус остановился на единственном пока что свободном месте, и мы начали из него выходить, ворота со скрежетом начали сходиться, чтобы полностью перекрыть входное отверстие. Признаюсь, что в тот момент, видя, как известный мне мир, видимый еще из-за ворот, все больше и больше сужается, я почувствовал холодный пот на спине. Продолжалось это секунд тридцать, во время которых - это я хорошо заметил все замерли, молча наблюдая всю сцену. Только лишь грохот сомкнувшихся створок и шипение сжатого воздуха систем, герметизирующих штольню, вернули нас к реальности. Я поглядел на товарищей по путешествию. Завадский стоял неподалеку от меня и с упорством маньяка всматривался в циферблат часов, чтобы проверить, сколько же времени прошло с момента начала вторжения. И в этот самый миг мы почувствовали, как окружающая нас скала дрожит и колышется. Я глянул на Завадского, который оперся руками на автобус, пытаясь устоять на широко расставленных ногах. Мне подобное не удалось. Валяясь на каменном полу, я вслушивался в ужасающий скрежет каменных стен и в крики людей, бегущих в панике в следующие камеры или же ищущих спасения под автобусами. С арочного свода посыпалось несколько обломков. Лампы замерцали, но не погасли. Я почувствовал чью-то руку у себя на плече. Весь этот кошмар длился всего лишь десяток секунд.

- Все кончилось, пан капитан, - сказал поручик Завадский. - Въезд в Бастион находится с невидимой со стороны города стороны Шлензы. Весь объем горы защищает нас от результатов произошедшего в паре десятков километров атомного взрыва.

- Так это был... - Слова с трудом исходили из стиснутого ужасом горла.

- А вы что, слыхали когда-либо о землетрясениях силой более 5 баллов в нашем районе Европы? - ответил на это Завадский, помогая мне встать. - Эти варшавские идиоты никогда не верили в то, что мы им высылали. А теперь не будет даже куда высылать отчеты.

Все это произошло более двух лет тому назад. Именно столько времени мы провели во внутренностях святой горы Шлензы, ожидая возможности возврата на поверхность. Что произошло на верху, мы не знали. Одно было известно точно: ожидаемые командованием рапорты и приказы не поступили к нам ни по какому-либо из предусмотренных для кризисной ситуации путей. Сейсмический анализ показал, что в течение нескольких дней после нашего прибытия в Бастион на Земле случилось много чего. Если верить солдатам, обслуживающим специальное оборудование, было отмечено более восьми сотен сотрясений, непосредственной причиной которых, хотя и не обязательно, могли стать ядерные взрывы. Это, в свою очередь, могло означать, что известный нам мир прекратил свое существование, но нам пришлось подождать более двух лет, чтобы убедиться в этом наглядно.

Ровно через семьсот пятьдесят дней наши ученые посчитали, что уровень радиации на поверхности снизился настолько, что можно было произвести разведывательную вылазку, чтобы излучение не угрожало жизни непосредственно. Прежде чем поступил приказ о проведении подобной операции, прошло еще несколько десятков дней. Среди 2300 обитателей Бастиона были выбраны три подопытных кролика. Понятное дело, жребий пал на меня. Вторым участником вылазки был капитан Павел Завадский, бунтовщик из автобуса, с которым мне удалось подружиться - несмотря на усиленные старания майора Савицкого, никаких конкретных обвинений ему так и не выдвинули. Более того, правильность его аналитических выводов привела к тому, что его повысили в должности, после чего он очутился в числе доверенных советников генерала Валдоха, командующего Бастионом.

Своему с ним знакомству я мог благодарить назначение в эту миссию. Как мне кажется, именно Павел меня и назначил. Мы много раз говорили о том, как мне хотелось бы очутиться на поверхности в ходе подобной разведки. Я был врачом, но весь последний год провел за подготовкой рапортов и анализов радиологической обстановки на поверхности. Третьим человеком, назначенным для проведения операции, был незнакомый мне коммандос из воздушно-десантной части - водитель и специалист по куче оборудования, которое мы должны были забрать с собой. Майор Томаш Захватович, только это мы и знали из приказа. Встретили мы его только возле вездехода, на котором и должны были отправиться в разведку. Это был высокий и плечистый мужик, каким и следовало быть парашютисту. Со списком в руке он проверял, не хватает ли чего в куче выделенного нам барахла. Когда мы подошли, он небрежно ответил на приветствие.

- Захватович, - сказал он, как будто это должно было все объяснить. Мы представились точно так же лаконично и сложили свои вещи на задних сидениях выкрашенного в маскировочные пятна "хаммера". Когда-то машина должна была выполнять роль подвижного командного пункта, но теперь, после снятия большей части приборов, его посчитали самым подходящим транспортным средством для первой разведывательной вылазки. Впрочем, правильно - ведь это была самая лучшая подобного рода машина, которую мы имели в Бастионе. Майор проверку уже закончил, и генералы, которым было невтерпеж, и которые появились сейчас в застекленной галерейке - они никогда не рисковали могли наконец-то дать нам приказ об отправлении.